Десятым будешь

«Principia» Исаака Ньютона приобрела статус величайшего произведения всех времен и народов примерно к своему столетнему юбилею. Однако многие восхищались ее несомненными интеллектуальными достоинствами уже непосредственно после первой публикации. Сам счастливый автор на родине быстро превратился в икону – его похоронили под тогдашним аналогом будущей Нобелевской стены, и блестящий ученый остаток жизни провел в тусклом саркофаге обыкновенного администратора с тираническими замашками. Сравните с “Revolutionibus” Николая Коперника, имевшим маргинальный статус на протяжении нескольких поколений после его смерти. В лучшем случае книгу принимали в качестве сборника кулинарных рецептов по вычислению эфемерид, отрицая всякие претензии на описание реальной действительности. Откуда столь разные модельные судьбы? Дело, конечно же, было во многом в том, что мы называем (эпистемологической) когерентностью – согласованием с прочим массивом знаний или точнее тех моделей, что за них принимаются. Идеи Ньютона не казались его современникам столь экзотическими, как гелиостатическая ересь - время для них грозно стучалось в дверь. Но отличие было и в обоснованности – удалось одним махом разбить под орех целый ряд интересовавших современников загадок. Из этой единой модели посредством строгой, завещанной еще древним Аристотелем, демонстративной дедукции были выведены и эмпирически полученные Кеплером три закона перемещения планет, и обнаруженные Галилеем особенности движения тел по наклонной плоскости. Она же предложила объяснение для нерегулярностей в поведении Луны и сути явления предварения равноденствий, тайн приливов-отливов и секретов траектории комет...

Как известно, в оптике знаменитый англичанин придерживался корпускулярной теории. Во многом это его непререкаемый авторитет держал альтернативную волновую модель света в черном теле. Так было вплоть до начала девятнадцатого века, когда Симеон Пуассон решил до конца добить недалеких оппонентов далеким расчетом последствий их модели (сформулированной Огюстеном Френелем). А она ратовала, казалось бы, за совершенный абсурд – появление белого пятнышка в самом центре темной тени от предмета как следствие дифракции. Каково же было удивление научной общественности, когда именно этот безумный эффект был подтвержден экспериментально Домиником Араго, который оказался достаточно умным и не поверил модели на слово?! Таково, что несмотря на провал попыток обнаружения эфира, на протяжении чуть ли не столетия - как минимум вплоть до annus mirabilis Эйнштейна (1905 год) и последующего обнаружения квантовых парадоксов - именно эта менталка стала законодательницей модельных мод. Кстати, сам Альберт стал Великим и Ужасным только в 1919 году, когда (будущий) сэр Артур Эддингтон обнаружил предсказанное Общей Теорией Относительности «сгибание» света. И снова упавшая на замечательного мыслителя глыба мировой славы резко ослабила славный поток его триумфов в познании мира. Это просто случайное совпадение или непознанный закон модельной природы?!

Во всех вышеперечисленных примерах мы наблюдали внезапные вспышки любви к ментальным моделям. Обратите внимание на важную деталь – не так уж трудно было предложить альтернативные гипотезы (возможно, даже бесконечное множество оных), которые бы описывали произведенные наблюдения столь же хорошо, как и вознесенные молвой победители в борьбе за проживание в школьных учебниках. Не исключено, что некоторые из них оказались бы даже более адекватными. На самом деле (за исключением последней модели, по состоянию на сегодняшний день) именно таковые впоследствии и были обнаружены. Однако ретроспективно предпочтение было оказано тем ментальным личностям, которые находились в наличии в непосредственной близости от ученых. Похоже, что объяснение успеха моделей, претендующих на статус «лучшего объяснения» следует искать в человеческой психологии. Мы возносим на самую макушку пирамиды ценностей тех из этих особ, которые поражают наше эстетическое воображение своей особенной привлекательностью. Победителей наших конкурсов красоты может определять их длина ног, разрез глаз или легкость походки. В соответствующем ментальном соревновании мы благоволим многостаночникам, мастерам на все вопросы. Как правило, мы верим не просто простым моделям, а еще и тем, которые кормят нас комплексными полноценными обедами из разносторонних ингредиентов. Достигаемой через это экономией мышления мы и дорожим.

Спустимся с научного Олимпа на поверхность нашей грешной планеты – к праведникам и домохозяйкам. Фрекен Бок сгенерировала вполне разумную гипотезу, которая разом объяснила множественные события ее жизни – от странных потусторонних звуков и таинственных надписей на стене до исчезнувших запертых на замок маленьких мальчишек и сдобных плюшек на кухне. Она мыслила вполне рационально (если не считать желание досадить своей сестре Фриде), и это вовсе не ее вина, что малютка-приведение из Вазастана на самом деле оказалось всего лишь в меру упитанным мужчиной в самом расцвете сил. Аналогично наши далекие предки были в полном праве вообразить себе такого Всевышнего, который благодаря своему Всемогуществу смог заполнить целый ряд щелей в понимании окружавшего их мира. Будучи Всеведущим, Он разрешал для них эпистемологические задачи – появление абстрактных знаний в голове. Наличие могучего Творца неба и земли распутывало клубки проблем космогонии, физики и биологии одновременно. В качестве Всеблагого и Вездесущего Он же заведовал морально-нравственной дрессировкой человеков. От экзистенциальных страхов избавляла Его сотериологическая функция… Поэтому нас не должно удивлять, что именно по пути интеграции модели Первого Интеллекта аль-Кинди с метафизикой псевдоэпиграфической «Теологии Аристотеля» последовал герой наших последних статей аль-Фараби…

Неоплатонизм моделировал агента невидимого (Бога) по видимым (людям). Констатировав, что мы ведем себя предсказуемым последовательным образом, модель отсюда заключила, что и Единому следует вести себя единообразно. Отсюда в частности последовала знаменитая максима «из одного выходить только по одному» и вообще вся теория эманаций. Подобно тому как Солнце излучается наружу светом, принципиально простой и неделимый Единый генерировал из себя различные метафизические существа, причем строго в ряд, последовательностью вложенных матрешек (первым появлялся Интеллект, затем из него Душа, а последним – материальный мир). Вероятно, сам космический характер этой метафоры натолкнул аль-Фараби на возвышенную мысль – сформировать длинную цепь небожителей и припахать их заодно ворочать небесные сферы. Эти важные открытые Аристотелем вакансии тоже необходимо было заполнить, на каковое занятие срочно требовались ответственные работники. Первый Интеллект, рожденный непосредственно от Первого Принципа, был полностью освобожден от трудовой повинности ради высокоинтеллектуального занятия любования самим собой. Он мог также коротать время, лицезрея недвижимый движитель и осмысливая мысль, мыслящую себя. Зато Второй у аль-Фараби уже командовал неподвижными звездами. Третьего сотрудника пригласили заведовать Сатурном, четвертого – Юпитером, и так вплоть до подлунного мира, интеллект которого стал по счету десятым. Практически вся вместе взятая интеллектуальная бригада могла преспокойно валять дурака, а вот крайнему ее представителю досталась роль Активного Интеллекта аль-Кинди. Именно он должен был активно способствовать образованию благочестивых мыслей в своих пассивных напарниках в мозгах правоверных, управляя миром генерации и коррупции.

Современному человеку может показаться, что подобного рода модельная конструкция без предварительно принятой изрядной порции алкоголя никак не срастется. Это мнение анахронично. Арабские современники аль-Фараби с восторгом приняли новый синтез Аристотеля и Плотина. Модель аль-Фараби показалась им проникновением в самые глубинные тайны бытия. Дело в том, что креационистские симпатии Корана никогда не были в почете в мусульманской интеллигентской среде. Там Аллах по традиции, установленной иудейскими Писаниями, абсурдно наколдовывал Вселенную из кромешного ничего, причем в ничем не выдающийся из прочих момент времени. А разве мог Он решать такие серьезные вопросы, следуя неподобающему его статусу капризу?! Помимо этого, маячила угроза бесконечной регрессии ко все более сложным Создателям. Что касается неугодных сур и аятов, то их всегда можно было растафсирить метафорически, заставив воспевать интеллектуальную красоту генерации колоды из Десяти Интеллектов. Дабы не только философы оказались довольны, но и теологи не страдали от интеллектуального голода, аль-Фараби использовал Активный Интеллект еще и для объяснения происхождения паранормальных явлений типа пророчеств. Более того, он отождествил его еще с Корановским рухом (двух разновидностей) и ангелом Джибрилем. Заодно он сделал его еще источником воображения и сновидений. В итоге изобретение аль-Кинди хоть из Первого и стало Десятым, но продолжило выполнять свою роль заместителя Всевышнего по наробразу и оказалось прочно вписано в метафизическую схему мироздания. Модель-конкурсант с большим отрывом победила своих конкуренток. Она когерентно соответствовала популярным представлениям о ментальной красоте своего времени. Но ее успех покоился прежде всего на обширной комбинации предоставляемых ей объяснений. Единым выстрелом модели удалось подстрелить по меньшей мере десяток целей. Десять ветров понесли ее десять стрел и поразили передовую общественность загнивающего халифата в самую голову.

В эпилоге этой статьи мы чуть коснулись непростых взаимоотношений философии и теологии в мусульманском мире. Как мы убедились, хотя в некоторых аспектах они оказались напряженными, аль-Фараби не оставил попыток прикрутить к своим моделям «факт» существования Божественного Откровения Корана. Может ли наука мирно сосуществовать с религией? Два слуги одного Господа – в Блоге Георгия Борского.

Модели, предложенные в целях концептуализации исторических событий и оценки деятельности исторических личностей, являются интеллектуальной собственностью автора и могут отличаться от общепринятой трактовки.

Источник: m.vk.com

Комментарии: