Насилие и социальные порядки: часть первая

"Слишком часто представители социальных наук в обществах открытого доступа неявно опираются на удобное допущение, что общества, в которых они живут, представляют собой историческую норму. Напротив, мы утверждаем, что нормой является как раз естественное государство, а не открытый доступ. Еще два столетия назад не существовало порядков открытого доступа, даже сегодня 85 % населения мира живут в порядках ограниченного доступа. В письменной истории человечества доминирующей моделью социальной организации выступает естественное государство".

А В ОТВЕТ ТИШИНА

В представлении обывателя экономист - по крайней мере, "серьёзный" учёный-экономист - это человек, который должен знать, что будет с курсом рубля к доллару, сколько будет стоить нефть, к чем приведут санкции, импортные пошлины, налоговые реформы, выходы Британий из Евросоюзов и тому подобное.

Иначе говоря, в представлении обывателя экономист - это макроэкономист. Это неверно. Макроэкономика - лишь часть современной экономической науки, притом несколько потерявшая в авторитете в последние лет двадцать.

Экономисты занимаются огромным количеством интересных вопросов. Как нужно организовать медицину и образование (экономика здравоохранения - чуть ли не самая "модная" тема последних лет)? Как проводить аукционы - причём любые, от продажи старинных картин до продажи государственных корпораций (проблема кажется банальной, но сегодня она считается чуть ли не самой сложной в экономике и порой требует привлечения сложнейшей математики)? Как организовать государственные институты и крупные корпорации, чтобы у руководителей были и стимулы, и возможности одновременно работать эффективно, не воровать и не врать? Когда странам выгодно переходить на общую валюту, а когда - сохранять свою собственную? Как должна быть организована система права - например, в какой момент защита прав интеллектуальной собственности начинает не помогать, а вредить техническому прогрессу? Чем рынок труда или, к примеру, рынок интернет-торговли отличается от простых рынков, описанных в базовых учебниках? Как, когда и почему люди ведут себя очевидно иррационально (этим занимается поведенческая экономика)? Как изменит экономику искусственный интеллект?Список можно продолжать до бесконечности.

Не стоит и говорить, что львиная часть экономистов занимаются вопросами из области финансов, эконометрики, теории игр, теории контрактов и так далее, которые обывателю непонятны и неинтересны.

В представлении широкой публики главная проблема, на которую должны отвечать экономисты - почему одни страны богатые, а другие бедные, и как сделать бедные богатыми? И тут нужно признать: сложно представить себе более важный вопрос. Ответом на него занимается экономика роста, по большей части относящаяся к макроэкономике.

Но занята в это подотрасли лишь малая доля экономистов. В этом нет ничего удивительного. Сложно придумать более важный вопрос для современной медицины, чем создание лекарства от рака; но даже в развитых странах крошечная доля от общего числа медиков занимается созданием противораковых лекарств. Сложно придумать более важный вопрос для современной физики, чем создание термоядерного реактора: дешёвая, неограниченная, чистая и безопасная энергия, которая позволит начать наконец освоение дальнего космоса и много других важных вещей - что может быть важнее? Но только малая доля современных физиков занимается вопросами термоядерного синтеза.

К сожалению, за последние семьдесят лет - со времён появление науки экономики в сороковые годы прошлого века - так и не появилось никакого общего набора правил или хотя бы закономерностей, которые позволили бы однозначно ответить на вопрос: как стране стать богатой? В этом, опять же, нет ничего удивительного. Медицинская наука во много раз древнее экономической, но не существует свода универсальных правил "как дожить до ста лет". Кое-что экономисты, конечно, знают - и мы с вами увидим это, когда будем говорить о ресурсном проклятии - но простого, понятного и стопроцентно верного набора правил у нас нет.

Поэтому тем более интересно взглянуть на книжку нобелевского лауреата Дугласа Норта (и двух его соавторов) "Насилие и социальные порядки", опубликованную девять лет назад, перед самым девяностолетием автора. (Точный перевод - "Насилие и подъём порядков открытого доступа"; книга переведена на русский, хотя и не очень хорошо). Норт и его соавторы предложили поменять весь фокус исследований и сосредоточить внимание на том, как общество контролирует насилие внутри себя. Давайте попытаемся понять его логику.

ТРИ ИСТОЧНИКА И ТРИ СОСТАВНЫХ ЧАСТИ БОГАТСТВА

Между богатыми и бедными странами есть некоторые неочевидные на первый взгляд различия.

Во-первых, бедные страны растут быстрее богатых.

Нет, речь идёт не о навязшем в зубах разговоре о "преимуществе отсталости" и "догоняющем развитии". Бедные страны растут не быстрее богатых, в противном случае Индия сегодня была бы примерно такой же богатой, как Англия - ведь ещё двести лет назад разница в подушевом выпуске между этими странами едва достигала двух раз; на практике Индия сегодня вдесятеро беднее своей бывшей метрополии. Действительно, в последние двадцать лет бедные страны в целом развиваются быстрее богатых; но до этого, на протяжении четырёх десятилетий после окончания Второй Мировой войны, богатые страны росли быстрее бедных, и у нас нет никаких оснований утверждать, что новый тренд в скором времени не сменится на тренд старый.

Речь о другом. Бедные страны растут быстрее богатых, при этом оставаясь бедными. И чем беднее остаётся страна, тем быстрее она растёт. Что за чепуха!

Всё просто. Мы можем разделить все страны мира на богатые (с подушевым ВВП в 2000 году свыше $20.000) и остальные. В те годы, когда в богатых странах наблюдается рост, они растут медленнее остальных - в среднем на 3,88 % против 5,35%. Но дело в другом: в богатых странах рост наблюдается в среднем 81 год из каждой сотни лет, а в бедных - 66 лет из каждой сотни. То есть лет, когда ВВП падает, у бедных стран почти вдвое больше, чем у богатых. Больше того, когда этот самый ВВП падает, то и падает он слабее у богачей: 2,33 % в год в богатых странах против 4,88 % у бедных. Что интересно, темпы роста в годы роста у всех стран с подушевым ВВП ниже $20.000 у стран, сгрупированных по доходам, примерно одинаковый, а вот темпы падения в годы падения ВВП тем выше, чем беднее страна, и число таких лет тем выше, чем беднее страна (собственно, поэтому бедные страны и остаются бедными).

Быстро расти умеют все. Защищать рост от падения умеют только богатые. Не так уж и очевидно!

Норт основывает это замечание на не слишком богатой эмпирической базе; недавно, в 2016 году, его тезис решил проверить Стефан Бродберри из Оксфорда. Тезис подтвердился: если посмотреть на долгосрочный рост экономик и начиная с 1950х и начиная с 13-го века, то он объясняется прежде всего не скоростью развития в те периоды, когда экономика росла, а скоростью падения, когда экономика сжималась. nuffield.ox.ac.uk/users/Broadberry/Growing%20Shrinking%20v3.pdf

Второй тезис, совсем уж неочевидный на первый взгляд.

Читатель, наверное, знает, что богатые страны имеют более высокую долю государственных расходов в ВВП, чем бедные. Это не значит, что высокая доля госрасходов в валовом продукте способствует экономическому росту (скорее наоборот, хотя здесь есть огромное число нюансов). Корреляция не означает каузацию.

Существует старая притча о царе, узнавшем, что в тех провинциях, где чаще всего происходят вспышки чумы, живёт больше всего врачей; решив избавиться от проблемы, царь приказал казнить всех врачей, что не слишком помогло в борьбе с чумой. Швеция, последние полвека находящаяся в числе мировых лидеров по доле государственных расходов в ВВП, добилась по-настоящему блестящих результатов в своём экономическом развитии в конце XIX - первой половине XX веков, когда доля расходов в ВВП у Швеции была одной из самых низких (и даже самой низкой) среди развитых стран.

Кроме того, многое зависит от особенностей конкретной страны.

