Существует ли «Я» и какова природа сознания?

С момента возникновения мысли как на Западе, так и на Востоке считалось непреложной истиной, что каждый человек имеет внутри себя некую прочную и цельную основу, средоточие его личности. Вопреки всем поверхностным трансформациям, это «Я» (называемое метафизиками «душой») остаётся в своей сущности неизменным и проносится нами через всю жизнь и даже, как полагалось, за её пределы. Вместе с тем противоречивость внутренней жизни человека слишком очевидна, чтобы её игнорировать, и мыслители древности со всех континентов единодушно предложили ей одно и то же объяснение – в сущности, первое, приходящее на ум: помимо высшего, идеального и подлинного «Я» в нас существует низшее, материальное и ложное начало – именно оно и является причиной наблюдаемого разлада. Первое отождествлялось с разумом, второе – с чувствами и страстями, которые нужно держать в узде и одолевать. Такая позиция казалась безупречно логичной, ведь если сам мир, как в то свято верили, был разделен на два иерархических уровня, – материальный и трансцендентный (идеальный), – то этот же разлом должен проходить и через человека. Цельность «Я», таким образом, была спасена, а природа всех внутренних конфликтов объяснена как столкновение между разумом и чувствами, между высшим и низшим началами.

Описанное представление является абсолютно доминирующим вплоть до окончания эпохи Просвещения и её последних судорог в немецкой классической философии начала XIX века. В самих его недрах, однако, параллельно складывалось понимание невозможности объяснять внутренние конфликты лишь через эту наивную призму. Из наблюдения над ситуациями, когда конфликт разворачивается в одной иерархической плоскости, рождается то, что я бы назвал подлинным понятием трагического: «добро» вступает в противоречие с «добром», любовь наталкивается на долг, идея на идею, одна любовь борется с другой, долг ополчается на долг, а одна справедливость исключает и ниспровергает другую. Борьба между инстанциями «высшего» и «низшего» оказывается лишь детской возней в сравнении с ожесточенной гражданской войной, которую разум, чувства и моральные установки ведут внутри себя самих, и где никогда не ясно, кто прав и что делать. Величайший и непревзойденный художник этой второй стадии – конечно же, Достоевский, однако прекрасные примеры подобных противоречий мы находим у Шекспира и Пьера Корнеля. Вера в «Я» и его существование по старой привычке ещё сохраняется, однако карта внутренних баталий человеческой личности теперь исчерчена вдоль и поперёк и более не ограничивается одним фронтом.

На третьем этапе эволюции, активно формирующемся со времён Ницше по настоящее время, в том числе усилиями когнитивной науки и исследований мозга, становится ясно: если внутри нас нет никакого высшего авторитета, непреложной инстанции, на которую мы могли бы опереться в ситуации внутреннего конфликта, то не существует и ничего, что можно было бы назвать «Я». Любой выбор будет произволен, стихиен, в том числе выбор излюбленной инстанции «разума», поскольку, во-первых, несомненно, что он не является преобладающей силой, а во-вторых, он тоже представляет собой не монолит, а множество, элементы которого находятся в постоянном движении и столкновении. Коль скоро мы не имеем оснований остановить выбор на каком-то отдельном фаворите, у нас остаётся лишь возможность объявить «Я» всю их совокупность, что, впрочем, ставит нас в несколько курьезное положение. Личность тогда предстаёт децентрализованной, шизофренической – пространством склочного противоборства различных по своей природе и устремлениям сил, ареной, вмещающей в себя их непрестанные игрища. Это значит, что в каждую секунду нашей жизни «мы» – это конкретная расстановка сил в общественном строе нашего внутреннего мира, не мифическая свободная личность, а скорее продукт неподвластных сознанию процессов, непрестанно тянущих одеяло на себя.

Та сила, которой удалось прорваться к штурвалу, тотчас же объявляет себя хозяином положения и приклеивает на себя торжественный ярлык «Я». Некоторое время ей вторят и остальные жильцы шизо-универса, однако вскоре новый господин оказывается низвергнутым и ярлычок «Я» переходит во владение очередного конкурирующего инстинкта, чувства, страсти, идеи или побуждения. Порой перемены эти и кульбиты достигают таких контрастов и противоположностей, что сколь бы ни были мы приучены к самообману, мы невольно сомневаемся, «мы ли это были», «что на нас нашло», и как так получилось. Мы поражаемся, как наше цельное и свободное «Я» может так дергать из стороны в сторону и порой даже замечаем вовсе тревожный факт: хотя мы сознаём собственные желания, нам совершенно неведомы их источники и неподвластно их появление или же исчезновение. Человек не способен желать по своему желанию и равным образом он не в состоянии отказаться от желаемого усилием воли. И хотя мы тратим много времени и усилий на попытки контролировать собственные желания, «мотивацию» и даже пишем о том целые книги, почему одно из них появляется или исчезает каждый раз остаётся по большому счёту загадкой.

Динамика внутренней жизни каждого из нас определяется геополитической ситуацией между вовлеченными в противостояние игроками и тем, есть ли на карте достаточно сильные фигуры и альянсы, чтобы долго и прочно удерживать контроль в своих руках. Если да, то мы имеем гармоническую личность, целеустремленную, знающую, чего она хочет и продуктивную, ибо способную к продолжительной решимости и большим, долгосрочным проектам. Напротив, паритет множества враждующих сторон, когда ни одна не может надолго и всерьез возобладать, истощает, приводит к внутреннему хаосу, невротическому и психическому разладу, саморазрушению, безделью и стагнации. Самые творческие, самые гениальные люди порой сочетают в себе постоянство и преобладание главных движущих сил, страстей и устремлений с непрерывно дестабилизирующими и атакующими их оппозиционными началами. Подвергаясь постоянному натиску на самой грани возможностей, базовые личностные ориентиры в этой борьбе адаптируются, крепчают, развиваются, и подобный мятущийся дух генерирует столько внутреннего электричества, что становится способным на титанические свершения.

Как бы то ни было, единственным общим знаменателем во владеющей нами шизофрении являются сами театральные подмостки, пустое пространство сознания, в котором разворачивается всё действо и куда поочередно выходят населяющие нас персонажи. Но и здесь кроется подвох, ведь в фокус сознания попадает лишь верхушка айсберга, искаженное и упрощенное подобие той борьбы, что кипит в глубоких тёмных водах личности. Сознание, если прибегнуть к другому сравнению, подобно экрану, на котором показываются схематические отражения происходящих в недрах системного блока электрических баталий. Нам кажется, будто «мы» управляем ходом сражения, но в действительности в поле нашего зрения попадают лишь результаты каждой конкретной битвы вместе с прилепленными на них ярлычками: «Это сделал Я», «Это увидел Я», «Этого хочу Я», – то, что Иммануил Кант называл «синтетическим единством апперцепции». Функция сознания и сознаваемой нами «свободной воли» – аккумулировать эти данные и сопроводить соответствующими штампами, это совсем не командный пункт, а центр мониторинга, до которого долетают некоторые из произошедших на поле брани событий, причем с опозданием и в искаженно-упрощенном виде.

Вполне возможно, что «мы» (за неимением лучшего слова) управляем собственной внутренней жизнью ничуть не больше, чем жизнью своего тела. Строго говоря, она есть одна из функций этого тела, своего рода низкое урчание, которое издаёт мозг, наподобие урчания в животе, но с важным набором задач. Единственное различие состоит в непрерывно генерируемом и эволюционно удобном мираже, будто внутри этого тела есть не просто набор взаимодействующих алгоритмов, а кто-то «настоящий» и он что-то решает. Сколь бы это ни ранило нашего самолюбия, ближайшим родственником человека как биологического робота является компьютерная программа, робот механический, работающий, между прочим, на тех же электрических импульсах – у него нет никакого монолитного «Я», а лишь сложное ветвление команд и подпрограмм, в числе которых можно смастерить и имитацию «сознания». Видимая несхожесть между нами обусловлена не принципом работы, а набором комплектующих и тем обстоятельством, что живые организмы имеют за своей спиной сотни миллионов лет эволюции и пока что недосягаемую сложность программной и аппаратной начинки, между тем как наши меньшие рукотворные братья ещё едва оперились.

Крушение кумиров и иллюзий, развенчание коренных заблуждений былого есть тяжкий путь, который человечеству, если оно просуществует достаточно долго, предстоит пройти из светлой юности древнего мира через зрелость Нового времени в старость постиндустриальной цивилизации. Вера в «Я», в свободную волю, в осмысленный универсум, в истину и многое другое есть утешительные игрушки, оставшиеся у нас с младенчества, и пока мы не можем ни спать, ни бодрствовать без них, мы не сумеем двинуться дальше. Можно было бы резонно возразить, что не стоит спешить состариться, однако старость духовная, в отличие от физической, обладает замечательным свойством, издавна открытым мудрейшими людьми в истории. За ней, если её удаётся преодолеть (самый главный вызов, финальная битва в жизни индивида и существовании цивилизации) следует новая и уже нескончаемая юность. Старость начинается с цинизма, ожесточения, крушения иллюзий и свойственной им горечи, она отмечена отчаянием и усталостью, нигилизмом. Такова болезненная реакция на столкновение с реалиями мира, окаменение и потрясение от первого взгляда миру в лицо. Если, однако, мы не отведём своих глаз в испуге, нацепив назад розовые очки, и шок удастся пережить и преодолеть, может наступить то, что Ницше и Хайдеггер называли «Новым Началом», «Другим Началом» – новая молодость, теперь уже с ясными глазами, та великая мудрость, которая не несёт в себе печали и не порождает её.

© Олег Цендровский

Источник: m.vk.com

Комментарии: