Почему мы разрушаем себя. Стремление к смерти от религиозной аскезы до психологии жертвенности

Что такое воля к смерти

Задолго до Фрейда многие философы задумывались над тем, что именно определяет жизнедеятельность человека и какую роль в ней играют влечения. Сначала Фрейд рассматривал лишь сексуальное влечение, которое, по его мнению, сочетает в себе полярную пару — созидательная любовь и стремление к разрушению. Отсюда он заключил, что деятельность человека обусловлена переплетением «инстинктов жизни и смерти» — сил эроса и танатоса, названных в честь греческих богов любви и смерти. Эти силы — основные бессознательные влечения, которые предопределяют всю жизнедеятельность человека. Эрос считают животворящей силой, и это не вызывает вопросов, но почему так же называют и танатос?

Фрейд предположил существование инстинкта смерти, исходя из идеи об эволюции всего живого: достигнув максимума органического бытия, оно со временем начинает обратный путь и после смерти возвращается к неорганическому состоянию. Согласно этой гипотезе влечение к сохранению жизни формирует у живого организма собственный путь к смерти. Фрейд сформулировал это положение так: «Целью всякой жизни является смерть».

Пороки и страсти всегда были объектом художественного изображения. Но тема секса и различные формы насилия в искусстве — не самоцель, а лишь прием, необходимый для раскрытия общественной или личной драмы героя. Не случайно многие современные западные писатели и кинорежиссеры в ответ на обвинение в злоупотреблении эпизодами преступлений ссылаются на пьесы Шекспира или романы Золя.

Зачем маги хотели освободиться от плоти

Культура и мифология смерти уходят корнями в ранние системы противопоставления двух фундаментальных, равных между собой мировых сил: Бог и дьявол в религиозном сознании, ментальное и физическое — в философском, черное и белое — в бытовом. Этот дуализм в восприятии жизни и смерти во многих культурах выражен через понятие времени.

Земному рождению предшествует смерть; умирая, тело воссоединяется с землей, а душа — с высшим духом. Смерть также означает возрождение, и эта идея отражена в древнем символе — драконе (змее), который кусает себя за хвост.

Он встречается в ряде культур, но стал известен под названием, который дали ему греки, — «уроборос». Смысл этого символа формулируется как «начало там, где и конец». Его используют в алхимии, гностицизме и даже в психоанализе для обозначения самопорождающего процесса саморазрушения и плодородности.

Другой аспект смерти — это неизвестность, непостижимость, ведь «оттуда» еще никто не возвращался с конкретными свидетельствами. Отсюда мифологическое сознание берет идею всеведения мертвых — ведь умерший приобщается к тайным знаниям богов и таким образом сам становится объектом поклонения. Культ предков был распространен в античном мире, на Древнем Востоке, в Центральной Америке, а также у древних славян. Обожествленный предок покровительствует своей семье, к нему обращались жрецы и колдуны за предсказаниями будущего или в поисках сакрального знания.

Из этой формы шаманизма берут начало ритуалы некромантии — практической магии, которую использовали для установления контакта с умершими или гадания на трупах.

Согласно «Естественной истории» Плиния Старшего, магические обряды создал Заратустра в Персии, магия также существовала в Вавилоне и затем распространилась в греко-римском мире.

Страбон в своем труде «География» говорит о «заклинателях смерти» как о главных предсказателях среди персидских магов.

В египетских магических папирусах описывается ритуал призвания духа покойника. Египтолог Роберт Рихтер считает, что подобные практики не были заимствованы из других традиций, а развились из коренных верований и обрядов.

Чтобы узнать больше о магии, философы Пифагор, Эмпедокл, Демокрит и Платон пускались в длительные путешествия, а возвратившись, рассказывали о том, что увидели, причем, как считал Плиний, больше всего способствовали распространению магических учений работы Демокрита. Самое древнее художественное описание ритуала некромантии можно найти в «Одиссее» Гомера.

В Средние века занятия магией и наукой не сильно различались. Многие люди верили, что можно узнать будущее, наблюдая за звездами, и астрологи благоденствовали при королевских дворах как важные советники по многим вопросам. Астрология даже преподавалась в университетах и считалась высшей ступенью математики и неотъемлемой частью медицины. Алмихия и некромантия были предметом неменьшего интереса ученых мужей Средневековья. Они верили в некую сверхъестественную силу слова священных текстов, считали их тайнописью и толковали Библию аллегорически. В каждом числе в Священном Писании они видели мистический смысл и полагали, что во всякой букве сокрыто знание, с помощью которого можно управлять всеми процессами во Вселенной.

Итальянский мыслитель Пико делла Мирандола настаивал на том, что магические и каббалистические (происходящие из иудейской мистики) учения лучше любых других наук доказывают божественность Христа.

Немецкий гуманист Иоганн Рейхлин связывал буквы в Святом Писании с отдельными ангелами. Вдохновившись трудами Рейхлина De verbo mirifico и De arte cabbalistica, Агриппа Неттесгеймский провозгласил: тот, кто знает истинное произношение имени Яхве, имеет «мир в своем рту». Оккультные работы Агриппы высоко оценил каббалист 19 века Элифас Леви, который описал общение с духом греческого философа Аполлония Тианского как ритуал с магическими знаками и предметами, результатом которого становится сомнамбулический транс.

Личный астролог и советник королевы Елизаветы I Джон Ди, имевший репутацию мага, однажды заявил, что у него есть магическое зеркало, способное показать судьбу. Но ему ничего не удавалось в нем разглядеть, пока некромант Эдвард Келли не предложил себя в качестве медиума. Позже Келли заявлял, что через магическое зеркало с ним говорят ангелы на языке Еноха (впрочем, потом его обвинили в шарлатанстве).

По мнению всех этих мистиков, если бесплотная сущность освободится от рамок смертного разума, то сможет постичь то, что лежит за гранью человеческого восприятия.

Идея о том, что плоть является лишь помехой в достижении сакрального знания, присутствует и в аскетических практиках различных религиозно-философских учений.

Первоначально, в Древней Греции, аскетизмом называли упражнение в добродетели. Оно заключалось в самоограничении и воздержании от удовлетворения некоторых потребностей человека — в пище, одежде, сне, половой жизни, а также отказ от развлечений, опьяняющих напитков.

Считалось, что благодаря таким практикам человек преодолевает себя, растет в познании Высшего и достигает полноценной духовной жизни.

Представитель школы религиозного экзистенциализма Николай Бердяев понимает аскезу как метафизический и религиозный принцип и формулирует две основные формы аскетической метафизики. Первая — это признание мира и жизни злом, как в индуизме, считающем мир призрачным и злым; предельное выражение такой философии — буддизм. Иная форма аскетической метафизики встречается в Греции — это, например, неоплатонизм, проповедующий избавление от материального мира. Греческая философская мысль всегда видела источник зла в материи, хотя понимала ее иначе, чем Декарт и мыслители 19 и 20 веков. С этой точки зрения, низшее (материя) не может быть поднято до высшего (дух).

Аскеза здесь означает отсечение духа от материального начала: «злую» материю нельзя победить или преобразить, можно лишь отделиться от нее.

Помимо духовной аскезы Бердяев также рассматривает аскезу спортивную и революционную. По его мнению, от спортсмена требуется серьезная тренировка — не только телесная, но и душевная, потому что он рискует жизнью и должен быть психологически готов к смерти. Рассуждая о революционной аскезе, Бердяев обращается к «Катехизису революции» Нечаева и пишет, что революционер — это обреченный человек, у которого нет личных интересов, потому что всё в нем захвачено одной страстью.

Муравьи и власяницы: зачем христиане себя истязали

В раннем христианстве аскетами называли тех, кто проводил жизнь в уединении и самоистязании, в постах и молитвах.

Традиционное самоистязание часто встречается в различных культурах. У индейцев племени сатере-маве в Бразилии существует обряд посвящения мужчин, в течение которого юноша должен терпеть болезненные укусы муравьев. Праздник в честь индуистского бога Муругана, предводителя войска богов, включает в себя ношение обуви с гвоздями.

Широко известен исламский праздник Ашура, его отмечают все мусульмане, но смысл его различается в разных ответвлениях религии. Сунниты считают десятый день мухаррама знаменательной датой: именно в этот день Всевышний создал Адама, завершился Великий потоп и пророк Муса (Моисей) спасся из Египта. А вот для шиитов это день скорби по религиозным мученикам, прежде всего по Хусейну ибн Али. Траур длится первые десять дней месяца мухаррам, а кульминация траурных церемоний приходится на день Ашура. 10 октября 680 года, в битве при Кербеле были убиты имам Хусейн, его брат Аббас и 70 их сподвижников. В память об их мученической смерти шииты устраивают религиозные мистерии — тазии, которые включают в себя самобичевание, символизирующее страдания Хусейна перед смертью. Во время ритуала верующие бьют себя кулаками в грудь и наносят себе по спине удары занжиром — цепью с прикрепленными к ней лезвиями. Каждый такой удар вспарывает кожу и оставляет кровавые раны. Некоторые мужчины надрезают себе кожу на голове, и их лица заливает кровь.

У христиан религиозное самоистязание появилось под влиянием традиций древних иудеев, которые носили грубую одежду из козьей шерсти в знак печали и памяти об умерших.

Носить вретище или власяницу должны были все близкие родственники умершего, в особых случаях эти одежды из жесткого волоса не снимали даже ночью.

В Средние века власяница — это обязательный атрибут монашества. Монахи и причащающиеся надевали эту одежду в знак смирения и бренности плоти. Страдания из-за постоянной чесотки и раздражения кожи нужно было преодолевать силой духа и молитвой. Ношение власяницы было неотъемлемой частью служения Богу, а раны на теле воспринимались как свидетельства страданий за Христа и его веру.

Преданность вере, выраженная в самопожертвовании, — единственное оправдание добровольной смерти (то есть самоубийству) в авраамических религиях и восточных религиозно-философских учениях. В христианстве, иудаизме и исламе суицид порицается, так как помимо убийства предполагает грех уныния. Кроме того, в христианстве самоубийцы лишаются отпевания, и грех может быть прощен, только если человека признают безумным.

Исход из царства Антихриста: самосожжения старообрядцев

В 1650–1660 годах патриарх Никон задумал приблизить русские религиозные обряды к современной ему греческой традиции. Однако многие верующие, которых впоследствии назвали старообрядцами или раскольниками, категорически отказывались принимать изменения в порядке богослужения: крещение тремя перстами, стояние на коленях, хроматическое пение в церковных хорах. Кроме того, раскольники объявили, что на престоле теперь Антихрист, жизнь при котором неправедна, и действующая власть была вынуждена предпринять какие-то радикальные меры.

Жестокие репрессии при царе Алексее Михайловиче уступили место подходу Петра I, и среди старообрядцев сложился цикл сочинений — «Собрание от Святаго Писания о Антихристе», радикально трактующих деятельность императора. Одним из самых тяжких обвинений, которые староверы предъявляли Петру, стала отмена патриаршества, «дабы ему единому властвовати, не имея равна себе». Не принимая нововведения, старообрядцы считали, что сумеют одолеть «еретиков-никониан» и старая вера восторжествует, но этого так и не произошло. Запреты, налоги, насилие не помогли уничтожить раскол, но повлекли за собой трагические последствия вроде массовых голодовок и «гарей» — актов самосожжения.

В конце 17 — начале 18 века заметным центром проповеди самоубийств стало Выговское общежительство — старообрядческая община, где проповедники представляли людям самосожжение как богоугодное очищение. Одним из них был Семен Денисов, местный киновиарх (настоятель), который в своих сочинениях выказывает глубокое почтение тем, кто погиб «благочестным огнесожжения скончанием». Другой настоятель Выговской общины Иван Филиппов в своей «Истории Выговской старообрядческой пустыни» подчеркивал духовное превосходство самосожигателей над их беспощадными преследователями во «времена гонительные».

Участие в массовом самоубийстве выговские проповедники считали не только возможной, но и совершенно необходимой мерой и противопоставляли его «окаянному животу», то есть неправедной жизни в мире, где правит Антихрист.

В условиях раскола возродился эсхатологический дух первохристианства — для истинно верующих сжечь себя означало соблюсти «цело благочестие свое».

Для древнерусского православия особенное почитание мучеников нехарактерно, поэтому старообрядцы обратилась за образцами для подражания житиям святых раннего христианства. Когда противники самосожжений заявляли, что самоубийство противоречит заветам Священного Писания, раскольники им возражали: многие праведники, жившие в первые века христианства, предпочитали смерть осквернению.

Самосожжению предшествовала длительная хладнокровная подготовка. Обычно в роли проповедника выступал странствующий старец, который, придя в очередную деревню, постепенно начинал вести разговоры о необходимости «огненной смерти». Одержимые идеей единения с Богом через страдальческий, но необходимый путь, люди собственными руками строили «згорелы ызбы», готовили смольники, порох, смолу, чтобы сгореть целыми семействами.

Ритуал самосожжения прекрасно вписывался в народные представления, в которых огонь наделялся особой очистительной силой и способностью переносить души умерших в загробный мир. Это представление превратилось у самосожигателей в идею о «втором неоскверняемом огненном крещении».

Северные крестьяне считали, что огонь по своей природе не един и имеет два проявления: первое не способно причинить вред, так как это священное, благословенное пламя, другое же вредоносно, от него случаются пожары. Поэтому идея кремации связана с представлениями о жизненной силе, о ее неистребимости и вечности. Но теперь этой силе находят новое местожительство — небо, куда души умерших попадают вместе с дымом погребального костра.

Новая официальная вера не только не считала такое самопожертвование героизмом, но, наоборот, сурово осуждала его, предавая анафеме всех сгоревших. Как это нередко случается в мировой истории, церковь сама решает, чьи страдания были более праведными и кто вознесется на небеса и обретет святость.

Самоубийство как политический протест

Холодное и взвешенное решение принять смерть может быть актом доброй воли или даже формой протеста.

10 июня 1963 года в филиалы американских газет в Южном Вьетнаме пришло сообщение, что на следующий день на одной из площадей Сайгона (ныне Хошимин) произойдет нечто важное. Многие журналисты проигнорировали это известие, но некоторые все же явились 11 июня в назначенное время и место. На одном из оживленных перекрестков Сайгона появились трое буддийских монахов. Один положил на дорогу подушку для медитаций, другой сел на нее в позу лотоса. Третий монах достал из багажника канистру с бензином и облил сидящего. Тот, закончив читать мантру, достал спички и поджег себя. Монахи, просто прохожие и даже полицейские совершали простирания (вид полного поклона в буддизме). Один из монахов несколько раз прокричал в мегафон на вьетнамском и английском языках: «Буддийский монах совершил самосожжение! Буддийский монах стал мучеником!»

Мученика звали Тхить Куанг Дык. Актом самосожжения он выразил протест против действий властей Южного Вьетнама, которые преследовали буддистов.

В этот период в стране буддизм исповедовали 70-90 % жителей, однако сам президент Нго Динь Зьем был католиком. Он обеспечивал своим единоверцам преимущества в карьере, бизнесе и распределении земель, а буддистов всячески дискриминировали.

Католические священники формировали вооруженные отряды, насильно крестили людей, разрушали и грабили пагоды.

В начале мая 1963 года власти запретили пронесение буддистского флага в Хюэ. Верующие проигнорировали запрет: в день праздника толпа протестующих направилась к правительственной радиостанции вместе с флагом. Власти открыли огонь, было убито несколько человек. Но в насилии Нго Динь Зьем обвинил Вьетконг — коммунистическую армию Северного Вьетнама. В знак протеста против действий правительства Тхить Куанг Дык публично покончил с собой.

Журналист Дэвид Халберстам из The New York Times, который был очевидцем самосожжения в Сайгоне, писал: «Я не мог плакать из-за шока, не мог писать или задавать вопросы из-за растерянности, не мог даже думать из-за того, что был ошеломлен… Он не повел ни единой мышцей, не издал ни звука, пока горел; его явное самообладание резко выделялось на фоне рыдающих людей вокруг него».

За репортаж об акте самосожжения Халберстам вместе с фотографом Малькольмом Брауном получили Пулитцеровскую премию (а Браун — еще и приз World Press Photo).

Зачем богу приносить себя в жертву

Центральная идея космогоний во многих культурах — идея «изначальной жертвы». Любой акт творения подразумевает некую жертву в цикле рождения и перерождения и отождествляет человека с космосом. Жертва — это еще и акт повиновения божественному провидению через предложение себя божьей воле, искупление. Согласно мифам разных культур мир был создан из частей объекта жертвоприношения.

Когда человек приносит себя в жертву, приобретенная духовная энергия пропорциональна значимости потерянного. Жертвенными могут быть все формы страдания, если они осознаны и приняты всем сердцем. Физические и негативные знаки жертвы (увечье, бичевание, самоуничижение и жестокие наказания или несчастья) — это символы и составная часть устремлений духовного порядка.

Самоубийством божества (помимо распятия Христа) Борхес называет миф о жертве верховного бога скандинавов Одина, самую загадочную фигуру в пантеоне. У него один глаз: свое око Один отдал великану Мимиру в обмен на возможность испить из источника, дающего мудрость. Жертва же, о которой говорит Борхес, изложена в «Речи Высокого» в сборнике «Старшая Эдда». В ней Высокий (он же Один) рассказывает, как, пронзив копьем свое тело, он приносит себя в жертву себе же. Любое сакральное жертвоприношение происходит в центре мира, поэтому девять дней и ночей Один висит на ветвях мирового древа Иггдрасиля. По истечении этого срока бог падает на землю и получает магические руны:

Кодекс чести: самоубийство как долг

Если в европейской христианской культуре существует жесткий запрет на самоубийство, то, например, в синтоизме в Японии подобного никогда не было. По представлениям христиан, тело человека принадлежит сотворившему его Богу, и, лишая себя жизни, человек идет против его воли и совершает грех. В Японии же считалось, что тело человека принадлежит его родителям или господину и своим телом он должен им служить. Харакири, или сэппуку, — способ ритуального самоубийства, принятый среди самураев в Средние века и практиковавшийся до 20 века.

Тело самурая принадлежит его даймё (князю), поэтому сэппуку — это элемент властных отношений, отношений между сувереном и вассалом.

Поэтому ритуальное самоубийство практиковали, если сам господин приговаривал подчиненного к подобной казни. Если же самурая оклеветали, обвинив в предательстве, он мог прибегнуть к харакири, чтобы доказать таким образом свою невиновность и верность даймё.

Этот способ самоубийства представляет собой процедуру вспарывания живота, крайне болезненную и мучительную. Японцы считали, что живот является самой важной частью тела, в которой находится жизненный центр организма. Во время харакири человек эту жизненную силу ликвидировал.

В японском обществе подобная казнь считалась почетной, это была привилегия исключительно самураев . Во-первых, человек лишал себя жизни сам, а не принимал смерть от руки другого. Во-вторых, подобные мучения — это испытание, которое самурай проходит с достоинством, умирая с честью. Если человека приговаривали к сэппуку, его семья не подвергалась гонениям, сохраняла свою фамилию и имущество.

Самоубийством можно было выразить преданность не только в Японии. Самосожжение вдовы после смерти мужа — обычное дело для многих древних индоевропейских обществ. В Древней Руси была традиция сжигать с телом хозяина его рабыню. Одно из наставлений Одина в «Речах Высокого» гласит: «Хвали жен на костре». В индуизме существует легенда о богине Сати, которая стала женой бога Шивы вопреки желанию своего отца. Отец Сати Дакша собрал богов на яджну — жертвоприношение, но не пригласил Шиву, демонстрируя таким образом свое отношение к браку дочери. Оскорбленная Сати, не стерпев унижения, бросилась в священный огонь и сгорела.

Ритуал самосожжения вдовы получил свое название по имени этой индийской богини, он символизирует безоговорочную преданность женщины своему супругу, и доказывает ее добродетель.

В Индии обряд сожжения вдов практикуется не везде. Индийское общество по-прежнему поделено на касты, и не все они поощряют столь жестокое избавление от вдов, поэтому здесь имеет значение социальное происхождение женщины. Обряд сати по большей части укоренился там, где существует запрет на повторное замужество, в высших кастах и среди тех, кто претендует на повышение социального статуса, например, в штате Раджастхан и некоторых округах штата Уттар-Прадеш. Считается, что подобный выбор женщина должна делать добровольно, однако не исключено, что община оказывала на вдову давление.

Поскольку в Индии замуж девочку готовы выдать уже в 6 лет, а разница в возрасте с мужем могла оказаться огромной, нередко случалось, что супруг умирал раньше. Индийская традиция предписывает вдове остричь волосы, снять нарядную одежду и облачиться в белое. Отныне ей не дозволено участвовать в празднованиях и есть она будет строго ограниченное количество еды в день. Семья могла отказаться от нее, и нередко вдовы были вынуждены спать на голой земле и просить милостыню.

Альтернатива такой жизни виделась одна, и с точки зрения индийской женщины она кажется многообещающей, ведь праведной жене при повторном рождении может посчастливиться шагнуть сразу через несколько ступенек инкарнации.

Верующие индусы считают, что воля, ведущая вдову на костер, — это деяние богини Сати и в самой женщине в этот момент воплощается богиня.

Еще в 1829 г. британские колониальные власти приняли закон, согласно которому самоубийство стало считаться преступлением. После этого самосожжения вдов вроде бы прекратились, но тем не менее подобное могло случаться и в 20 веке.

Одно из самых известных самосожжений в современном мире — случай в 1987 году с 18-летней Руп Канвар, муж которой умер от аппендицита спустя всего 8 месяцев после свадьбы. На следующий день Руп, одетая в свой свадебный наряд, бросилась в погребальный костер своего супруга. Прибывшая полиция арестовала и опросила около сотни свидетелей, подозревая, что на девушку надавили родственники ее мужа. В прессе появились статьи, осуждающие этот анахронизм и его сторонников, цитировавших в его защиту древние тексты. Индийское правительство отреагировало быстро и сурово: новый закон грозил пожизненным тюремным заключением или смертной казнью за подстрекательство к совершению сати.

Психология самобичевания: зачем нам быть жертвой

Как мы увидели, религия за некоторыми исключениями осуждает самоубийство. Практически любое учение предполагает, что жизнь человека и его семьи достойны уважения, которое выражается в сохранении собственной жизни, ведь самоубийство причинит страдания родным и близким покойного.

Но кроме суицида физического существует и ментальный — это психологическая деструкция, на языке психологов — аутоагрессивное поведение. Религия назвала бы это унынием (а это тоже грех), философия — непрекращающимся страданием и постоянным саморазрушением.

В быту ментальное самоубийство проявляется как насилие над собой, которое может выражаться в различных формах зависимости, нарушении пищевого поведения, чрезмерных физических нагрузках или крайних формах нанесения себе физического вреда.

Все это проистекает из внутренней позиции самобичевания, причем установить точную причину довольно сложно. Влиять могут воспитание, наследственность, детские травмы; всё, что формирует окружающую среду конкретного человека, складывается в комплекс причин. Нелюбовь к себе рождается из нарастающего напряжения из-за некоего давления. Оно может быть общественным — как например, распространенная в современном мире культура нарциссизма. С этой точки зрения человек должен быть красив и успешен во всем, и тот, кто не соответствует ее ценностям, может чувствовать себя подавленным. Зачастую успешные и активные люди оказываются в кабинете психотерапевта, потому что не могут почувствовать свои собственные желания.

Напряжение также может передаваться от родителей, у которых есть конкретные ожидания от своего ребенка. На самих родителей оказывает давление общество с его идеалами о правильном воспитании или правильной семье. Ребенок в таком окружении может привыкнуть относиться к себе так же строго, как это делали родители. Если за него всегда все решали, то во взрослой жизни он уже не способен слышать себя, что выражается в постоянной подавленности и боязни принимать важные решения.

Тяга к саморазрушению, как ни странно, может проявляться и в агрессии, направленной на других, то есть в уничтожении значимых отношений.

Например, человек находится в состоянии сдержанной агрессии, но не способен это распознавать и поэтому игнорирует свое напряжение. Если кто-то его унизит, он не сможет с этим справиться, и накопленное напряжение выльется в срыв. Его агрессия, направленная на другого, будет попыткой реабилитироваться через унижение оппонента, рассуждает гештальт-терапевт Евгения Андреева.

Интенсивность этих мазохистских настроений зависит от характера, но если вернуться к батюшке Фрейду и светлым умам философии, то мы вспомним, что развитие личности каждого из нас происходит через персональную драму. Всем знакомо выражение Фридриха Ницше: «То, что не убивает нас, делает нас сильнее». В психологии это чаще обозначается термином «инсайт» — нечто, что разрушает восприятие и собирает по-другому. Это может проявляться в виде эмоций, иногда бурных (гнев, крики, рыдания), которые обычно приводят к исчезновению чувства подавленности и разрядке.

В более широком смысле употребляют термин «катарсис». Понятие катарсиса впервые использовалось в древнегреческой культуре и обозначало элемент мистерий и религиозных праздников. В греческом религиозном врачевании катарсис — это освобождение тела от какой-либо вредной материи, а души — от «скверны» и болезненных аффектов. Этот термин восходит к древнему пифагорейству, которое рекомендовало музыку для очищения души и характеризовало воздействие искусства на человека в древнегреческой эстетике.

Первоначально у Аристотеля катарсис — это состояние внутреннего очищения, которое возникало у зрителя античной трагедии в результате переживания за судьбу героя (которая, как правило, завершалась смертью). По сути, катарсис был сильным эмоциональным потрясением, вызванным не реальными событиями жизни, а их символическим отображением. Трагедия, по Аристотелю, заставляет зрителя сопереживать и тем самым очищает его душу, возвышая и воспитывая его. Платон выдвинул учение о катарсисе как об освобождении души от тела, страстей или наслаждений. Значительно позже Фрейд и его наставник Йозеф Брейер выдвинули теорию об очищении психики от патогенной информации и облегчении страданий пациентов через катарсис.

В комфорте нет развития. И хотя это утверждение чаще встречается, когда речь идет об искусстве и художниках, которые под давлением внезапно совершают прорыв, простая истина заключается в том, что любой человек развивается благодаря личным травмам.

Так же, как и формы ритуального самоистязания, душевные переживания могут помочь обрести существенный или даже поворотный в жизни человека опыт. Но важно экологичное обращение с этими состояниями. Любое горе надо перегоревать; самообман, что все хорошо, когда это не так, может иметь обратный эффект. Но нужно чувствовать грань между честным признанием фактов и нездоровой жалостью к себе. Если состояние жертвы приходит в комплексе с другими, которые естественным образом рождаются друг из друга, то опыт провала может стать фундаментом будущей опоры.

Крупнейший теоретик и практик транзактного анализа Стивен Карпман описал в 1968 году типичную модель социально-поведенческих игр, которая получила название «Треугольник Карпмана». При этом три драматические роли этой игры — Спасатель, Преследователь и Жертва — на самом деле лишь мелодраматическое упрощение реальной жизни. Карпман полагал, что треугольник этих ролей складывается в первую очередь потому, что каждый участник получает от своей роли внутренние выгоды. Главный мотив всех троих — нежелание принимать ответственность за происходящее. Ученый объясняет свою модель на примере классических детских сказок («Золушка», «Красная Шапочка» и пр.), подчеркивая, что человек, вовлеченный в эту игру, живет в мире своих фантазий, оторванном от реальности. Чем выше степень осознанности и ответственности человека, тем реже он попадет в эту ситуацию. Участники треугольника обязательно меняются ролями, то есть отдельный человек может перемещаться по этому треугольнику, переходя от состояния к состоянию.

Ведущая танцевально-двигательных психологических тренингов Анна Триш переименовала данную модель в формате своих тренингов в треугольник Ученик — Учитель — Свидетель. Импровизируя в рамках танцевальных упражнений, участники тренинга проживают телесно каждое из трех состояний и прослеживают переход из одного в другое. Главная цель — самораскрытие и осознание происходящего: почему я позволяю с собой так обращаться и как я к себе отношусь, раз в мой адрес проявляется агрессия?

Если же человек остается в позиции жертвы и не желает двигаться дальше, то он застревает в бесконечном мазохизме. Певица и пианистка Тори Эймос говорит, что важным переломным моментом в ее карьере стало ее изнасилование. Позднее ее избрали президентом Общества анонимных жертв сексуального насилия.

Выход — следовать «срединному пути», о котором говорит буддизм. Держать золотую середину между физическим и духовным миром, между аскетизмом и наслаждениями, и не впадать в крайности.

Источник: knife.media

Комментарии: