КОМУ И ЗАЧЕМ НУЖНА МЕТОДОЛОГИЯ НЕЙРОНАУКИ

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


Заметки насчет прикладного анализа поведения с довольно агрессивной реакцией отдельных апологетов оного дали пищу для размышлений о методологии.

Методология – вовсе не «наука о методе», как следует из буквального перевода. Это рефлексия науки (психологии, биологии, физики – не суть) о том, откуда берутся идеи.

Вот, скажем, идея «бессознательного» и его влияния на жизнь человека. Постгипнотическое внушение, ассоциации, проективные тесты – всё направлено на создание ситуации, в которой это самое «бессознательное» будет выделено как фактор, определяющий итог эксперимента.

Перечисленные приемы, собственно, это и есть метод психоанализа как эмпирической дсциплины. Но методологии они интересны постольку, поскольку важно… что?

Откуда вообще кто-то решил, что не все основания для решений осознаваемы.

И тут мы вспоминаем Шарко с его концепцией невроза: такие действия нервной системы, которые ведут к дезадаптации организма. То есть орган адаптации мозг почему-то работает против самого себя (он же часть организма).

Во-о-о-т. Методологически, выходит, психоаналитики классического ряда стоят на понимании, что для психики нормальным является принятие адаптивных решений.

Для Маслоу важны те точки, в которых субъект (прощай, идея чисто организмической адаптивности!) либо идет по пути адаптации, либо – по пути самореализации. Обычно-то эти пути совпадают. А вот точка расхождения именуется «пиковым переживанием».

Могла идея человека, как саморазвивающегося существа из философии проникнуть в психологию без «отыгрывания» в эмпирике идеи нормы как адаптации? Нет, конечно же.

Поэтому и вся «гуманистическая» психология с герменевтикой заодно развивались между Сциллой психоанализа и Харибдой бихевиоризма.

Кстати, эти двое последних – самые непримиримые враги при одной идее, лежащей в основе (идее адаптивности). Почему? А решение вопроса об истоках феномена разное. Психоаналитик напирает на внутреннее преломление контекста, бихевиорист – на сам «объективный» контекст.

Тот факт, что одна идея никогда (!) не может быть реализована в одном направлении, это самое важное.

Вот нейропсихология родная. Метод замещающего онтогенеза. Его краеугольный камень – идея о том, что «отыграв» заново пропущенные или искаженные стадии психического развития, получим нормализацию когнитивных процессов. А вот Станислав Гроф и Ко, с ребёфингом и прочими процедурами «выхода из тела». Re-birthing, т.е. «повторение рождения». Проиграть заново ранние стадии онтогенеза для коррекции личности.

Смысловая нейрокоррекция по Л.С. Цветковой: любой симптом говорит об адаптации, просто она порой патологическая. Прикладной анализ поведения: любое поведение – функционально, и если оно дезадаптивно, надо найти социально-приемлемую форму его реализации. И «адаптивно» в первом случае, и «функционально» во втором подразумевает необходимость данного поведения/симптома для работы психики. Только в одном случае мы говорим о необходимости перестройки внутренних процессов, чтобы необходимость в этой компенсации отпала. В другом – об изменении форм проявления компенсации при полном невнимании к вопросу «откуда взялось».

Зачем так много примеров?

Во-первых, чтобы понять – вражда «школ», при которой поведенческие терапевты поплёвывают свысока на всех прочих, как «единственно доказательные», свойственна исключительно людям с плохим знанием методологии и, как правило, на сравнительно малоразвитом рынке психологических услуг.

Во-вторых, чтобы понимать – не бывает универсального способа для решения всех проблем. Каждой формулировке ключевого «почему?», будь то психотерапевтическое о принимаемых решениях или психокоррекционное, об истоках симптома, соответствует несколько вариантов «потому, что» и приложенных методов «как это увидеть [и поправить]».

В-третьих, чтобы понимать – человек, заявляющий о себе «я практик, мне теория не нужна», расписывается в тотальном непрофессионализме. Как ты выбираешь способы помощи (коррекции, терапии, экспериментальной проверки – не суть)? Наугад? По заветам предков? Монетку бросаешь? Да, порой такие «практики» пользуются громкой славой. Просто потому, что их неосознанная, но используемая (без нее никак) методология оценки – эффективна. Что дальше? Они учат. Поэтому бывшие инженеры и педагоги сперва таким табуном в начале 90-х бежали в роджерианцы, а оттуда – в психоаналитики. Как хорошо, сиди да смотри «выразительно» на клиента, дальше оно «само». Как плохо, не понимаешь, в какой момент вздохнуть, в какой – поджать губы, и «само» получается хуже некуда. А у психоаналитиков воооот такая расписанная процедура, пойду-ка к ним.

Из всего перечисленного, в-четвертых, следует: эффективный специалист в психологии и педагогике может осмысливать опыт, исходя из одной концепции. Но владеть должен большим набором концепций и соответствующих им методов. Кстати, в силу этого в той же психотерапии в тех же США каждый второй специалист – «эклектической» ориентации. Отовсюду понемногу берет, ага.

Или вот: дизартрия как нарушение звукопроизнесения, как нарушение пирамидной/экстрапирамидной/ЧМН иннервации, как неадекватная обратная связь для речи как ВПФ – т.е. точка зрения логопеда, невролога, нейропсихолога – они же не противоречат друг другу! Так что, в-пятых, нет «чисто логопедических» или «чисто неврологических» проблем.

Иными словами, в-шестых: научная «школа» это не гуру с аспирантами (не менее 25 штЮк, по словам нашего МинВОнауки). Это люди, объединенные взглядом на круг решаемых критических вопросов и диапазон методов решения. Да, поэтому белорусский психолог Г.М. Кучинский в своем размышлении о смысловой сфере человека приходит к сходным выводам с Д.А. Леонтьевым. Хотя шел не от Выготского, а от Бахтина. И да, выводы обоих имеют пересечения с Франклом, который шел вовсе от Фрейда.

Наконец, в-седьмых, изучить методологию можно только читая МНОГО. И первоисточников, и интерпретации, и последователей. Не обязательно «вчитываясь глубоко», а отмечая те самые главные моменты: на какой вопрос автор искал ответ, как искал, что результировало «искания» (какова модель изучаемого феномена).

Иначе получаем то, что видим регулярно и в разных местах. Вон, на днях прочел чУдное высказывание одного врача-типа-невролога (если б он одним пёрлом ограничился…), мол, то, что придумал Лурия, «уже не отвечает современным реалиям». Дескать, чтоб «отвечало», надо объединить лурьевский подход с «находками современной западной когнитивной нейронауки».

Умная, опять же в кавычках, типа-коллега-от-нейропсихологии выдала в ответ, что по её мнению, медикаменты «не могут действовать на структуры 1-го блока».

Ну что, дорогое высшее образование, вот и наклепали мы с тобой специалистов по изготовлению сапогов с кремовой начинкой. Врач судит о психологии, психолог о медикаментах. Кра-со-та.

Твою ж дивизию! Где у обоих обсуждаемых лиц понимание: что лежит в основе нейропсихологии? Какой вопрос? А на какой пытается ответить «западная нейронаука»? Ась?

«Крикну – а в ответ тишина!» (с) А.Б. Пугачева

У Выготского, если кто читал, есть концепция «единиц» психики. Это такие минимальные проявления психики, которые сохраняют свойства целого. Скажем, ориентировочный рефлекс на звук или свет «единицей» не является, а совокупность непроизвольной (т.е. рефлекторной) ориентировки – является.

Собственно, Лурия продолжил эту мысль и сказал, перевожу на русский: каждой «единице» свойственен свой мозговой субстрат, отличный (!) от субстрата других единиц.

Вроде проще простого, верно?

Но. Когда мы говорим «единица» психики, мы НЕ можем искать «центры письма». Просто потому, что письмо – делимый процесс. Мы НЕ можем искать «центр восприятия красного», потому что стоит нарушиться восприятию одного из «базовых» цветов, исказится и восприятие остальных. Т.е. восприятие красного – слишком низкоуровневый процесс, он не удовлетворяет признаку «сохранение свойств целого» (не имеет независимости).

Лурьевская нейропсихология, таким образом, это эмпирический поиск «единиц» Выготского. Эмпирический в привязке, замечу, к головному мозгу.

К решению пресловутой проблемы «мозг и психика». И другой, не менее фундаментальной: «мозг и обучение». Потому что по сути эффективным может быть только обучение (в т.ч. коррекционное и восстановительное), учитывающее «единицы», их гетерохронию развития и иерархию.

Теперь посмотрим на «современную западную когнитивную нейронауку» (минимул половина слов тут лишняя, ну да ладно).

Идеи? Их ноль с хвостиком. С применением вундервафель ценой в миллионы долларов доказывают… что фонематический слух требует участия левого и правого виска… Потрясающе! Вернике, уже после смерти эмигрировавший из Германии в Польшу (Бреслау по итогам Второй мировой стал Вроцлавом), икает на том свете. Или, используя другие недешёвые супер-примочки, доказывают генетическое родство аутизма и шизофрении. Блёйлер, бедолага, и не догадывался. А то и, удивительное дело же, обнаруживают… родство психомоторных нарушений и психоза (viva Ясперс, Карл!).

Ключевой вопрос здесь «норма функции того или иного феномена» (скажем, восприятия красного). Зачем нам норма функции, ну-ка, юные методологи? За решением вопросов чисто социальной экспертизы. Общественного распределения благ.

Слушайте, почему как бы специалисты удивляются, что на разные вопросы (норма-не норма и структура дефекта-как восстанавливать), решаемые разными методами (аппаратно-количественный и структурно-качественный) получаются… разные ответы?

Так что классика, настоящая классика – не устаревает. Хоть «наша», хоть «их_няя». Просто, увы, классики рассчитывали на хорошо образованных читателей, которые будут пытаться думать. А не на поколение «грамотных пользователей»… Читаем, коллеги, побольше читаем! Люблю вас)

Комментарии: