Проблема демаркации науки и паранауки обострилась в начале XXI века.

Проблема демаркации науки и паранауки обострилась в начале XXI века. Окружив себя компьютерами и другими техническими изобретениями, обеспечив себе комфортный быт на основе научного знания, человечество, казалось бы, оставило в прошлом все формы мракобесия. Но паранаука переживает расцвет, причем и в тех культурах, которые всегда славились рациональностью и прагматизмом. В конце 1970-х американский астрофизик Карл Саган писал: «Сейчас на Западе (но не на Востоке) наблюдается возрождающийся интерес к туманным, анекдотичным, а иногда и подчеркнуто ложным доктринам, которые, если бы были правдивыми, создали бы более интересную картину вселенной, но, будучи ложными, выражают интеллектуальную неаккуратность, отсутствие здравомыслия и траты энергии в ненужных направлениях».1 По его мнению, их популярность выражает активность самых примитивных, лимбических структур мозга, проявляющуюся в «стремлении заменить эксперименты желаниями». Сейчас астрологические прогнозы печатают 90% американских газет, а материалы о науке и технике – лишь 10%. Вообще, Запад сегодня переживает, перефразируя известное высказывание Макса Вебера, иррационализацию всей общественной жизни (напомним, что, по словам Вебера, именно «рационализация всей общественной жизни» стала одной из главных предпосылок формирования науки Нового времени).

Еще сильнее эта иррационализация в России. Еще совсем недавно на ее пути стояли материализм советского обывателя и бдительность идеологов, а любой, мнивший себя колдуном или прорицателем, рисковал оказаться как минимум в учреждении для психически больных. Сейчас колдуны и прорицатели, к услугам которых прибегают даже политики, – истинные властители дум. По данным, которые приводят СМИ, их у нас насчитывается уже более 300 тысяч2. Их гонорары совершенно несопоставимы с доходами ученых, разве что с Нобелевской премией. На ТВ на одну программу о науке – несколько программ о гадалках и экстрасенсах. Реклама соответствующих услуг украшает все газеты. В книжных магазинах рядом с секциями философской и социологической литературы – секции литературы астрологической.

Паранаука пронизывает все сферы жизни, причем и те, что традиционно считались наиболее рационалистическими. Слабое сопротивление научного сообщества, вроде создания Комиссии при Президиуме РАН по борьбе с лженаукой, не в силах остановить ее экспансию.

При этом наука, в истоках которой – не только борьба с «ненаучным» мировоззрением, но и толерантность к непохожим на нее формам мировосприятия, не только стремление рационализировать умы, но и желание понять иррациональное, сделала и саму иррационализацию объектом научного познания, предложив ряд ее объяснений. Эту тему стоит серьезно изучать.

Стремительное разрастание сообщества колдунов и тому подобное не объяснить простыми причинами: иррационализацией всей общественной жизни (она и сама нуждается в объяснении), обилием шарлатанов, стремящихся на этой иррационализации заработать, и так далее. Немалую роль, видимо, играют и такие факторы, как ослабление в западной культуре протестантских ценностей, на которые традиционно опирался рационализм, «здесь-и-теперь-психология» современного обывателя, его нежелание ждать, пока рациональная наука решит его проблемы, массовая вера в чудеса и тому подобное. Важны и личностные факторы и ситуации, в которых иррациональное восприятие существующего миропорядка выполняет психотерапевтическую функцию. Скажем, после потери близкого человека вера в переселение душ и возможность контактов с ними спиритуалистическими способами может смягчить горечь утраты.

Парадоксально, но факт: наука невольно внесла свой вклад в возрождение, вроде бы, давно побежденных ею иррациональных верований. Она породила гипотезы – о существовании биополей, о возможности экстрасенсорного восприятия, о влиянии космоса на организм человека и так далее, которые уверенно используются астрологами и экстрасенсами в качестве объяснительных принципов. Она дала им пример социальной организации: сообщества магов и колдунов явно моделируют основные способы организации и иерархизации научного сообщества, создавая свои институты (как не вспомнить здесь НИИЧАВО – Научно-исследовательский институт чародейства и волшебства, блестяще и, как теперь выяснилось, прозорливо, описанный Стругацкими в романе «Понедельник начинается в субботу»), ассоциации и академии, присваивая себе ученые степени докторов парапсихологии или магистров белой и черной магии. Главное: именно наука своими открытиями, регулярно разрушающими привычное мировосприятие, внушила массовому сознанию, что в принципе все возможно – даже то, что недавно казалось абсолютно нереальным3. Один из парадоксов современной цивилизации: чем быстрее и успешнее развивается наука, тем чаще ломаются привычные схемы мировосприятия, тем меньше у массового сознания стабильных точек опоры, а, значит, тем большие возможности открываются перед паранаукой.

Ее ренессансу способствовали и события внутри научного сообщества. Либерализация некогда очень строгих правил производства научного знания и распространение идеологии постмодернизма принесла с собой терпимость к самым разным системам познания, в том числе и непохожих на традиционную науку, чем тут же воспользовалась паранаука.

Хотя наука и паранаука и непохожи друг на друга (мимикрию паранауки под науку вынесем за скобки), но не вполне антагонистичны, скорее, «несоизмеримы» друг с другом. В разгар компьютерной революции в ее цитадели, в Калифорнии, профессиональных астрологов было больше, чем профессиональных физиков. Но это не мешало физикам работать и не препятствовало компьютерной революции, плодами которой, впрочем, воспользовались те же астрологи, рассылающие свои прогнозы по Интернету, колдуны, заманивающие клиентуру с помощью сайтов, и тому подобное.

Взаимоотношения науки с паранаукой напоминают взаимоотношения науки с религией. В истории они редко принимали характер антагонизма и еще реже – «войны на уничтожение». Тем не менее и толерантное (точнее, высокомерно-толерантное: существует, и ладно) отношение к паранауке может науке дорого стоить, причем в прямом – в денежном смысле. Сейчас в России 300 тысяч колдунов поглощают финансовые потоки, которые могли бы питать науку и базирующуюся на ней практику.

Российская культура никогда не была подлинно рационалистической. Подчас она воинственно отторгала западный рационализм: у наших мыслителей он был связан с эгоизмом, с безразличием к общественной жизни и невключенностью в нее. Не зря бунт против картезианства – основы западного рационализма – случился именно в России, породив «мистический прагматизм»: взгляд на вещи, основными атрибутами которого служат неразделение мысли и действия, когнитивного и эмоционального, священного и земного.

Историческая последовательность: (1) русская (досоветская) философия, поставившая во главу угла нравственные, а не материальные и не гносеологические проблемы, характерные для философии западной, (2) марксистская философия, при всей ее декларативной материалистичности, основанная на не-онтологическом мышлении («наплевать, как на самом деле»), создававшая искаженные образы реальности и нашедшая органичное продолжение в мифе о коммунизме, (3) паранаука – выражает три последовательные и связанные между собой проявления нерационалистичности нашей культуры и ее скрытого (иногда и открытого) мистицизма4.Еще иррациональнее мы в своем поведении – и в политическом, то устраивая революции, то голосуя за личностей, за которых истинно рациональный человек не проголосовал бы ни при каких обстоятельствах, и в обыденном, совершая поступки, непонятные для представителей рациональных культур. Странно ли, что, едва были сняты прежние запреты, иррационализм у нас расцвел, создав благодатную среду и для паранауки?

Психология занимает особое положение – на пограничьи между наукой и паранаукой. История науки и всего, что к ней примыкает, свидетельствует: паранаука, как правило, паразитирует на «неустоявшихся» научных дисциплинах, не достигших достаточной «твердости» научного знания, не прочертивших четких границ между собой и псевдо- и паразнанием. Алхимия процветала в Средние века, но сошла со сцены, когда созрела химия как наука. Подобное происходило и на территории других естественных наук, где сначала росли разные системы паранаучных (скорее, преднаучных) представлений, отступавшие, едва туда приходила наука. Когда физика или химия дает удовлетворительное объяснение, скажем, структуры материи, паранаука остается на этом поле не у дел и оказывается вынужденной искать другие территории. Наука вытесняет паранауку из различных областей познания, не уничтожая ее, а лишь вынуждая перемещаться в иные сферы.

Разные научные дисциплины в разной степени защищены от экспансии паранаучных представлений. Эта защищенность коррелирует со степенью их «твердости» (в науковедческом смысле, предполагающем разделение наук на «твердые» – естественные и технические, и «мягкие» – социальные и гуманитарные), наличием единой парадигмы, разделяемых всем дисциплинарным сообществом критериев адекватности знания и тому подобное. Психология – из наук наименее защищенных: у нее нет устоявшейся системы дисциплинарного знания, общеразделяемых оснований его построения и способов проверки. Это создает возможности для встраивания элементов паранаучного знания.

В плане «мягкости» и неотработанности внутридисциплинарного знания и, значит, его незащищенности перед внешними вторжениями психология мало отличается от других социогуманитарных наук. Почему же паранаука предпочитает паразитировать на психологии, а, скажем, не на филологии?

Причин много. Скажем, то, что представители паранауки, профессионально распространяющие всевозможную каббалистику, в быту, как правило, – люди вполне материалистичные, чувствующие не только ауры, но и направления финансовых потоков. На филологии много не заработаешь, а психологические проблемы есть у каждого, в том числе и у тех, у кого есть деньги. Чтобы паразитировать на филологии, нужно как минимум уметь читать и хоть немного разбираться в текстах – это ставит на пути многих потенциальных параученых непреодолимые барьеры. А специалистом по психологии может прослыть любой, обладающий психикой.

Возможно, главный канал проникновения паранауки в психологию – обыденный опыт, входящий в структуру любого психологического знания и составляющий основу любых действий профессиональных психологов. Паранаучные воззрения, проникающие в психологию, часто имеют житейское происхождение: это – опыт обыденного анализа психологических ситуаций, облаченный в паранаучные категории.

Вспомним и собственные интересы – не только материальные – тех, кто действует и зарабатывает от имени паранауки. Для большинства из них (определенной профессии, как и серьезного образования у них, как правило, нет) психология куда интереснее, скажем, той же филологии – в ней они видят, подчас вполне искренне, свое призвание. Многие обращаются к психологии под влиянием собственных психологических проблем.

Когнитивная незащищенность психологии от внешних воздействий дополняется ее социальной незащищенностью. У психологического сообщества нет четких границ (сейчас кто только не объявляет себя психологом) и барьеров для чужаков. В последние годы отечественное психологическое сообщество становилось для них все более открытым. У этого – три очевидные причины.

Во-первых, девальвация психологического образования, появление наряду с настоящим, получаемым за годы обучения в вузе, «ненастоящего» психологического образования. Его распространяют разные «сокращенные» психологические курсы – их часто организуют те, кто сам закончил такие курсы и тоже не имеет подлинного психологического образования. Во-вторых, психологическое сообщество неорганизованно, разобщено на психологов академических и практических и прочие мало пересекающиеся между собой страты. Нет подлинно интегрирующих его организаций. В-третьих, российское общество сейчас вообще в состоянии характерного для переходных времен социально-статусного «беспредела»: любой гражданин имеет право создать свою научную ассоциацию или академию независимо от того, ученый ли он и вообще умеет ли читать и писать. В таких условиях любое научное сообщество проницаемо для дилетантов, но сообщество психологическое незащищено особенно.

Специфика развиваемых в психологии исследовательских областей тоже делает ее привлекательной для паранауки. Прежде всего это – исследования экстрасенсорного восприятия (ЭСВ): будучи выполнены на строго научной основе, они так и не дали однозначного ответа, существует ЭСВ или нет. Отсутствие однозначного – значит, и отрицательного – ответа паранаука, а с ней и массовое сознание, поспешили расценить как ответ положительный (тот самый случай, когда выдвинутые наукой гипотезы паранаука трансформирует в доказанные истины и даже в объяснительные принципы).

Причин привлекательности этой области для паранауки как минимум две. Во-первых, она интересна обывателю, многократно обыграна в научно-фантастических романах, кинофильмах и тому подобном. Занимаясь этим, представители паранауки получают шансы попасть в фокус общественных интересов, а значит – и в эпицентр финансовых потоков. Во-вторых, отсутствие однозначного ответа научной психологии на вопрос о том, возможно ли ЭСВ, открывает простор для легитимизации деятельности экстрасенсов. При этом материалистически настроенные люди тоже начинают верить в ЭСВ, видимо, поддаваясь не прямому влиянию паранауки (они с нею, как правило, в прямые контакты не вступают), а воздействию СМИ, вносящие немалый вклад в распространение этой веры.

На вопрос о критериях разграничения между наукой и паранаукой есть два противоположных ответа.

Первый: здесь вообще нет четких границ – что на одном этапе развития познания считается паранаукой, может, как отдельные элементы алхимии или изучение «падающих с неба камней», быть признано наукой позже. Второй: критерии их разграничения и возможны, и необходимы, а их отсутствие чревато хаосом в системе познания.

Основная часть научного сообщества предпочитает второй вариант. Увы, при этом граница между наукой и паранаукой обычно проводится интуитивно, а анафема паранауке выносится по схеме: «Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда».

Поиск критерия демаркации в когнитивной плоскости эквивалентен поиску наиболее общего основания знания – критерия его рациональности, который позволил бы отличить науку от паранауки. Границу между ними обычно пытаются провести именно так, при этом сталкиваясь с рядом трудноразрешимых проблем. Во-первых, известно, что нормативные основания построения знания и общие критерии его рациональности исторически изменчивы и релятивны. Как сказал Ст. Тулмин, «никакой единственный идеал объяснения… не применим универсально ко всем наукам и во все времена».

У разных культур – разные критерии рациональности. Яркая иллюстрация – наука западная и традиционная восточная, прежде всего индийская и китайская. И в истории самой западной науки отчетливо заметны три сменявших друг друга типа рациональности – по В.С. Степину, классическая, неклассическая и постнеклассическая наука.

А. Кромби, объединив два «измерения» рациональности, выделил в истории человечества шесть ее основных типов. Их можно насчитать и больше, и меньше, – смотря как выделять эти критерии. Но неизменно одно – невозможность обозначить универсальный критерий рациональности, общий для всех времен и народов.

Комментарии: