Мозг и движение — Вячеслав Дубынин

Говоря о биологических потребностях, Павел Васильевич Симонов особо выделил потребности саморазвития, потребности, направленные в будущее. Симонов отнес к ним программы любопытства, подражания и программы, связанные с движениями, игрой и свободой. Движения — ключевой момент. Большая часть нейронов головного мозга человека задействована в управлении движениями, в запоминании двигательных программ, структуры моторной коры, мозжечка, базальных ганглиев.

Во многих случаях для того, чтобы движения действительно эффективно реализовались, их нужно повторять и проходить процедуру двигательного обучения. А для этого необходимо положительное подкрепление, положительные эмоции. В данном случае работает медиатор, который называется дофамин, его основным источником являются нейроны компактной части черной субстанции. Их аксоны идут в базальные ганглии и там обеспечивают основу для формирования двигательных навыков. Кроме того, обучение идет на уровне мозжечковых структур.

Самые разные типы движений — рефлекторные, локомоторные, произвольные, — которые мы генерируем корой больших полушарий, прописываются в мозжечке базальных ганглиев после многократных повторов. Все это происходит на фоне выделения дофамина, на фоне положительных эмоций, поэтому повторять движения приятно. Особенно эффективно эта функция реализована у маленького мозга, у новорожденного, у ребенка, который растет и должен сформировать эти двигательные навыки. Например, вы смотрите на мальчика Петю Иванова трех лет и видите, что он залез на табуретку, спрыгнул с табуретки, залез на табуретку, спрыгнул с нее и так 50 раз. Так мальчик тренируется. Сам он это не осознает, но мозг об этом знает, его нейросети знают, исправно платят дофамином за то, чтобы он осваивал двигательные навыки. Взрослый мозг все это умеет, поэтому данный блок у взрослых часто слабеет, мы уже не так охотно двигаемся. Предложение маленького ребенка: «Мама, папа, давай попрыгаем, поиграем» у взрослого мозга часто вызывает глубокое недоумение: «А зачем? Я и так это все уже умею делать».

Все мы разные. Если у вас активно установлена черная субстанция, вы по жизни можете быть двигательно очень легким на подъем и будете испытывать положительные эмоции. Такие люди охотно гуляют, охотно занимаются спортом, танцуют, хотя это кажется совершенно бессмысленным занятием. Для танцев на дискотеке есть несколько мотивов, а танцы перед зеркалом — это чистый дофамин и работа нейронных контуров черной субстанции, мозжечка, базальных ганглиев.

Биологический смысл двигательного обучения очевиден: для удовлетворения самых разных потребностей нужно хорошо двигаться. Козленок бегает, и ему это нравится, а потом ему пригодится убегать от волка. Котеночек бегает за бумажкой, и ему это нравится, а потом ему догонять мышку. Козленок и котенок об этом не знают, но знают их глобальные программы, направленные в будущее, подталкивают их оттачивать эти двигательные навыки.

Молекулы, похожие на дофамин, способны активировать движение и вызывать положительные эмоции, связанные с движениями. Такие молекулы являются наркотикоподобными препаратами, как амфетамин, кокаин. Они хорошо известны и оказывают на мозг достаточно серьезное травмирующее действие.

Движения вставлены в самые разные поведенческие программы. Организм не просто двигается, а часто как бы прозванивает биологические программы, которые в будущем будут использоваться, для того чтобы убегать от опасности, добывать пищу. Отдельная очень важная категория таких программ — это программы, связанные с общением в социуме, стае, коллективе. Мы видим, как котята или щенята борются друг с другом, дерутся понарошку, играют, но на самом деле это очень серьезный компонент поведения. Во-первых, при этом тестируются нейросети, которые отвечают за движения. Во-вторых, маленький мозг учится оценивать силы противника: насколько он мощный, кто победит. В будущем при реальных столкновениях всю эту информацию можно использовать и не ввязываться в совершенно безнадежные предприятия.

Игра животных сама по себе имеет очень большое значение, подкрепляется дофамином. В человеческом поведении это тоже занимает очень большое место. Недаром голландский философ Йохан Хёйзинга написал книгу «Человек играющий», где поставил игру во главу угла и написал, что в человеческой культуре игра, похоже, самое главное. Она лежит в основе культовых явлений, в основе искусства, в основе науки, то есть подобного рода действия занимают огромное место в нашем поведении. Хёйзинга даже охарактеризовал основные черты игры. Например, игра идет понарошку, в свободное время, в определенном месте, но все равно вызывает положительные эмоции. И таких проявлений игрового поведения в нашей жизни очень много. Примером является спорт, когда две команды гоняют мяч, при этом радуются тысячи болельщиков, но они понимают, что это понарошку. И если ваша команда проиграла, вы, конечно, огорчаетесь, но не очень сильно, зато если победила с разгромным счетом, то положительные эмоции зашкаливают.

Если удается сочетать между собой свободу и игру, то получается очень здорово и эффективно. Например, люди идут на флешмоб. Мы никогда этого не делали, это новизна, это движение. Кроме того, это проявление свободы: делаю что хочу. Свобода — это важнейший компонент игры.

Движения, которые мы совершаем, как правило, имеют цель. И если по ходу движения возникают препятствия, то они воспринимаются мозгом как серьезная проблема. Здесь включается дополнительный блок программ, которые можно назвать рефлексами свободы. Если что-то ограничивает свободу ваших передвижений, это встречает сопротивление со стороны нейросетей и добавляет энергии в процесс, для того чтобы решить проблему, преодолеть препятствие или его обойти.

Еще Иван Петрович Павлов отдельно писал о программах свободы, анализируя реакции своих собак, экспериментальных животных. В мае 1917 года он прочел небольшой доклад «Рефлекс свободы», в котором подчеркнул, что преодоление ограничений — это такая же важная программа, как еда и безопасность. На таком глобальном уровне биологическая целесообразность программ свободы очевидна. Если в природе жучок упал в ямку, а олень зацепился рогами за кусты, то нужно срочно выбираться, потому что вы умрете от голода и жажды или придет хищник и вас сожрет. Жучок об этом не знает, и олень, скорее всего, тоже не знает. Но знает их глобальная биологическая программа, которая заглядывает в будущее. Это группа программ, связанных с саморазвитием, программы свободы, это часть программ саморазвития. И это заглядывание в будущее, экстраполяция в данном случае достаточно очевидна.

Дальше организм направляет кучу усилий, для того чтобы преодолеть ограничения. Жучок, посаженный в коробочку, всю ночь ее грызет, а волнистый попугайчик в клетке пытается ее раскурочить и расщепить прутья, чтобы вырваться на волю, а граф Монте-Кристо скребет стенки замка Ив. Само ограничение в свободе передвижений, то есть замкнутое пространство, привязи, путы — это источник отрицательных эмоций. Павлов описывает, как многие собаки, которые шли в его эксперименты, исходно протестуют против этого и приходится сначала их привязывать и кормить, чтобы у них возникла ассоциация, что в этом положении не будет ничего плохого, а, наоборот, еда. Павловские камеры достаточно небольшие по размеру, и, кроме того, на собаку вначале надевается шлейка, чтобы она не ушла куда-то в угол и не легла спать. Тогда, пишет Иван Петрович Павлов, программы, рефлексы свободы слабеют, и можно заниматься уже обучением. И дальше он указывает, что если переборщить с этим подавлением программ свободы, то мы получаем программы рабства, то есть антитезу программ свободы. Это отдельная сторона работы нашего мозга, которая связана больше с иерархическим поведением, с тем, что есть лидер и подчиненный. Большое значение имеет миндалина — структура, которая выстраивает отношения особей внутри стаи.

Ограничения свободы — это мощнейший заряд отрицательных эмоций. Недаром в педагогике и каких-то более серьезных ситуациях подобного рода ограничения применяются как отрицательное подкрепление. Если ребенка поставили в угол, это ограничение в свободе передвижений, и на фоне возникших отрицательных эмоций он должен понять, что он сделал что-то не то. А если вы совершили какое-то серьезное противоправное действие и вас уже поместили в места не столь отдаленные, то тут все серьезно. Можно вспомнить Александра Сергеевича Пушкина, который сам в тюрьме не сидел, но в ссылку-то его отправляли. И это «Сижу за решеткой в темнице сырой…» очень прочувствовано. Или «Придет ли час моей свободы? Пора, пора! — взываю к ней…» Это очень важный компонент нашей жизни, особенно если у вас мозг так установлен. Потому что есть люди более свободолюбивые, есть менее свободолюбивые.

Судя по всему, стремление к свободе, к ситуации, когда вы можете выполнять выбранную программу, — это результат работы конкретных нейросетей. Пока все идет нормально, данная функция мозга не включается. Но если возникает препятствие, если возникает рассогласование между ожидаемыми результатами поведения и реальными результатами, тут-то и срабатывают данные нейросети, которые обеспечивают сравнение того, что случилось, с тем, что хотелось. За это во многом отвечает поясная извилина. Возникают негативные эмоции, которые вливают дополнительную энергию, и прежде всего в работу ассоциативной лобной коры, и она более настойчиво может стремиться к достижению цели. Здесь достаточно тонкая грань, потому что еще чуть больше отрицательных эмоций — и возникнет агрессия. Между свободой и агрессией небольшая грань. И если дверь не открывается, то поначалу вы и ее дергаете, а затем начинаете злобно пинать.

У свободы есть и темная сторона. Борцы за свободу часто переходят на такую агрессивную сторону, когда деструктивные действия начинают разрушать всю ту пользу, которую могла бы принести свобода. Можно вспомнить самые разные религиозные и политические системы, проанализировать, как в каждой из них учитываются важнейшие биологические программы, свобода, подчинение лидеру, эмпатия, то есть свобода, равенство и братство. И в мозге каждого из нас уникальный коктейль из данных программ, это основа нашего темперамента. И когда мы начинаем жить, над каждой из этих программ, в том числе над программами свободы, формируются, как говорил Иван Петрович Павлов, условные рефлексы, то есть мы учимся более эффективно реализовывать программы, достигать успеха. И если обучение ведет к достижению цели, то положительные эмоции и этот поведенческий блок становится в наших реакциях более выраженным. А неудачи можно, наоборот, подавить.

За счет воспитания можно сделать человека более свободолюбивым, более инициативным, более эмпатичным и, наоборот, менее эмпатичным, менее свободолюбивым. Огромная ответственность лежит на педагогах и воспитателях, например, на средствах массовой информации, которые порой вываливают на нас новости, совершенно не думая о тех перепрограммирующих последствиях, которые случаются с нервной системой слушателей и зрителей.

Источник: postnauka.ru

Комментарии: