Ассоциативные и другие поля

Если хотя бы немного над этим задуматься, становится понятно, что слова в сознании и памяти человека не хранятся отдельно друг от друга, что они связаны разными, порой парадоксальными и противоречивыми, связями. Эти связи иногда нас подводят: каждому известны случаи оговорок или ошибок при речи на иностранном языке. И эти же связи являются специальным предметом научного исследования.

Ассоциативный эксперимент как метод исследования известен давно. И если раньше он использовался исключительно в психологии и психиатрии, то теперь он активно используется в разного рода лингвистических исследованиях (порой даже там, где он и не нужен). Он-то и лежит в основе ассоциативных полей и их изучения.

Как правило, под ассоциативным полем понимают довольно простую вещь. Если попросить несколько человек назвать первую пришедшую им в голову ассоциацию на какое-то слово, то вся совокупность всех ассоциаций и будет ассоциативным полем этого слова. А.А. Залевская примерно так и определяет ассоциативное поле: «…Полный набор ассоциативных реакций (или ассоциатов) к некоторому предъявляющемуся в эксперименте слову» [Залевская 2005: 68].

В самом выражении «ассоциативное поле» второе слово не случайно, и можно сравнить это поле с любым другим, известным науке.

Первое сходство ассоциативных полей, например, с электромагнитным полем состоит в том, что их нельзя подвести под одно определение с другими видами полей. Насколько я знаю, в физике не существует единого определения для «поля вообще», т.е. любого поля. Всегда необходимо уточнять, о каком поле идёт речь — об электромагнитном или, скажем, гравитационном. Так и в лингвистике: надо уточнять, говорим мы об ассоциативном или о функционально-семантическом поле. У них есть, конечно, общие свойства, но есть и такие, которые делают их существенно разными явлениями. Кстати, такой раздел языкознания, как полевая лингвистика, имеет мало общего с этими двумя и другими полями. Полевая лингвистика — это когда языковеды отправляются в сельские или вообще отдалённые от всяких столиц районы, деревни, кишлаки и изучают там говоры, диалекты, языки, а потом (уже в столицах) описывают их, сравнивают, преподают и т.д. А вот по?левый подход в языкознании — это как раз про то самое: когда некоторые явления в языке рассматриваются именно как поля — со всеми изложенными ниже признаками и характеристиками.

Второе сходство между физическими и лингвистическими полями состоит в том, что поле не имеет границ. Если у нас есть источник магнитного поля (магнит), то невозможно чётко определить, где заканчивается продуцируемое им поле и начинается, так сказать, не-поле — пространство без этого магнитного поля. И если мы установим некоторые границы поля на некотором расстоянии от источника, то более мощный прибор позволит зафиксировать поле на таком расстоянии, на котором раньше его как будто не было.

То же самое с вербальными ассоциациями. Если 100 человек дадут ассоциации на слово ДОМ, то мы получим, например, 50 ассоциаций родной, 25 ассоциаций большой, 10 — в деревне, 5 — крыша и ещё 10 слов, которые не будут повторяться, допустим, жилой, тепло, изба, строить, семья и т.д. Итак, у нас есть 90 повторяющихся ассоциаций и 10 неповторяющихся (далее везде стимул обозначен заглавными буквами, а реакции — строчным курсивом). Можно сказать, что вот эти-то 90 и есть ассоциативное поле, а остальные — это так, случайность. Или можно сказать, каковы границы между разными областями внутри этого поля. Но если на это же слово получить ещё 10 ассоциаций, то они совсем не равномерно распределятся между этими областями, — границы изменились. Количество ассоциаций расширилось на 10 единиц, а ассоциативное поле расширилось, скажем, всего на 7 единиц, потому что 3 слова повторились.

То же самое можно наблюдать, если попросить людей давать не одну, а, скажем, три ассоциации на слово. Например: ЛЮБОВЬ — вечная, прекрасная, зла; КЛЕТЧАТЫЙ — рюкзак, зонт, рубашка; ПЛАВАТЬ — вода, грести, шапочка. Каждая третья реакция здесь явно не случайна. Конечно, бывают случаи, когда вторая и третья реакция даны не на сам стимул, например: КРИЧАТЬ — громко, фильм ужасов, кровь; ОСТРЫЙ — перец, чили, красный; СОЗНАНИЕ — ум, думать, решать. Впрочем, во-первых, таких случаев намного меньше, чем первых, во-вторых, каждая третья реакция связана и со стимулом, но не напрямую, а через «промежуточное звено» — вторую реакцию. Так что её всё равно можно включать в ассоциативное поле. Ещё более показательны случаи, когда вторая реакция как бы «обгоняет» третью: ОСТРЫЙ — угол, красный, перец; ПЛАВАТЬ — бассейн, вода, отвечать неуверенно. Видимо, неверно считать, что каждая третья или вторая реакция не входит в соответствующее ассоциативное поле. И логично предположить, что при пяти реакциях все они тоже будут довольно явно связаны со стимулом.

На этом основан один из видов ассоциативного эксперимента: участники эксперимента записывают за минуту сколько угодно реакций на предъявленное им слово. В данном случае границы ассоциативного поля тоже невозможно однозначно определить.

Третье сходство ассоциативных и физических полей состоит в том, что для движущейся, например, в электромагнитном поле частицы невозможно со стопроцентной точностью определить координаты. Можно определить только область, в которой данная частица находится с большей или меньшей вероятностью.

То же самое относится и к ассоциациям. Невозможно точно сказать, в какой области ассоциативного поля «находится» та или иная реакция на данное слово. Поясню на примерах из реального эксперимента. На стимул ЭКЗАМЕН среди 200 ассоциаций имеются такие, как стресс, страх, нервы, ужас, боль, тяжко, смерть, сатана, лучше умереть, отчислен, страдания и другие в том же духе. Но эксперимент проводился среди студентов в конце семестра. Если предъявить тот же стимул преподавателям или этим же студентам в начале семестра, то результаты будут другими, пусть и незначительно. Следовательно, для реакций типа приведённых нельзя даже констатировать, будут ли они наличествовать в результатах этого второго эксперимента. Нельзя однозначно судить, входит ли такое-то слово в такое-то ассоциативное поле. Однако рассмотрим такие реакции, как зачёт (10), оценка (9); сессия (9); сложно (5); сдавать (5); отлично (4), подготовка (3). В скобках указано, сколько раз повторилось это слово во всём массиве ассоциаций на слово ЭКЗАМЕН. Тут ещё до начала второго эксперимента можно с уверенностью сказать, что в ассоциативном поле с большой вероятностью встретятся эти реакции, даже если проводить его среди преподавателей. С другой стороны, можно предположить, что реакции типа страдания, страх, ужас с большей вероятностью встретятся при проведении этого эксперимента именно среди студентов, а не преподавателей.

Четвёртое сходство состоит в следующем. Чтобы обнаружить местоположение элементарной частицы, физик должен запустить в неё другую частицу и по результатам их столкновения делать какие-то выводы о свойствах этой первой. Но она после столкновения уже изменит свои свойства и своё местоположение. Чтобы обнаружить, где она находится теперь, надо снова запустить в неё другую частицу, которая вновь её столкнёт с прежнего места, и так до бесконечности.

Абсолютно то же самое мы видим в ассоциативном эксперименте. Допустим, на тот же стимул ЭКЗАМЕН из 200 человек 4 написали ассоциацию страх и ещё 4 — ассоциацию отлично. Но кто именно из 200 человек дал именно эти ассоциации — этого мы узнать не можем. Да, можно попросить их подписать бланки с ответами и тем самым знать, кто эти люди. Но ведь никогда нет гарантии, что, проведя тот же эксперимент в той же группе испытуемых, мы получим те же 4 ассоциации страх и 4 ассоциации отлично, и тем более нет гарантии, что их дадут те же самые люди. Чтобы проверить, стабильна ли связь между словом и ассоциацией, нам надо вновь заставить этих людей дать ассоциации на то же слово. Но в результате связь может стать нестабильной, и чтобы это проверить, нужны новые ассоциации…

Сам процесс ассоциирования имеет случайный характер (на самом деле закономерный, но невозможно сказать, почему человек дал такую, а не другую ассоциацию) и не может быть предсказан в каждом отдельном случае. Поэтому и приходится работать с большими группами людей, учитывать их социальные, а иногда и индивидуальные характеристики.

Разумеется, возникает вопрос: «Зачем вообще нужно изучать ассоциативные поля?» Действительно, как обычная игра в ассоциации может превратиться в инструмент научного познания?

Во-первых, изучение ассоциативных связей разных слов — это вклад в изучение языка вообще. Ведь язык — это не только и даже не столько то, что записано в словаре и учебнике по грамматике, это одно из явлений человеческого сознания. Понимая, как «ведут себя» ассоциативные поля, мы лучше понимаем, как «ведёт себя» язык вообще.

Во-вторых, данные ассоциативных экспериментов важны при изучении семантики. Если ориентироваться только на словарное определение, то в значении слова экзамен нет ничего особенного. Ассоциативный эксперимент наполняет его дополнительным (и очень важным!) содержанием.

В-третьих, средствами ассоциативного эксперимента можно изучать культуру. Например, слова откат и распил в последние годы сильно изменили своё значение, которое отражает отношение людей к этим и другим, связанным с ними, явлениям. Такое отношение к социально-культурным явлениям не содержится в словарных толкованиях этих слов, но легко выявляется в ассоциативном эксперименте. Я уж не говорю про такие слова, как патриот, Крым, выборы, либерал, ватник и т.д. В их ассоциативных полях проявляются целые тектонические плиты социальных процессов.

В-четвёртых, знание ассоциативных полей не отдельных слов, а целых групп слов очень полезно при обучении иностранному языку. Учитель может пояснить значение какого-то слова через слова, которые с ним ассоциируются.

Короче говоря, ассоциации и ассоциативные поля — это не только очень занимательно, но и чрезвычайно полезно. О других интересностях поговорим в следующий раз.

__________

Залевская А.А. Психолингвистические исследования. Слово. Текст: Избранные труды. – М.: Гнозис, 2005. – 543 с.

Источник: m.vk.com

Комментарии: