Ассоциации: пространство, преемство, сходство

В прошлый раз мы говорили об ассоциативных полях и о том, для чего они нужны. Однако надо отмотать немного назад и поговорить собственно об ассоциациях — чтобы потом вновь вернуться к ассоциативным полям и лучше понять, как характеристики ассоциаций определяют характеристики полей, в которые они входят.

Итак, что же такое вербальная ассоциация? Поскольку мы лингвисты, то определение из психологического словаря нам не подойдёт, хотя там и написано, в общем-то, правильная вещь: «…Возникающая в опыте индивида закономерная связь между двумя содержаниями сознания (ощущениями, представлениями, мыслями, чувствами и т.п.), которая выражается в том, что появление в сознании одного из содержаний влечет за собой и появление другое» [Большой психологический словарь 2006: 38].

Почти сто лет назад очень похожее определение этому понятию давал Е.Д. Поливанов: «В роли психологического термина слово А[ссоциация] именно и должно быть трактуемо как „привлечение“ — именно: привлечение одним представлением другого представления. Здесь имеется в виду механизм памяти, т.е. тот процесс мышления, который именно и проводит перед нашим сознанием одно представление за другим. Первое представление влечёт вслед за собою или привлекает вслед себе некоторое второе представление, имеющее с первым определённые точки сближения или по сходству или, наоборот, по контрасту, или по смежности и т.д. И вот как самый процесс этого привлечения (или нанизывания друг на друга) представлений, так и сам сближающий эти представления момент, — могут носить наименование А[ссоциация]» [Поливанов 1991: 342–343]. Важно, что слова связываются в сознании не столько по форме, сколько по значению, причём как по сходству, так и по контрасту. Именно поэтому в ассоциативном эксперименте часто встречаются реакции типа ЗЕМЛЯ — вода, огонь; ДРУГ — враг; ВРАЧ — пациент; МАТЬ — отец.

Ассоциацию между звуковыми представлениям и образами явлений Поливанов считал основой языка. Это хорошо видно в определении, которое он даёт языку: «Язык есть (относительное) тождество системы ассоциаций между внеязыковыми представлениями и их произносительно-слуховыми символами, принадлежащих всем индивидуальным языковым мышлениям некоего коллектива, экономическими условиями предопределённого к регулярному перекрёстному общению» [Там же: 344]. Можно сказать, что язык — это и есть своего рода сеть или система ассоциативных полей.

И коль скоро язык — это ассоциации между произносительно-слуховыми символами и представлениями (образами, ментальными репрезентациями и т.п.), то эти самые представления должны быть тоже связаны между собой ассоциативными связями. Выходит, что вся психика вообще основана на ассоциациях? В целом, так и есть: ассоциации не только связывают вместе разные «части» психики, но и участвуют во многих психических процессах — мышление, восприятие, память и т.д. Ассоциирование играет существенную, если не центральную, роль в организации и активности нашего сознания.

Это доказал ещё великий русский физиолог и основоположник отечественной психологии И.М. Сеченов, который писал: «Всякий внешний предмет или явление фиксируется в памяти и воспроизводится в сознании в трёх главных направлениях: как член пространственной группы, как член преемственного ряда и как член сходственного ряда (в смысле рядов наших классификационных систем)» [Сеченов 2011: 138].

Эти три вида связей образов сознания проявляются в любом ассоциативном эксперименте. Давно были установлены два основных типа реакций — синтагматические и парадигматические. Например: СТУЛ — стол, мебель, сидеть; КОРОВА — молоко, бык, животное, телёнок, деревня; СТУДЕНТ — учёба, зачётка, университет, сессия; УЧИТЬСЯ — трудиться, опыт, ум, университет; это парадигматические реакции. Примеры синтагматических реакций: СТУЛ — новый, стоит, деревянный; КОРОВА — дойная, рыжая, мычит; СТУДЕНТ — весёлый, бедный, голодающий, везде успевает; УЧИТЬСЯ — хорошо, надо, не покладая рук.

Что же значат и как формируются эти пространственные группы, преемственные ряды и сходственные ряды?

Объяснение двух первых феноменов можно найти у великого русского языковеда Ф.Ф. Фортунатова. Прошу прощения, здесь понадобится объёмная цитата, потому что никто, кроме самого Фортунатова, не выразил бы эти мысли лучше.

«…Духовные явления смежные, т.е. получаемые в опыте вместе или в непосредственной преемственности, способны впоследствии воспроизводить одно другое, и точно так же духовные явления, сходные между собою, способны воспроизводить впоследствии одно другое. Т.е. как скоро, например, получены были в опыте два духовные явления А и Б в непосредственной преемственности, то впоследствии, когда, например, опять получится духовное явление А, оригинальное или воспроизведённое, оно способно будет воспроизвести при себе и духовное явление Б. Точно так же, как скоро были получены в опыте духовные явления А и Б, хотя не в непосредственной преемственности, но сходные, то впоследствии, например, духовное явление А, оригинальное или воспроизведённое, способно будет вызвать при себе и духовное явление Б. Я вижу, например, снег и слышу звуковой комплекс снег, который для меня, положим, ещё не является словом. Впоследствии, когда я увижу опять снег или когда у меня явится представление снега, то вместе с тем способно будет воспроизвестись и ощущение звукового комплекса снег, полученное прежде вместе с зрительным ощущением снега. Точно так же, когда я услышу впоследствии такой звуковой комплекс или получу представление этого звукового комплекса, то способно будет явиться и представление снега. Или, например, когда я вижу или представляю себе снег, я могу получить при этом, по действию психической ассоциации, также и представление другого предмета (т.е. воспроизведение ощущений другого предмета), сходного со снегом, равно как и наоборот, ощущение или представление другого предмета, сходного со снегом, способно вызвать за собою представление снега.

Итак, духовные явления связываются между собою, ассоциируются по смежности или по сходству, т.е. два духовные явления, полученные в опыте или как смежные, или как сходные, способны впоследствии воспроизводить одно другое. Что же значит: „способны воспроизводить“? Это выражение имеет тот смысл, что духовные явления, связанные между собой смежностью или сходством, воспроизводят в действительности одно другое, как скоро в данный момент не препятствуют какие-нибудь другие условия» [Фортунатов 1956: 112–113]. Духовными явления Фортунатов называет то, что сейчас мы бы назвали психическими явлениями.

Таким образом, снег и слово снег объединяются в сознании как члены преемственного ряда. Снег и ощущение холода — как члены пространственной группы. Снег и осадки или слово снег и слово осадки — как члены сходственного ряда. И эти связи существуют одновременно. Впрочем, если слово снег воспринимается или воспроизводится одновременно с образом снега, то это будет уже пространственная группа.

Эта схема может показаться слишком примитивной и даже надуманной: вряд ли кому-то приходилось одновременно видеть снег и слышать слово снег. Но в целом примерно так и происходит. Подтверждение можно найти в трудах ещё одного великого физиолога — П.К. Анохина, который на основе многолетних экспериментов показал, что любому действию, любому принятию решения предшествует сложный процесс обработки и объединения многообразной информации. «…В процессе этого синтеза происходит одновременная обработка самой разнообразной информации, поступающей в центральную нервную систему из внешнего и внутреннего мира. На этой стадии „предрешения“ синтезируется целый ряд возбуждений. Как и весь поведенческий акт в целом, стадия „предрешения“ формируется на основе доминирующей в данный момент эмоции или мотивации. Последняя, говоря психологическим языком, представлена желанием или потребностью. Такое доминирующее возбуждение, как показывают эксперименты на простых формах потребности (голод, жажда, половая потребность и т.д.), обладает способностью извлекать из многочисленных синаптических образований мозга всё то, что было связано в прошлом с удовлетворением или разрешением именно этой, доминирующей в данный момент, потребности…» [Анохин 1978: 113–114]. Поведенческий акт здесь значит буквально любое действие — акт восприятия нового или знакомого предмета, акт извлечения из памяти некоторой единицы, акт мышления, собственно действие, например, жест или слово и т.д.

Повторяющиеся в схожих условия поведенческие акты не просто суммируются, а сливаются в средние итоги, по выражению И.М. Сеченова [Сеченов 2011: 155], которые, не будучи уже точным воспроизведением действительности или некой нерасчлененной массой, представляют собой единичные образы множества однородных или похожих предметов.

Важно понимать, что эти средние итоги впечатлений не являются нерасчленённой массой именно в том смысле, что они могут дробиться или, наоборот объединяться по каким-то признакам. Повторение схожих, но в чём-то всё же различных впечатлений влечёт за собой расчленение их общего итога в более дробные группы и их обособление, что сопровождается появлением «ядра» группы и соответствующих внешних условий воспроизведения этих впечатлений в сознании. А повторение схожих групп впечатлений объединяет их в единую большую группу.

«…Чем чаще сочетаются в опыте известные духовные явления или чем сильнее они в этом сочетании, тем больше они способны воспроизводить впоследствии одно другое, и наоборот, чем реже они сочетаются в опыте или чем слабее духовные явления в этом сочетании, тем менее способны они воспроизводить впоследствии одно другое» [Фортунатов 1956: 113]. И.М. Сеченов выражал те же идеи почти теми же словами: «Всякое впечатление оставляет на душе след тем более прочный и отчётливый, чем чаще оно повторялось. Словом прочность выражается здесь способность следа сохраняться в душе долгое время, а словом отчётливость — способность чувственного образа выигрывать при повторении в определённости» [Сеченов 2011: 109]. Поэтому чем чаще человек использует в речи слово студент в одном предложении (вообще рядом) со словом лентяй, тем прочнее будет ассоциативная связь между ними. Причём это характерно как для слов, так и вообще для всех явлений сознания. Если человек часто видит, что студенты ленятся, то между словами, обозначающими эти два явления, возникнет прочная связь. Если в опыте человека экзамены неоднократно сопровождались стрессом и негативными эмоциями, то и слово экзамен будет ассоциироваться со словами стресс, страдание, жопа, мандраж и т.п. Слово оказывается связанным с эмоциональным состоянием человека, а не просто с другим словом. Поэтому ассоциативный эксперимент — это эффективный инструмент изучения не только собственно ментального лексикона, но и других психических явлений.

Важно и то, что связь слов в ментальном лексиконе, выражающаяся в ассоциировании, проявляет не раз навсегда установленное, застывшее значение слова как средство решения речевой задачи, результат которой в ней сохраняется в неизменном виде, а именно как комплекс потенциально возможных решений схожих задач в схожих условиях. С этим и связан тот факт, что на одно и то же слово, если предъявлять его одному человеку несколько раз подряд, не будет дана всегда одна и та же ассоциация. Ассоциация как процесс связывания слов по разным характеристикам — это часть координационной структуры, включающей в себя освоенное умение решать ту или иную речевую задачу в некоторых соответствующих ей условиях. В реакции как раз и отражаются средние итоги успешных и неуспешных актов решения схожих задач в схожих условиях плюс личностное переживание человеком этих актов как раз и отражаются в реакции, а не только объективные связи между элементами ментального лексикона как некими абстракциями.

И чем прочнее связь между двумя образами сознания, тем легче один из них притягивает вслед за собой (вспомним приведённое выше определение Е.Д. Поливанова) другой, и тем их единство кажется нам более естественным. «…Помимо лёгкости, с какой воспроизводятся в сознании привычные впечатления, они характеризуются ещё тем, что для воспроизведения их вовсе не нужно соответствующего комплекса внешних влияний — для этого бывает достаточно намёка или какого-нибудь побочного впечатления» [Там же: 110].

Образованию ассоциативных связей между явлениями сознания (образами, представлениями) сопутствует всё большая символизация предметов мысли, поскольку с каждым актом дробления мысли её предмет получает свой знак. И эти символические предметы мысли, оторванные уже от непосредственного породившего их перцептивного опыта, которые тоже способны объединяться в группы и системы. А сами эти символические предметы мысли (знаки) могут быть отделены от своих чувственных корней ещё большей пропастью, чем атомы от реальных предметов.

Процесс ассоциирования и его результат (ассоциативная связь) заключается в объединении различных явлений сознания. И в силу особенностей своей деятельности языковед интересуется только теми из них, которые связывают какие-то явления сознания со словами, точнее, конечно, которые соединяют образы разных явлений с образами слов в сознании человека.

Однако разнообразная информация из внешнего и внутреннего мира в ассоциативном эксперименте оттенена реакцией, которая является единственной эмпирической данностью, непосредственно доступной учёному. Потому что в процессе ассоциирования в сознании активизируется огромная сеть связей, и лишь одна из них в данный момент доминирует и выражается в продукте ассоциирования — вербальной ассоциации. Если бы человек мог единовременно выразить весь этот комплекс знаний, переживаний и образов, он бы, несомненно, сделал это, но речевая деятельность развёртывается последовательно во времени, а инструкция эксперимента ограничивает его, поэтому ему ничего не остаётся, кроме как случайным образом «выбрать» для выражения только одно слово (в крайнем случае — несколько слов), которое по какому-то признаку связано с некоторым фрагментом этого сложного комплекса. Такой выбор происходит действительно случайным образом, так как в большинстве случаев человек не может даже постфактум сказать, по какому признаку реакция связана со стимулом. И даже если после эксперимента проводить беседы с испытуемыми, что нередко практикуется, то заявления самих участников эксперимента не проясняют ситуацию, поскольку реакция вполне могла быть обусловлена иными причинами, чем те, которые уже впоследствии осознаются.

Итак, мы видим, что за, казалось бы, незамысловатой процедурой ассоциативного эксперимента стоит глубокое психологическое содержание. А ассоциации, хотя и имеют во многом случайный характер, но всё же объясняются не просто какой-то случайностью, а тем, что это основной принцип «работы» нашего сознания. Поэтому за ассоциациями стоит не просто что-то типа «эти слова лишь случайно связаны между собой», а отражение многогранного опыта человека, причём как опыта общения (языкового опыта), так и опыта познания и эмоционально-личностного переживания мира.

__________

Анохин П.К. Избранные труды. Философские аспекты теории функциональной системы. – М.: Наука, 1978. – 400 с.

Большой психологический словарь: Справ. изд. / Под ред. Б.Г. Мещерякова, В.П. Зинченко. – 3-е изд., доп. и перераб. – СПб.: Прайм-ЕВРОЗНАК, 2006. – 666 с.

Поливанов Е.Д. Труды по восточному и общему языкознанию. – М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1991. – 623 с.

Сеченов И.М. Элементы мысли: впечатления и действительность / Под. ред. К.Х. Кекчеева. Изд. 2-е. – М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2011. – 224 с.

Фортунатов Ф.Ф. Избранные труды. В 2 т. Т. 1. – М.: Государственное учебно-педагогическое издательство, 1956. – 450 с.

Источник: m.vk.com

Комментарии: