«Нейронауке без клиницистов не разобраться в шизофрении»

Несколько месяцев назад российская научная группа молекулярных биологов и психиатров получила грант Российского научного фонда. Новый проект будет посвящен исследованию такого сильно мифологизированного заболевания, как шизофрения. Портал Neuronovosti.Ru встретился с руководителем команды психиатров, главным врачом Государственного бюджетного учреждения здравоохранения города Москвы «Психиатрическая клиническая больница № 1 им. Н.А. Алексеева Департамента здравоохранения Москвы», доктором медицинских наук, профессором Георгием Костюком и задал ему несколько вопросов о будущей научной работе и о самой проблеме шизофррении.

Георгий Костюк

Насколько остро стоит проблема шизофрении в современном мире? 

Проблема шизофрении в современном мире, на первый взгляд, не стоит… По заголовками СМИ может создаться ошибочное представление, что гораздо актуальнее проблемы депрессий или болезни Альцгеймера. Про шизофрению журналисты, как правило, не пишут по многим причинам – и в силу слабого представления о болезни, и в связи со множеством мифов вокруг этого заболевания, и по причине стигматизации как пациентов, так и профессионалов, работающих в этой области.

Но, стоит указать, что именно шизофрения и расстройства шизофренического спектра составляют основную работу врачей психиатров, именно на этих заболеваниях сфокусировано внимание сотен исследователей. Поясню, почему.

На протяжении более чем столетней истории изучения шизофрении выявлено, что её распространенность – 1 процент от населения вне зависимости от социального строя, экономического благополучия, процесса урбанизации, вероисповедания и других социальных факторов. В психиатрических клиниках контингент пациентов с шизофренией составляет до 60 процентов в зависимости от профиля клиники. Но главная проблема шизофрении –это социальное бремя, на которое в России приходится порядка 0,5 процентов ВВП в силу высокого уровня инвалидизации пациентов.

Сейчас модно говорить, что со времен Крепелина «чистой» шизофрении не осталось, симптомы размылись и трудно ставить диагноз. Так ли это?

Нет, конечно. Такие заявления, особенно относительно сложности диагностики – просто показывают непрофессионализм тех, кто так говорит. Критерии остаются четкими, подтвержденными на практике. Безусловно, происходит так называемый патоморфоз заболевания – на фоне внедрения современных препаратов и за счет применения адекватных психотерапевтических или реабилитационных программ. Это значит, что, в отличие от середины ХХ века, мы сейчас в большей степени работаем с так называемым «амбулаторным» уровнем расстройств: сокращаются сроки госпитализаций, повышается уровень реадаптации. Но это не значит, что диагностировать стало сложнее.

Пересмотр диагностических критериев – уже довольно привычное дело для психиатрии. Происходит закономерная эволюция взглядов с учетом новых научных достижений, либо социально-политических сдвигов. Так было с переформулированием диагнозов умственной отсталости, аутизма, истерии и других. Но это, повторю, вовсе не значит, что диагностировать стало сложнее.

Насколько мне известно, сейчас идет пересмотр критериев диагностики и самого понятия шизофрения. Действительно ли это назрело?

Это тема для «словесной эквилибристики» или для научных диспутов. С одной стороны – да, термин несколько устарел, некоторые диагностические критерии не подтверждаются результатами фундаментальных наук, выполненных на самом современном уровне. Термин очень стигматизирует самих пациентов – как бы ставит клеймо общественного неодобрения… Но пока на сегодняшнем этапе все предлагаемые заменяющие формулировки не выдерживают критики.

Какие основные направления изучения и борьбы с шизофренией сейчас присутствуют в мировой науке? Осталась ли «чистая» психиатрия, или без нейробиологии – никуда?

Скорее всего, говорить о «борьбе» с шизофренией не совсем верно. Более уместно – контролировать это заболевание. Чистая или клиническая психиатрия, конечно же, осталась. Феноменологическое направление клинической психиатрии с тонкой нюансировкой симптомов – важнейший навык и врачей практикующих, и ученых. Возможность понять, увидеть и услышать состояние пациента, ощутить его, если хотите – «на кончиках пальцев» — это основа профессии.

фМРТ-исследование пациента с шизофренией

Относительно нейробиологии и фундаментальных наук приведу лишь один пример. Надежды выявить «ген» шизофрении не оправдываются уже более 50 лет. С появлением современнейших секвенаторов, давших возможность расшифровки генома десятков тысяч человек, увы, эти надежды – найти биологические маркеры шизофрении – тоже не оправдались. Хотя потребность в объективизации диагностики важна.

Мы проанализировали данные по GWAS (полногеномный поиск ассоциаций – прим. ред.) этого заболевания, выполненные в биологическом ключе. Оказалось, что большинство биологов имеют весьма смутное представление о клинической картине заболевания. Для них нет разницы между формами заболевания, подтипами, клинической картиной, которую, как я уже сказал, может уловить опытный психиатр «на кончиках пальцев». Поэтому справедливо сказать, что не только психиатрии без нейронаук никуда, но и нейронаукам без талантливых клиницистов невозможно будет разобраться и приблизить открытие причин и механизмов шизофрении.

Насколько мировые достижения науки сейчас присутствуют в России? В основном, в научной или клинической практике?

На современном этапе происходит довольно бурная интеграция мировых достижений в области психиатрии в российские реалии, по крайней мере, в крупных городах. В Москве развиваются самые передовые формы оказания психиатрической помощи – стационарзамещающие и амбулаторные модули, внедрены программы психообразования, апробированные в зарубежных странах. Научная работа, проводимая в России, на сегодняшний день вполне конкурентноспособна на мировом уровне. Так, исследования, которые мы воплощаем совместно с лабораторией МГНЦ (Медико-генетический научный центр – прим. ред.), осуществляются всего в трех странах, то есть, у нас по этой теме всего три научных конкурента во всем мире.

Мы проводим исследовательскую работу совместно с Курчатовским Институтом – выявляем особенности функционирования головного мозга при галлюцинаторно-параноидном синдроме в динамике. То есть, сначала в подостром периоде, когда есть яркая картина психоза, и в период реконвалесценции, иными словами – на ранней стадии становления ремиссии. Психотическая симптоматика сопоставляется с данным генотипирования и определения иммунного статуса.

Совместно с лабораториями МГУ мы проводим нейропсихологическое обследование наряду с окулографией глазодвигательных функций, так называемых саккадов. Несколько иммунохимических лабораторий заняты изучением вирусной нагрузки и иммунологических факторов у пациентов. Проводится пилотное исследование фармакогенетического теста с применением метода полногеномного секвенирования. Также анализируем первичные результаты по эпигенетическим механизмам манифестации и редукции психоза – через изучение метилирования гена RELN.

Помимо этого, мы уже провели первичное генотипирование по четырем полиморфизмам, задействованным в генетической природе шизофрении. А еще сейчас набирается коллекция образцов обонятельного эпителия, который близок по структуре к нейронам.

Чем занимается Ваша лаборатория? С кем коллаборируете? Какие уже есть достижения? Также знаю, что вы недавно получили крупный грант РНФ. Какой фронт работ планируется по этому гранту?

Как таковой, лаборатории у нас нет. Я работаю главным врачом Психиатрической больницы имени Н.А.Алексеева. Так вот, на клинической базе этой больницы около года назад мы начали крупномасштабный научный проект с привлечением сначала одной, а на сегодняшний день – уже одиннадцати лабораторий различных научных институтов.

Главная идея проекта – создание биобанка коллекций ДНК, плазмы крови, образцов микробиоты обследованных пациентов. Его уникальность – в двух основных подходах. Во-первых, в отличие от западных коллег, мы разработали интегративную исследовательскую карту – схему обследования пациента.

Образцы крови

Как я уже сказал, проблема классификаций и определения критериев остается актуальной. Поэтому мы решили совместить современные психометрические инструменты – шкалы, опросники, структурированные интервью – с классическими феноменологическими описаниями. Таким образом, получилось, что исследовательская карта включает порядка 1500 показателей – той самой тонкой нюансировки состояния.

Во-вторых, мы стремимся к тому, чтобы каждый пациент вошел в как можно большее число исследовательских программ. Это значит, что мы куммулируем данные и по результатам фМРТ, и по иммунологии, и по саккадам с учетом генотипирования и эпигенетических факторов. Совместно с коллегами из Северо-Западного государственного медицинского университета мы собрали данные о внешних факторах развития психоза, и это исследование прошло первую стадию – набраны 100 образцов.

Таким образом, на сегодняшний день, за год в больнице набрана коллекция порядка 600 образцов биоматериала с глубоким фенотипированием – то есть с максимально подробным описанием статуса, анамнеза, внешних факторов. Этот задел и позволяет нам выходить на серьезные грантовые программы. Помимо гранта РНФ, мы получили два гранта РФФИ, которые и позволили нам стартовать с этой исследовательской программой.

По исследованию, на которое получено финансирование РНФ: планируется набрать коллекцию образцов биоматериала у пациентов с первым психозом при поступлении, через месяц терапии и сравнить показатели с двумя контрольным группами – хроническими больными и здоровыми добровольцами.

Беседовал Алексей Паевский

Источник: neuronovosti.ru

Комментарии: