Без лишних слов: почему в Китае важные исследования можно вести тайно

Китайской наукой управляют по принципу «сепаратной секретности». Руководство не интересуется темой работы, но, когда что-то идет не так, виновным станет ученый. Возможно, так и возник скандал с рождением первых в мире ГМ-людей

Китайские официальные источники подтвердили рождение двух генетически модифицированных методом CRISPR-Cas9 девочек-двойняшек, а также еще одну аналогичную беременность и пообещали наказать «виноватого» — генетика Хэ Цзянькуя. Ранее от него открестилось руководство Южного университета науки и технологий в Шэньчжэне, работы ученый лишился. Однако остается неясным, как столь серьезное и масштабное исследование могло быть выполнено без чьего-либо контроля.

О рождении генетически модифицированных близнецов Лулу и Наны Хэ Цзянькуй объявил в конце ноября. Эксперты сразу признали, что технически в таком эксперименте нет ничего невозможного. Технология редактирования зиготы — оплодотворенной сперматозоидом яйцеклетки — методом CRISPR-Cas9 хорошо отработана, в том числе и на человеческих эмбрионах. Первые такие работы сделали в Китае еще в 2015 году, затем они были продолжены в США, были публикации в ведущих научных журналах. А подсадить зиготу (любую) — это в 2019 году дело техники, такие манипуляции миллионами проводятся в ходе ставшей рутинной процедуры экстракорпорального оплодотворения (ЭКО). До Хэ ученые не проводили такие манипуляции с человеческими эмбрионами не из-за технических, а из-за этических и законодательных барьеров. Последние очень твердо и четко сформулированы в США и Европе, а в Китае находятся в некой серой зоне.

Несмотря на кажущуюся простоту эксперимента, сомнения в его подлинности высказывались весьма авторитетными авторами. Для начала Хэ не опубликовал свою работу в научном журнале, а сообщил о ней в видео на YouTube. А главное — критике подвергся предмет редактирования — ген CCR5, мутация в котором резко снижает риск заражения ВИЧ. Сама мутация встречается в природе: около 1% европейцев от рождения устойчивы к ВИЧ. Хэ объяснил, что хотел таким образом защитить от ВИЧ детей, зачатых здоровой матерью от ВИЧ-инфицированного отца. Однако уже есть куда более отработанные и этически менее спорные методы, позволяющие предотвратить передачу ВИЧ от родителей ребенку. Логичнее было бы избрать для эксперимента генетическое заболевание, которое проявляется очевидным образом и не может быть излечено никаким иным образом, кроме модификации дефектного гена.

Но опасения (или надежды), что эксперимент сфальсифицирован, не оправдались: 21 января «Синьхуа» и China Morning Post со ссылкой на официальные источники подтвердили рождение ГМ-детей и существование еще одной ГМ-беременности. Согласно почти обвинительному заключению властей, Хэ «организовал рабочую группу, в которую входили иностранцы, которая намеренно избегала надзора и воспользовалась технологией с неподтвержденной безопасностью, чтобы провести генетическую модификацию эмбриона человека с целью произведения потомства, что официально запрещено в стране».

О собственном расследовании заявили университет и больница, где проводился эксперимент, а также Национальная комиссия по здравоохранению Китая. Власти заявили, что дальнейшие исследования приостановлены. Беременная ГМ-плодом женщина находится под постоянным медицинским наблюдением властей провинции Гуандун, а самого ученого журналисты The New York Times нашли в декабре в университетской гостинице в Шэньчжэне под охраной десятка людей в штатском.

Уже после подтверждения подлинности эксперимента та же The New York Times вышла со статьей «Как остановить мошенническую генетическую модификацию эмбрионов человека». Заголовок сам по себе примечательный. Сразу после ноябрьского заявления Хэ произошедшее стали громко осуждать как что-то незаконное и неэтичное. И лишь некоторые напомнили, что научный прогресс не остановить, а столь перспективная и эффективная технология, как CRISPR-Cas9, тем или иным образом найдет путь в клиническую практику — это вопрос времени. Дети родились, и эксперимент, которым стала их жизнь, начался. В такой ситуации разумнее не запрещать, а регламентировать. Автор NYT отмечает, что Хэ (кстати, получивший образование и опыт работы в Университете Райса в Хьюстоне в США, как и многие ведущие китайские исследователи) обращался к американским ученым, чтобы обсудить планируемый эксперимент, однако те не предали это огласке, возможно решив, что переубедили китайского генетика.

И здесь возникает вопрос, мог ли ученый, работающий не в маленькой частной лаборатории, а в государственном университете, провести эксперимент втайне. Куда смотрело начальство? Британский социолог китайского происхождения Джой Чжан отмечает, что таинственность не исключение, а правило работы китайской науки.

Полусекретный режим работы проектов всемирной важности обсуждается не в первый раз. О первых работах по генетической модификации эмбриона мировое научное сообщество узнало в 2015 году, сначала из слухов и только потом — из научных журналов. Планы посадки на обратную сторону Луны были анонсированы китайским космическим агентством только в декабре прошлого года, однако саму посадку аппарата «Чанъэ-4» 3 января не транслировали в прямом эфире — о ее успехе мир узнал из Twitter агентства и тех же слухов в соцсетях от журналистов и астрономов-любителей.

Такая закрытость академической среды выглядит странной на фоне растущей прозрачности государственных научных программ в США и ЕС. NASA освещает в прямом эфире каждый чих своих миссий, CERN в 2010 году запускал Большой адронный коллайдер под прицелом тысяч журналистов, не менее публичным была посадка зонда «Розетта» на комету Чурюмова — Герасименко в 2016 году.

Самое простое объяснение этой разницы формулируется в логике холодной войны: Китай соревнуется с Западом в обстановке секретности. Наверное, это так, но есть и другие причины. Вряд ли Хэ Цзянькун выполнял секретные инструкции руководства. Все несколько сложнее.

Джой Чжан, например, видит исторические корни «партизанщины» китайских ученых в сложившемся в стране стиле управления наукой. В академической среде там в ходу поговорка «Сначала делай, потом говори», которая хорошо резонирует с принципом Дэн Сяопина «Никаких дискуссий!». Реформатор предложил его в 1992 году, призвав развивать экономику Китая и не впадать при этом в лишнюю риторику. Такой прагматизм, однако, создает проблемы в организации научного процесса — во главу угла поставлено стремление минимизировать общественные опасения и добиться цели, не провоцируя паники.

«Как мне объяснили представители профильного министерства и биоэтики, вовлеченные в выработку политики, преждевременное широкое общественное обсуждение пионерских исследований может быть рискованным для их карьеры и для репутации институтов», — пишет Чжан.

Получается, что официальные лица не хотят привлекать к себе излишнего внимания. Обещанные открытия могут не состояться: наука непредсказуема. Этические опасения могут на поверку оказаться необоснованными — и зачем заранее волноваться? Посадка на Луну может оказаться неудачной. В такой ситуации проще постфактум сложить вину на исполнителей, чем изначально взять на себя ответственность за процесс и позволить людям следить за развитием ситуации. Похоже, так и произошло с первым успешным редактором генома живых людей. Ученый молча на свой страх и риск провел эксперимент, а власти теперь стараются загладить ситуацию.