В странах германского мира государственные и муниципальные расходы на социальную сферу (не все расходы государства, а только один из видов этих расходов) традиционно высоки: 29 % в Дании, 28% в Австрии, 27 % в Швеции, 25 % в Германии. В англоязычных странах расходы существенно ниже, хотя они в среднем побогаче: 21 % в Великобритании, 20 % в Новой Зеландии, 19 % в США, 17 % в Канаде (сюда же можно отнести Швейцарию, которая по устройству общества и экономики ближе к англо-саксонским странам, чем к германским - 19 %). А вот Франция и близкая ей Бельгия обгоняют всех: 32 % в первой и 31 % во второй.

Но нам важно другое. Если разделить страны на группы в зависимости от их доходов (самые богатые - с подушевым ВВП выше $20.000, самые бедные - ниже $2.000, и так далее), то мы увидим, что расходы, которые распределяются непосредственно центральным правительством, в бедных и богатых странах практически одинаковые: от 27 % в самых бедных, 23 % - в самых богатых, в целом разница между разными группами - всего несколько процентов.

А вот разница в расходах местных органов власти - отдельных регионов, муниципалитетов, сельских общин - между богатыми и бедными странами огромна. В самых бедных странах на них приходится всего 4 % валового продукта, а в самых богатых - целых 30 %; общая зависимость такова, что чем богаче страна, тем больше тратят её субнациональные органы власти.

(Здесь нужно пояснить: в таблице используются два разных источника данных - в первых двух и следующих четырёх столбцах. В первых двух речь идёт обо всех расходах, которые распределяются центральным правительством. Когда же речь идёт о расходах местных органов власти, учитываются в том числе деньги, распоряжение которыми центральное правительство поручает регионам - то есть всевозможные субсидии, субвенции, трансферы и тому подобное).

И, наконец, третье различие - количество формальных организаций. Ещё Алексис де Токвиль в своей знаменитой "Демократии в Америке", описывая свою поездку в США в 1848 году, отмечал огромное число всевозможных союзов, движений, альянсов, партий, обществ по интересам, ассоциаций, кооперативов и других организаций в Америке - стране, ставшей, пожалуй, самой успешной в мире в течение XIX и XX веков. В 1996 году в США насчитывался почти миллион двести тысяч некоммерческих организаций - благотворительных, религиозных, а также фермерских кооперативов, обществ взаимного страхования и тому подобного. Конечно, число организаций коммерческих — начиная с крохотных товариществ и заканчивая гигантскими корпорациями, торгующимися на всех ведущих биржах мира — во много раз больше.

Но это справедливо не только для США. Норт предлагает ограничиться рассмотрением такого типа организаций, как разнообразные бизнес- и торговые ассоциации и союза (объединения владельцев компаний или экспортёров-импортёров товаров). В бедных странах - с подушевым доходом от двух до пяти тысяч долларов - число такого рода организаций на милллион человек населения в четырнадцать раз меньше, чем в странах богатых. Вообще, зависимость между уровнем дохода и числом организаций удивительно устойчивая - это видно из таблицы.

Чтобы объяснить, почему он делает акцент на организациях, Норт ссылается на Фрэнсиса Фукуяму. (У нас Фукуяма известен почти исключительно благодаря любви наших доморощенных пророков и геополитиков высмеивать его знаменитый "Конец истории",но вообще он до сих пор остаётся одним из самых цитируемых и обсуждаемых интеллектуалов в западном мире).

Фукуяма пишет: "Понятие социального капитала проясняет вопрос о том, почему капитализм и демократия так тесно связаны друг с другом. Здоровая капиталистическая экономика—это экономика, в рамках которой общество располагает количеством социального капитала, достаточным для того, чтобы позволить самоорганизацию бизнеса, корпораций, сетевых структур и так потом... Та же склонность к социализации, которая имеет ключевое значение для организации устойчивых бизнес-структур, необходима и для создания эффективных политических организаций».

Итак, три различия: склонность к кризисам, расходы местных властей, простота создания организаций.

Но есть ещё два важных момента.

Список богатых и развитых стран сегодня и сто лет назад отличается несильно. Сто лет назад, в преддверии Первой мировой, богатыми странами были страны Западной Европы и переселенческие колонии Великобритании (Канада, Австралия, Новая Зеландия, США). Сегодня к числу этих стран добавились Сингапур, Гонконг и Кипр - маленькие государства, бывшие английские колонии, испытавшие огромное влияние со сторонысвоей бывшей метрополии - и Япония с Южной Кореей и, возможно, Тайванем, страны, испытавшие гигантское влияние США после Второй мировой войны. (Справедливости ради, заметим, что уже в середине XIX века, до открытия внешнему миру, доля грамотных в Японии была выше, чем в большинстве европейских стран). Возможно, сюда можно отнести ещё Испанию, которая не была особо богатой в начале прошлого века и сильно подтянулась к концу, но нынешние проблемы в испанской экономике ставят её участие в "клубе избранных" под сомнение. В список можно занести Израиль — страну, созданную американскими и еврейскими евреями, перенесшими на ближневосточную почву уже сформировавшиеся в других краях институты.

Но в целом список развитых стран - удивительно стабилен: в него чудовищно сложно попасть, что называется, "со стороны", и из него практически невозможно выпасть - это не удалось даже Германии, проигравшей две мировые войны,или Бельгии, в которой уже после первой из войн половина территории лежала в руинах.

И ещё одно. Экономический рост - феномен последних полутора веков. Уровень жизни английского батрака времён поэта Байрона несильно отличался от уровня жизни египетского крестьянина второго тысячелетия до нашей эры (и отличался, возможно, не в пользу батрака). Устойчивый и заметный рост уровня жизни "простых" людей - рабочих, крестьян и тому подобных - отмечается в самых развитых странах мира (Великобритания, Бельгия, США, Канада) с середины XIX века. До этого человечество жило в условиях околонулевого роста на протяжении долгих тысячелетий со времён появления аграрной цивилизации.

Как всё это объяснить? Что определяет такую закрытость "клуба богачей"? Что сделать другим, чтобы тоже получить право играть в гольф и пить столетний виски на воскресных встречах в роскошном особняке в пригороде? И почему люди тысячелетиями не могли добиться такой незамысловатой штуки, как экономическое развитие?

РЕЖИМНЫЕ ОБЪЕКТЫ

Так что же отличает богатые общества от бедных? Их отделяет "режимы доступа".

Доступа к власти - власти не только политической, но и экономической.

Доступ бывает двух типов - ограниченный, характерный для "естественного" государства, и открытый - режим, появившийся всего полтора века назад и сделавший возможным богатство и процветание в развитых странах мира.

Дадим слово самому Норту.

"Модель открытого доступа характеризуется:

1. политическим и экономическим развитием;

2. экономикой, которая меньше страдает от отрицательного роста;

3. сильным и динамичным гражданским обществом с большим числом организаций;

4. более крупными и более децентрализованными правительствами;

5. широким распространением безличных социальных взаимоотношений, включая верховенство права, защиту права собственности, справедливость и равенство — все аспекты равноправия.

Модель ограниченного доступа характеризуется:

1. медленно растущими экономиками, чувствительными к потрясениям;

2. политическим устройством, которое не основывается на общем согласии граждан;

3. относительно небольшим числом организаций;

4. менее крупными и более централизованными правительствами;

5. господством социальных взаимоотношений, организованных при помощи личных связей, включая привилегии, социальные иерархии, законы, которые применяются не ко всем одинаково, незащищенные права собственности и распространенное представление о том, что не все люди были созданы равными."

Ничего не понятно. Разберёмся.

Человек биологически приспособлен к жизни в небольшом племени. Обычно племена охотников собирателей не превышают 40 человек, хотя некоторые учёные утверждают, что человек биологически приспособлен жить в обществах с численностью до 150 и даже 200 человек (так называемое число Данбара). В традиционном доисторическом племени проблема насилия решается естественным образом, через личные взаимосвязи всех членов племени.

Когда десять тысяч лет на землях Плодородного полумесяца на Ближнем Востоке появилось сельское хозяйство, количество людей, которые могли прокормиться с фиксированного участка земли, выросло в десятки и сотни раз.

Теперь людям нужно было создать институты, которые ограничивали бы насилие уже не в крошечных племенах, а в обществах городов-государств с населением в тысячи, десятки тысяч, а после появления крупных государств в Египте и Шумере - сотен тысяч и миллионов человек.

Тогда-то и появилось "естественное" (natural) государство. Сам тип этого государства оказался чрезвычайно жизнеспособен: претерпев огромное количество модификаций, оно дожило до наших дней, и сегодня подавляющее большинство населения планеты живёт в таких государствах.

Снова дадим слово Норту.

"Насилие должно быть едва ли не главным фактором любых объяснений того, как ведут себя общества. Необходимым предварительным условием для формирования долговечной крупной социальной группы является способность контролировать насилие. Естественные государства решают проблему насилия отнюдь не за счет консолидации своего контроля над ним. Вместо этого они пытаются использовать факт распыленности этого насилия путем создания системы взаимопересекающихся экономических, религиозных, политических и социальных интересов, которая дает могущественным индивидам стимулы не использовать насилие...

Естественное государство снижает проблему повсеместного распространения насилия путем создания господствующей коалиции, члены которой обладают особыми привилегиями. Логика естественного государства вытекает из того, как оно решает проблему насилия.

Элиты-члены господствующей коалиции — соглашаются уважать привилегии друг друга, включая права собственности и доступ к определенным видам деятельности. Ограничивая доступ к этим привилегиям только членами господствующей коалиции, элиты создают надежные стимулы сотрудничать, а не бороться друг с другом. Поскольку элиты знают, что насилие приведет к снижению их собственных рент, они имеют стимулы к тому, чтобы прекратить борьбу".

Чтобы ограничивать насилие в государстве из множества племён, государство создаёт новое, специализированное племя - специализированное на насилии: коалицию влиятельных "сильных людей", способных подчинять себе всех остальных.

(Простой и понятный пример такой коалиции - коалиция "воров в законе", занимающаяся контролем над насилием в криминальной среде; в каком-то смысле воровской мир можно рассматривать в качестве примитивного "естественного государства").

На практике, конечно, коалиция может быть сложно организованной и состоять из иерархии коалиций. Ещё один простой пример - это средневековое феодально королевство: герцоги, маркизы и графы во главе с королём контролируют насилие на уровне всего королевства; бароны и влиятельные сеньоры во главе со своим герцогом, графом и маркизом контролируют насилие на уровне отдельного региона - герцогства, маркизата или графства; наконец, барон может стоять во главе коалиции рыцарей, контролирующих одну отдельную плодородную долину. Думаю, для фанатов "Игры престолов" такая система должна быть понятна.

Но как заставить членов коалиции не проявлять насилие в отношении друг друга? Способа существует два: привилегии и рента.

Что такое привилегии? Это право на честный, работающий по закону суд равных. Это право на произвол в отношении тех, кто не состоит в коалиции. Это право на участие в управлении государством. Это право не быть выпоротым посреди ярмарочной площади. Это право носить двуручный меч, шпагу или колесцовый пистолет. Это право иметь раба или крепостного. Это право безнаказанно изнасиловать дочку мельника и повесить мельника, когда он придёт с претензиями. Кстати, в Китае существовали правила, ставящие количество любовниц в гареме чиновника и офицера в зависимость от его ранга - тоже вариант привилегии.

Что такое рента? Ну, простой пример - рента с земли: верховные права на всю землю находятся у лидера коалиции - к примеру, короля; он делегирует часть своих прав (например, часть прав на сбор ренты) верхушке коалиции (к примеру, герцогам и графам); те передают часть прав - и часть ренты — на следующий уровень коалиции и так далее. Внизу пирамиды находится крестьянин, на сгорбленную спину которого ложится обязанность кормить всю эту иерархию. Конечно, могут быть и другие варианты ренты, кроме арендных платежей полусвободного крестьянина за землю, или использования труда крепостного - в виде барщины или оброка, или использования труда вовсем несвободного раба. Рента может приходить благодаря праву собирать плату за проезд через мост, или привилегии красить ткани в пурпурный цвет, или... список можно продолжать.

Каким образом привилегии и рента остановят членов коалиции осуществлять насилие? Ну, это просто. Если внутри коалиции вспыхивает насилие, её привилегии оказываются под угрозой: всегда найдутся люди, которых не устраивает их положение и которые сами хотят войти в коалицию (или улучшить свою иерархическую позицию внутри коалиции). Только если коалиция готова дать отпор любым попыткам внедриться в неё - как со стороны внешних врагов, так и со стороны недовольных своим положение членов того общества, в котором коалиция контролирует насилие - только тогда её членам не нужно будет опасаться за своё будущее. Всегда найдётся простолюдин, мечтающий стать рыцарем и готовый ради этого убить пару-тройку рыцарей; всегда найдётся рыцарь, мечтающий стать бароном - и так далее.

То же самое касается ренты. Насилие снижает ренту, а значит, может оказаться невыгодно даже тому, кто благодаря этому насилию увеличит свои земельные владения.

Действительно, если все посевы вытоптаны армиями - не суть важно, враждебными ли, дружескими ли или даже вашими собственными - а все крестьяне ради смеха сварены заживо в кипящем масле, то никакой ренты с земли вы не получите.

Снова дадим слово Норту.

"Специалисты по насилию не разоружатся, но если их земля, рабочая сила и ресурсы более продуктивны при отсутствии насилия, то эта договоренность создаст дополнительные издержки ведения боевых действий; в этом и заключается решение проблемы достоверности обязательств неприменения насилия. Если каждый специалист в области насилия получит большую экономическую отдачу (ренту) от контролируемых им земли, рабочей силы и ресурсов в мирных условиях и если эти ренты достаточно велики, то у обоих специалистов может появиться прочная уверенность в том, что в интересах другого специалиста воздержаться от борьбы".

Всё это, конечно, не означает, что насилие внутри коалиции невозможно, равно как не означает, что коалиция не может подвергнуться угрозе насилия извне. Гражданские войны в Риме, баронские войны в Англии, княжеские междоусобицами на Руси, сёгунские войны в Японии - список можно продолжать очень долго.

Не стоит, конечно, представлять себе коалицию внутри естественного государства как толпу бугаёв с дубинками, способных побить всех, кто будет выступать. Это справедливо только для самых примитивных естественных государств, и даже в них для вхождения в коалицию важно не только уметь махать кулаками, но и выстраивать социальные связи, организовывать жизнь других и так далее. В зрелом "естественном" государстве правящая коалиция сложно организованна и, в свою очередь, состоит из коалиций, ответственных не только за насилие, но и за религию, производство, перераспределение, политику, государственное управление и так далее.

Чем сложнее организовано общество - тем меньше становится значимость умения непосредственно проявлять насилие в отношении рядовых членов общества для вхождения. Король, Папа Римский или государственный канцлер не должны сносить головы непокорным крестьянам, отказывающимся отдавать мешок с зерном, пытаясь объяснить это какими-то смехотворными аргументами в стиле "вся моя семья умрёт от голода ещё до весны". Но в основе их власти лежит всё тот же контроль над насилием, который осуществляют возглавляемые ими коалиции.

В следующей части мы узнаем, как британский флот создал британское государство, почему аристократы боялись акционерных компаний, почему отцы-основатели хотели защитить США от политических партий. Начнём понимать, с чем же именно связаны различия между богатыми и бедными странами, которые описаны во второй части этой главы. И главное — мы узнаем, почему не правы анкапы (нет, «хотя бы потому, что они анкапы», не годится).

Источник: m.vk.com

Комментарии: