Осмысляя современные тенденции. Этические взгляды Умберто Эко

Умберто Эко в большей степени известен как философ, исследователь литературы и специалист по семиотике. А вот с его этическими изысканиями мало кто знаком. Они, банально, оказываются в тени философского гения итальянца. Поэтому Concepture берет на себя смелость раскрыть для вас смысл ряда этических эссе итальянского философа.

Прежде чем приступить непосредственно к обзору этических взглядов знаменитого философа, стоит сказать о том, что несмотря на свою увлеченность семиотикой и медиевистикой, Умберто Эко всегда занимал активную гражданскую и политическую позицию. Он часто печатался в периодических изданиях и был своего рода «нравственным индикатором» для итальянского общества.

Но несмотря на активную социальную жизнь Эко, современные исследователи и издатели редко вспоминают его как мыслителя этического толка. Поэтому мы хотим осветить ряд его этических эссе, написанных в период с апреля 1995 по март 1997 годов. Эссе затрагивают разные темы и проблемы, но, безусловно, каждое интересно по-своему. Они даже вошли в сборник «Пять эссе на тему этики» и были опубликованы издательством «Бомпиани» в 1997 году. В данном материале мы коснемся трех самых, на взгляд нашей редакции, интересных и до сих пор актуальных эссе.

Эссе №1: «Когда на сцену выходит другой»

Это эссе, даже не совсем эссе, а один из ответов, который Умберто Эко послал кардиналу Карло Мария Мартини в эпистолярной серии из четырех писем, организованных и опубликованных журналом «Либерал». В данном письме Эко отвечает на вопрос кардинала о том, как возможна «внерелигиозная религиозность», иначе говоря – секулярная этика. На чем она может держаться, если для атеиста не существует «личного и всерасполагающего божества»? Или, пользуясь цитатой из эссе: «что есть обязывающего, вовлекающего и неотразимого в их [речь об атеистах] формах этики?».

На вопросы кардинала Умберто Эко дает весьма четкие и обоснованные ответы. Свои размышления семиотик начинает с отсылки к современной лингвистике и проблеме «семантических универсалий», то есть таких элементарных понятий, которые находят отражение во всех языках мира. Эко пишет:

«Во многих культурах отсутствуют понятия, кажущиеся нам [современным людям] очевидными: скажем, понятие субстанции, наделенной качествами (например, в выражении «яблоко – красное»), или понятие идентичности (а = а ). Однако в результате раздумий я заключил, что безусловно имеются понятия общие для всех культур и что все они относятся к положению нашего тела в пространстве.»

Что весьма логично, ведь все мы прямоходящие, и нам свойственно воспринимать мир в вертикально-горизонтальной перспективе, где есть верх и низ, право и лево. И что еще важнее, большинство из нас отдают предпочтение верху, а не низу, правой, а не левой стороне. Также все мы едим, спим, ходим, бодрствуем, пребываем в состоянии покоя и т.д. Также мы имеем руки и ноги, а набор манипуляций, осуществляемый при помощи данных нам эволюцией конечностей весьма ограничен. По суждению Эко подобные телесные проявления – не что иное, как физиолого-витально-инстинктивные универсалии для «звероподобного и одинокого Адама», а значит, они могут служить поводом для возникновения первых форм этики.

Конечно, помимо чисто физиологической основы, этика имеет и культурный фундамент в виде чувств, переживаний, схожих для всех людей психических состояний, будь то утрата ребенка, печаль, страх, радость или что-то еще. Но у данной концепции, покоящейся лишь на наличии «семантических универсалий» есть один изъян, и его может сформулировать следующим образом - как первобытному существу, несмотря на набор общих для всех и уже выраженных в языке переживаний, может прийти в голову:

«Что оно желает делать что?то и не желает, чтобы с ним что?то делали иные, и уж тем более, что оно не должно делать другим то, чего не хочет, чтобы делали ему?»

Умберто Эко и на сей вопрос находит простой и логичный ответ – стремительный рост популяции. Человек, начинающий неконтролируемо размножаться, все чаще и чаще встречает себе подобных, а значит, рано или поздно возникает потребность в регламентации межличностных отношений с тем Другим, закономерным итогом чего становится психическая интериоризация «Взгляда Другого». Он формирует и определяет нас как Человека, позволяет нам осознавать себя как Часть и Целое.

Эссе №2: «Осмысляя войну»

Эко написал «Осмысляя Войну» в далеком 1991 году незадолго до начала конфликта в Персидском заливе. Опубликовано эссе было в газете «Ла ривиста деи либри», № 1 (апрель 1991), уже в дни войны. Итальянский мыслитель выделяет два типа конфликтов: «война» и «Война». В чем разница? Первая – это взаимные «холодные» угрозы Войны, постоянная гонка вооружений, стремление быть защищеннее и боеспособнее, чем предполагаемый противник. Вторая – это «горячие» боевые действия, война «при выраженном консенсусе наций», то есть современная.

Основной линией через все эссе проходят три темы: оправданна или нет «горячая» война, чем современная война отличается от войны, скажем, ХIХ столетия, а главное, в чем состоит этическая и интеллектуальные функции интеллигенции в вопросах отношения к назревающему конфликту. И, само собой, итальянский философ последовательно дает ответы на три заданных вопроса.

Первая проблема, с которой знакомит Умберто читателя, касается того, кто же такой интеллигент и какую функцию он выполняет? Ответ получается вполне очевидным: «интеллигенция» - категория весьма расплывчатая и заниматься ее определением не имеет смысла. Проще говорить о «функции интеллигенции» и, как полагает философ:

«Эта функция состоит в том, чтобы критически выявлять то, что представляется посильным приближением к представлению об истине, – и осуществляться эта функция может кем угодно, даже аутсайдером, но когда этот аутсайдер мыслит о собственном существовании и суммирует эти мысли».

Как следствие, литературный критик или интеллектуал, не справляющийся с ролью гласа истины, данную функцию не выполняет, а значит и интеллигентом не является. Получается интересная картина – интеллигент не «должен дудеть музыку революции», так как любое активное действие стирает полутона и двусмысленности, а функция интеллигенции, как уже было замечено, быть гласом истины, то есть «выпячивать двусмысленности и освещать их». Интеллигент обязан критиковать своих «попутчиков» и единомышленников, не боясь поступиться своей верностью во имя истины и объективности взгляда.

Но что это значит применительно к вопросу о войне? Интеллигенция должна вскрывать и освещать всю подноготную военных действий, изменяя представление о них так, чтобы никто не видел их в черно-белом свете, а любой, кто заговорит о прикрасах войны как единственно возможной гигиены мирового масштаба, попадал: «не в историю литературы (как Д'Аннунцио), а в историю психиатрии». Вывод очевиден – моральная и интеллектуальная функции интеллигенции должны быть продолжением друг друга.

Далее мысль Эко плавно перетекает от проблематики эмоционального и морального отношения к войне, к проблеме целесообразности боевых действий в условиях современного мира. Ключевой вопрос этой части эссе звучит так: является ли война в условиях мгновенного информирования, сверхскоростных перемещений и беспрерывной межконтинентальной миграции непротиворечащей логике мироустройства?

Прежде всего стоит сепарировать войну прошлых столетий и ее свойства от современной войны. Метафорой для военных действий прошлых столетий может служить «шахматная доска». До начала ХХ века войны протекали в условиях всеобщего нейтралитета и были возможны именно при таком раскладе. В конфликте участвовало две стороны, неважно каких (город, государство, союз, альянс). Важно, что ровно две и задачей каждой из сторон была победа, несущая выгоду и тактико-стратегический разгром противника. Затем философ справедливо замечает:

«После открытия атомной энергии, телевидения, воздушных перевозок и с рождением различных форм мультинационального капитализма выявились следующие предпосылки невозможности войны».

1.

Изобретение атомного оружия убедило всех, что в ядерной войне не может быть победителей. Затем люди осознали – такая война антиэкологична. В итоге сформировалось и укоренилось мнение – любая война антиэкологична и ее участники наносят вред планете в целом.

2.

Современная война не фронтальна, в ней нет двух сторон. Причиной тому мультинациональный характер капитализма. Если раньше соплеменники врага оказывались в противоположной стране, их интернировали (или истребляли), а собственных соплеменников, поддержавших врага по окончании военных действий, вешали. Теперь подобная ситуация практически невозможна, любой, кто затевает конфликт, оказывается «пятой колонной» в лице собственных же СМИ.

«Основа индустрии новостей – прежде всего торговля новостями, лучше всего драматическими. Не то чтобы средства массовой информации не желали горнить военную музыку – просто они ближе не к горну, а к шарманке, которая исполняет то, что записано на фонетический валик»

3.

Помимо СМИ существует проблема высоких технологий. Сейчас – это интернет в целом, в частности – соцсети, сайты и youtube. Получается, даже если удастся воткнуть кляп в рот СМИ, то остаются совершенно неконтролируемые государственным аппаратом коммуникационные технологии. Они воспроизводят потоки информации в режиме «здесь и сейчас», и никакой злобный диктатор не способен их заморозить, так как сам от них зависит.

«Войны издавна приводили к психологической смычке с врагами. Но безудержная информация способна на еще большее. Она ежесекундно служит рупором неприятеля (в то время как цель любой военной политики – заглушить пропаганду противника) и снижает энтузиазм граждан каждой воюющей стороны по отношению к их собственным правительствам»

4.

Если раньше власть была централизованной и концентрировалась в руках одного или нескольких человек, то теперь, если верить Фуко, она носит диффузный характер и не сосредоточена в чьих-то руках. Отсюда следует простой вывод – современные войны не сталкивают интересы двух стран. Они затрагивают и касаются, благодаря глобализации, интересов множества политических и экономических субъектов.

«Если на традиционной войне разжиревали фабриканты пушек и этот плюс мог оттеснить на второй план незначительные минусы (временные помехи коммерческому обмену), то война нового типа, разумеется, обогащает пушечных фабрикантов, но режет без ножа (и главное, в масштабах всего земного шара) индустрию авиатранспорта, развлечений, туризма, подрывает положение тех же самых СМИ»

5.

Лучшей метафорой для описания бессмысленности современной войны и ее априорной проигрышности для всех задействованных сторон является метафора «параллельного» искусственного интеллекта и ее сравнение с «серийным» ИИ. Последний можно представить, как «шахматиста», который полностью зависит от правил игры и ходов соперника. Его действия проистекают из последовательных логических дизъюнкций и ограничены правилами игры. А результат игровой сессии, в свою очередь, является положительным для одного из «шахматистов». «Параллельный» ИИ же предоставляет все решения отдельным ячейкам сети, позволяя им сложиться в конечную конфигурацию системы, исходя из начальных «загрузок». В данной ситуации оператор почти ничего не контролирует, а система сама себя модифицирует и изменяет, для нее не существует разницы между правилами и данными. Систему подобного рода еще называют неоконнективной или системой нейтральных сетей.

«Если война неоконнективна, значит, в ее системе расчет и намерения главных действователей не имеют ценности. Из?за наращивания количества властей в этой игре загрузки распределяются самым непредвиденным образом. Конечно, может случиться и такое, что война окончится и при этом финальная конфигурация окажется выигрышной для одного из тяжущихся; однако, в принципе, поскольку в подобной системе заведомо провален любой расчет, направленный на решение, война всегда проигрышна для обеих сторон»

Умберто Эко ходом своей мысли плавно подводит читателя к очевидному выводу – нужно утверждать невозможность войны. В условиях, когда «горячие» боевые действия приводят к политическому, экономическому и гуманитарному коллапсу, моральный и интеллектуальный долг любого человека «заявить, что современная война обесценивает любую человеческую инициативу». И никакая цель или мнимый всеконтролирующий «оператор» не способны организовать войну таким образом, чтобы, она была оправданна.

Эссе №3: «Вечный Фашизм»

Уже из подзаголовка нетрудно догадаться, о чем идет речь в третьем эссе. Оно целиком и полностью посвящено проблеме так называемого ур-фашизма. Эссе можно условно разделить на две части. Первая половина текста – растянутая прелюдия, в которой Эко описывает особенности своего военного детства и плавно подводит читателя к основной теме. Во второй же раскрывается этическая и философская составляющая.

Начало – это рассказ о том, как Умберто проводил свои детские годы, в буквальном смысле учась «уворачиваться от пуль фашистов» (он называл это «полезным навыком»), как впервые увидел чернокожих солдат и узнал смысл слова «свободный». Для подростка Мир оказался «великой странностью», ведь война была, по его же словам, перманентным состоянием.

«Я научился новым волнующим словам, таким как reseau, maquis, armee secrete, Rote Kapelle, варшавское гетто. Я увидел первые снимки геноцида евреев – того, что называется Холокост, – и усвоил смысл явления раньше, чем узнал термин. Я понял, от чего именно нас освободили»

Итогом его рассуждений оказывается поставленный под вопрос тезис о том, что война за освобождение Италии привела к расколу нации, и некое глубоко вытесняемое чувство обиды на «Них» до сих пор присутствует. А значит, «Они» должны быть прощены. И касается это не столько самой Италии, сколько мира в целом, боящегося призрачной фашистско-нацистско-тоталитарной угрозы.

Но кто эти мифические «Они», задается вопросом Умберто Эко? И кому они угрожают? Откуда растут их корни?

Если речь о тоталитарных европейских режимах, существовавших в период до Второй мировой, то, по уместному замечанию Умберто, они вряд возродятся в той форме, в которой существовали тогда. Следовательно, проблема кроется в чем-то еще.

Постепенно и последовательно философ дезавуирует немецкий нацизм и итальянский фашизм как те режимы, которые способны возродится из пепла истории. Чтобы доказать свою мысль, Умберто Эко апеллирует к расплывчатости понятия «фашизм» и к тому факту, что итальянский фашизм не был хорошо продуманной философско-идеологической системой. У Хемингуэя в «По ком звонит колокол» Роберт Джордан именует своих врагов фашистами, хотя они испанские фалангисты. Американские радикалы называли полицейских, не разделявших их предпочтений в выборе сигарет, «фашистами». И таких примеров можно привести очень много.

Далее философ от общих примеров переходит к детальному рассмотрению итальянского фашизма. Приводя множество аргументов в пользу его несостоятельности как политической системы, Эко называет итальянский фашизм «муравейником противоречий».

«Ну можно ли себе представить тоталитарный режим, в котором сосуществуют монархия и революция, Королевская гвардия и персональная милиция Муссолини, в котором Церковь занимает главенствующее положение, но школа расцерковлена и построена на пропаганде насилия, где уживаются абсолютный контроль государства со свободным рынком?»

Выходит, что фашизм – это своеобразная «языковая игра» по Витгенштейну. И играть в нее можно как вздумается. Но вместо того, чтобы констатировать невозможность определения, Умберто поступает как настоящий гуманитарий и предлагает выделить типические черты ур-фашизма, то есть вечного фашизма:

Традиция и синкретизм

Первой важной чертой ур-фашизма является культ традиции. Традиция – неотъемлемая часть любой древней культуры, к которым очень любит обращаться фашизм. Более того, практически все древние культуры синкретичны, а значит, для них свойственно пренебрегать противоречиями. Набор устоявшихся истин был дан в начале времен, и неважно, сколько противоречивы они в сущности. Значит, знание уже провозглашено и нет места развитию.

«Немецко?фашистский гнозис питался из традиционалистских, синкретистских, оккультных источников. Наиважнейший теоретический источник новых итальянских правых, Юлиус Эвола, смешивает Грааль с «Протоколами Сионских мудрецов», алхимию со Священной Римской империей»

Против модернизма

Несмотря на тот факт, что итальянский и немецкий фашизм построены вокруг техники и очень ею гордятся, это только поверхностный идеологический уровень. На глубинных этажах фашизм упирается в идею Blut und Boden – «Крови и почвы». Фашизм иррационален, так как отвергает дух капитализма и рационализма.

«Отрицание современного мира проводилось под соусом отрицания капиталистической современности. Это, по существу, отрицание духа 1789 года (а также, разумеется, 1776?го) – духа Просвещения. Век Рационализма видится как начало современного разврата»

Действия ради действия

Этот постулат ур-фашизма указывает на его отрицательное отношение к рефлексии и культуре в целом. «Когда я слышу слово „культура", я хватаюсь за пистолет» – говорил Геббельс. Фашизм всегда подозрителен по отношению к интеллектуальному миру и думающей интеллигенции.

«Официальные фашистские мыслители в основном занимались тем, что обвиняли современную им культуру и либеральную интеллигенцию в отходе от вековечных ценностей»

Никакой критики

«Критический подход оперирует дистинкциями, дистинкции же являются атрибутом современности. В современной культуре научное сообщество уважает несогласие как основу развития науки. В глазах ур?фашизма несогласие есть предательство»

Расизм

Несогласие – признак инакости. А ур-фашизм растет и ширится, провозглашая борьбу против инакости. Вся пропаганда фашистов направлена против инородцев.

Средний класс

Движущей силой ур-фашизма является уничиженный и обиженный средний класс, всегда страдающий от экономической, политической или любой другой несправедливости.

Национализм

«Тем, кто вообще социально обездолен, ур?фашизм говорит, что единственным залогом их привилегий является факт рождения в определенной стране. Так выковывается национализм. К тому же, единственное, что может сплотить нацию, – это враги»

Униженные и оскорбленные

Сочлены фашистского механизма должны чувствовать себя оскорбленными. Идеологический аппарат пропагандирует идею о том, что Иные живут лучше, и тем самым способствует пробуждению всеобщей агрессии.

«Так, благодаря колебанию риторических струн, враги рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые. По этой причине фашизмы обречены всегда проигрывать войны: они не в состоянии объективно оценивать боеспособность противника»

Никакого пацифизма

Ур-фашизм провозглашает вечную борьбу, следовательно, пацифизм равносилен предательству. Однако комплекс Страшного Суда подразумевает последний бой, после которого режим становится мировым. Налицо непреодолимое противоречие.

«В свете подобного «тотального решения» предполагается наступление эры всеобщего мира, Золотого века. Однако это противодействует тезису о перманентной войне, и еще ни одному фашистскому лидеру не удалось разрешить образующееся противоречие»

Элитаризм

Ур-фашизм извращает идею элитаризма, превращая его в популистский элитаризм – мнение о том, что представители данного народа лучшие на Земле. Однако в такой схеме тоже есть противоречие – так как вождь захватывает свою власть силой, то он понимает, что его власть зависит от «слабости» толпы.

«Поэтому в таких обществах, организованных иерархически (по милитаристской модели), каждый отдельный вождь презирает, с одной стороны, вышестоящих, а с другой – подчиненных»

Ординарный героизм

В любой мифологии герой предстает «не просто человеком», а экстраординарным существом. Ур-фашизм же низвергает героизм до уровня тривиального явления. А героизм, как известно, связан с Культом Смерти. Фашист алчет смерти, она цель его священного похода.

«Герою ур?фашизма умереть невтерпеж. В героическом нетерпении, заметим в скобках, ему гораздо чаще случается умерщвлять других»

Мужественность

Война и героизм суть есть очень сложные «игры», а значит, имеет место гиперкомпенсация, связанная с половой сферой. Ур-фашизм, как сказал бы Жильбер Дюран, маскулинная диурническая идеология.

«Поскольку и пол – это довольно трудная игра, герой ур?фашизма играется с пистолетом, то есть эрзацем фаллоса. Постоянные военные игры имеют своей подоплекой неизбывную invidia penis»

Качественный популизм

В условиях фашисткой идеологии народ утрачивает свою индивидуально выраженную волю и предстает как монолит с единым порывом, делегирующий свои права Вождю. Народ таким образом становится театральной декорацией в фашистском спектакле.

«В нашем близком будущем перспектива качественного популизма – это телевидение или электронная сеть «Интернет», которые способны представить эмоциональную реакцию отобранной группы граждан как «суждение народа».»

Фашистский Новояз

«И нацистские, и фашистские учебники отличались бедной лексикой и примитивным синтаксисом, желая максимально ограничить для школьника набор инструментов сложного критического мышления. Но мы должны уметь вычленять и другие формы Новояза, даже когда они имеют невинный вид популярного телевизионного ток?шоу»

Вот такую исчерпывающую типологию «вечного фашизма» предлагает Умберто Эко в качестве фонаря, выявляющего прячущийся в тени воинствующий призрак. В современном мире, когда фашизм «ходит в штатском», по мнению итальянского мыслителя, наш долг – выявлять и указывать на все новые и новые формы фашизма. «Свобода и Освобождение – наша работа» ­­– провозглашает Умберто Эко.

Думаю, спорить об актуальности гуманистических рассуждений Умберто смысла нет. Он весьма точно схватывает этическую проблематику. Он, как настоящий «психотерапевт современности», предлагает рациональный выход практически из любой ситуации – не молчать, рефлексировать и предлагать способы решения.

Автор статьи: Ефрем Таскин

Возможно вы не знали:

Семиотика – научная дисциплина, изучающая производство, строение и функционирование различных знаковых систем, хранящих и передающих информацию.

«Языковая игра» – термин Людвига Витгенштейна, введённый им в «Философских исследованиях» 1945 года для описания языка как системы конвенциональных правил, в которых участвует говорящий. Понятие языковой игры подразумевает плюрализм смыслов.

Синкретизм – заимствование одной религией элементов других религий либо совокупность компонентов разных религий в новой религиозной системе. Заимствования из других культов и вероучительных систем характерны для всех религий на протяжений истории человечества.

Параллельный ИИ – распределенная интеллектуальная система (РИС), обеспечивающая асинхронные параллельные вычисления и эффективный обмен информацией.

Субстанция – нечто устойчивое и постоянное, в отличие от изменчивого и преходящего; сущность (греч. ?????), лежащая в основе явления; неделимое, единое, постигаемое умом, в отличие от множественности чувственно воспринимаемого.

Рекомендуем прочесть:

1. Умберто Эко – «Пять эссе об этике».

2. Умберто Эко – «История красоты».

Источник: m.vk.com

Комментарии: