«Поведенческая» война

«Оружие не нужно тому, 

кто умеет использовать 

слабости  своих   врагов».

Древнекитайская пословица

«Способ борьбы с войной 

должен отражать 

способ ведения войны». 

Элвин Тоффлер 

В настоящее время России как государству приходится решать многие проблемы, напрямую связанные с дальнейшим выживанием страны и сохранением её суверенитета и идентичности как многонационального, многовекового, исторически сложившегося социального образования.

До недавнего времени военная мощь государства рассматривалась как важнейший фактор обеспечения его безопасности [1,2].

Вместе с тем, распад Советского государства, социалистической системы и её военной составляющей – Варшавского Договора, последовавшие за этим политические преобразования на постсоветском пространстве и в странах Восточной Европы, а также в ряде стран Арабского мира показали, что военная мощь как основа военной безопасности, а также наличие боеготовых вооружённых сил не гарантируют общество от потрясений и переворотов, потери национальной идентичности и смуты.

В последнее время существенное влияние на ход и исход политических процессов всё большее влияние оказывают так называемые «невоенные» опасности и угрозы [3-11]. Под невоенными в статье понимаются угрозы безопасности государства, способные в случае их реализации причинить реальный ущерб национальным интересам государства невоенными средствами и способами. То есть без использования вооружения и военной техники, а также вооружённых сил и вооружённых формирований, в том числе не конвенциональных. 

К таким средствам и способам реализации ущерба государству могут относиться экономика, финансы, экология, демография, здравоохранение, информационные технологии и ряд других. В общем случае невоенная угроза определяется двумя факторами:

а) намерениями источника угрозы к генерированию, развитию и реализации (актуализации) той или иной невоенной угрозы;

б) возможностями источника невоенной угрозы по её реализации.

Характер действия невоенных угроз может быть явным и неявным (скрытым), массированным и избирательным, длительным и скоротечным. 

Всё множество потенциальных и существующих невоенных угроз России может быть сгруппировано в рамках следующих семи кластеров:

- «Невоенные угрозы обороне страны»;

- «Невоенные угрозы государственной и общественной безопасности»;

- «Невоенные угрозы качеству жизни населения страны»;

- «Невоенные угрозы экономике страны»;

- «Невоенные угрозы науке, технологии, образованию и культуре»;

- «Невоенные угрозы здравоохранению»;

- «Невоенные угрозы экологии»;

- «Невоенные угрозы стратегической стабильности».

В качестве фокусов  перечисленных невоенных угроз применительно к  России, помимо широко известных экономики и финансов, экологии и энергетики, могут быть ещё и демография, образование и культура, духовный мир человека, его вера, мировоззрение, здоровье, ценности, убеждения, привычки, традиции и обычаи, эмоции, память, воля, интеллект, национальное самосознание.

Чем же обусловлен наблюдаемый в настоящее время активный переход в межгосударственных отношениях к использованию невоенных угроз?

На наш взгляд это связано с постепенной заменой в странах Западной цивилизации, в первую очередь в США, стратегии Клаузевица на  стратегию  Сунь Цзы, главным принципом которой является «подчинение вражеской армии не сражаясь». Место крупных битв и решающих сражений с использованием многочисленных вооружённых сил и оружия большой разрушающей мощности в настоящее время заняли экономические санкции и эмбарго, политическое и финансовое давление, подкуп элит, террористические атаки, моральное и психологическое давление, в том числе с использованием интернета, разного рода «цветные» перевороты и т.п. [4, 6-9, 16, 21-24]. Как заметил Президент США  Б. Обама в интервью одному из наиболее популярных американских СМИ  - журналу  «Atlantic» в марте 2015 года: «Подлинное могущество означает, что ты можешь получить желаемое, не прибегая к насилию».

Что имеется в виду?

Анализ характера международных отношений конца ХХ - начала XXI века показывает, что в условиях бурного развития информационных технологий и глобализации экономики межгосударственное противоборство из чисто материально-вещественной сферы в значительной мере «перетекло» в сферы информационную и когнитивную [6-8, 10, 12, 13, 16, 19, 21, 22, 26]. 

Начиная с агрессии США и блока НАТО против Югославии в 1999г., чётко обозначился переход к новой технологии передела мира за счёт использования в большем, чем ранее объёме разного рода «невоенных» методов, в том числе и внутреннего протестного потенциала страны-цели или страны-мишени для предстоящей агрессии [3, 5, 7, 8, 11, 14, 22].

Так, американка Мэри Калдор в своей книге «Новые и старые войны», написанной по итогам Балканских событий,  обратила внимание на то, что «цели новых войн не являются политическими в традиционном смысле, они связаны с «политикой идентичности», а не с идеологически или «геополитически» обоснованным «национальным интересом». Бой (и даже контроль территории) перестаёт быть главным средством, «новая война» - это скорее война с населением, чем с противником» [15].

С учётом изложенного, из всего спектра невоенных угроз, рассмотрим такую невоенную угрозу как возможность целенаправленного управления поведением населения страны-мишени с использованием современных информационных и когнитивных технологий. Реализацию данной угрозы в СМИ часто называют «поведенческой» войной, а средства её ведения, соответственно, «поведенческим» оружием.

Говоря о «поведенческих» войнах как средствах межгосударственного противоборства  завтрашнего дня следует отметить, что они основаны на технологиях манипуляции алгоритмами поведения, привычками, стереотипами деятельности, вложенными в нас социумом в самом широком смысле этого слова. То есть, инструментарий «поведенческих» войн состоит в том, чтобы отделить привычку от сложившегося вида деятельности, сформировавшей ее ситуации, и использовать поведенческие паттерны для достижения неких иных целей [27-33].

Данная технология полностью укладывается в социальную теорию ролей, согласно которой  основной целью любой войны является не просто уничтожение противника как такового, а уничтожение его как претендента на роль, которую хотим выполнять мы сами. Итогом войны является перераспределение основных социальных ролевых функций её участников - обеспечения, управления и исполнения, - между странами или социальными группами внутри страны, если иметь в виду войну гражданскую. Кроме того, технология управления поведением является основой и так называемой консциентальной войны или войны на поражение сознания.

Чем же вызвано такое внимание к не совсем ещё понятному термину «поведенческая» война?

В своём выступлении на форуме Национальной обороны имени Рональда Рейгана несколько лет назад тогдашний Министр обороны США Чак Хейгел, озвучивая так называемую «Третью инициативу оборонных инноваций», произнёс буквально следующее: «Соединенные Штаты впредь решили сделать упор на создании вооружений, которые с одной стороны могут обеспечить глобальное доминирование, а с другой – не могут быть скопированы или воспроизведены любой иной страной мира» [7]. 

Анализ, проведенный в исследованиях Академии военных наук, позволил прийти к заключению, что в качестве таких вооружений может выступать не гиперзвуковое оружие и средства ПРО – их воспроизводство в других странах не представляет большой научно-технической сложности, - не кибероружие – США сами достаточно уязвимы к сетевым угрозам, а именно технологии управления поведением в нужном направлении целых социумов, без различия их расовой и религиозной принадлежности. Такие технологии в СМИ получили название «поведенческое» оружие.

Откуда такой вывод? Гипотеза основана на анализе возможностей создания в экономически высокоразвитых странах соответствующих аппаратных платформ, общего и специального программного обеспечения.

Так, в США в штате Юта недавно был запущен в эксплуатацию супер гигантский по своей информационной емкости центр АНБ, аккумулирующий массивы поведенческой информации, охватывающие все страны мира и все континенты. Объём хранилища составляет более иоттабайт данных (1024 байт). Это многократно превышает весь сегодняшний годовой интернет-трафик [7, 26]. 

Для каких же целей нужны такие мощные хранилища данных?

Наиболее правдоподобным объяснением появления таких избыточных вычислительных мощностей и хранилищ является их использование для реализации технологий формирования и управления поведением человека. 

Именно тема «поведенческих» войн, их сущности, содержания и, главное, - практических методов реализации в наибольшей мере табуирована и засекречена в мировом информационном пространстве, покрыта мощным информационным шумом СМИ, обыгрывающих данную тему либо как очередную конспирологическую страшилку, либо доказывающих технологическую невозможность ведения такого типа войн.

Тем не менее, из 500 суперкомпьютеров в мире 233 находятся на территории США. Для сравнения Россия занимает девятое место – с 8 суперкомпьютерами. Причем подавляющая часть из них находится в нижней части списка топ-500 крупнейших компьютеров мира. 

Согласно оценкам экспертов 6 из 10 мощнейших суперкомпьютеров – американские. Все они входят в единственную в мире закрытую сеть суперкомпьютеров, обслуживающую АНБ, Министерство энергетики США, НАСА  и соответствующие структуры Великобритании. По мощности эта сеть не сопоставима с другими замкнутыми вычислительными системами. 

В ближайшее десятилетие в США должны быть созданы суперкомпьютеры с мощностью в один эксафлопс (1018 операций в секунду) и накопителям объемом в   один эксабайт (1018 байт), способные работать с данными в любых форматах. Эти компьютеры станут в 3 раза мощнее, чем суперкомпьютеры сегодняшнего дня. 

Для эффективной работы таких мощных вычислительных систем в распоряжении правительства США достаточно программного инструментария для организации управления поведением социальных групп любых масштабов. Ядром этого программного обеспечения являются методы глубокого обучения, многоуровневые нейронные сети, многофакторный статистический анализ, включая нечисловую статистику, современные методы распознавания образов, программы, обеспечивающие контакт с вычислительными мощностями на естественном языке и при помощи образов и тому подобное. 

Следует иметь в виду, что на сегодняшний день от 75 до 90% ключевых и наиболее перспективных компаний и стартапов по данным направлениям программного обеспечения базируются на территории США, Великобритании  и других стран НАТО.

Ни одна другая страна мира в обозримом будущем не будет иметь таких программно-аппаратных средств, вычислительных возможностей и квалифицированных кадров. Именно это и имел в виду Чак Хейгел.

Кроме того, уже сегодня США способны эффективно работать с технологией «дэйта хьюм» или «человеческие» (персональные) данные). Эти данные охватывают всю совокупность информации о человеке, включая как идентификаторы, так и сведения о поведении отдельных людей  и групп.  Часть этих данных относится к категории персональных, другая - представляет собой обезличенные сведения.

Что касается объёмов доступных специалистам США персональных данных, то на сегодня согласно экспертным оценкам, база данных Google в 10 раз превосходит базу данных отечественной поисковой системы Яндекс не вообще по миру, а именно по России.  Для смартфонов и планшетов картина ещё хуже: Google и Apple держат в руках более 95% рынка приложений, через которые заходят и действуют в интернете российские тинэйджеры и молодежь.

Кроме того, практически полную информацию о людях, превосходящую по достоверности и ценности сведения, полученные при помощи любых других источников,  позволяют получать мониторинг и анализ денежных транзакций. А Интернет денег в значительной степени находится под колпаком у американской разведки [26].

Крупнейший в мире брокер данных, американская компания Axiom, в настоящее время располагает данными на почти 800 млн. человек по всему свету. По многим из них так называемые «профили» охватывают от 100 до 150 характеристик их личности, включая идентификаторы, сведения о привычках, интересах, знакомствах, поведенческих стереотипах и т.п. 

Подавляющая часть дэйта хьюм находится в распоряжении федерального правительства США, разведывательного сообщества страны  и американских компаний. Причем это данные не только по американцам, но и по иностранным гражданам [6]. 

На основе имеющейся в доступе информации американская компания «Recorded Future» («Записанное будущее») уже способна вычленять из контекста веб-страниц имена нужных людей, места и действия, которые они упоминают и прогнозировать их действия в будущем, а также обнаруживать «невидимые связи» объектов поиска.

Третьей основой для практической реализации США «поведенческих» войн, после программно-аппаратных средств сбора и хранения информации о гражданах мира, а также технологий обработки такого рода информации, являются  высокие гуманитарные технологии, или «хай хьюм».

В их основе лежит технология, получившая название «надж» (от англ. Nudge - «подталкивание»). Суть его проста – используя привычки и стереотипы, при помощи создания определенных ситуаций, можно подтолкнуть человека или группу людей к принятию определенных решений,  и осуществлению на их основе определенных действий. По сути, речь идет о новой технологии программирования и внешнего управления человеческим поведением [19, 21, 23-25, 27-33]. 

Практической реализацией технологии «надж» являются, в частности, сайты, склоняющие людей, особенно молодёжь, к суициду. На эту проблему уже обратили внимание правоохранительные органы России, но для её решения требуются оперативные и жёсткие законодательные меры.

Пользуясь технологией «надж» правительства через свои ресурсы в оффлайне и онлайне могут подталкивать граждан и иностранцев к тем действиям, которые являются наиболее соответствующих их интересам так, как их видит руководство США и Великобритании.

Дальнейшим развитием технологии «подталкивания» является «супернадж», который построен уже на фундаментальных принципах психофизиологии и достижениях поведенческих наук. Он предполагает внешнее управление поведением («подталкивание») при помощи создания специальных ситуаций, когда человек будет склонен не к самостоятельному принятию решений, а к автоматическому следованию привычкам, стереотипам или мнению окружающих и врожденным инстинктам.

Что следует из сказанного и как это соотносится с проблемами войны и мира? Вот несколько цифр.

Летом 2013 года в США на конференции «Ненасильственное сопротивление: вчера, сегодня, завтра» были озвучены результаты статистического исследования всех гражданских конфликтов в мире за 1985-2013 годы. 

По итогам анализа выяснилось, что движения гражданского сопротивления добились успеха в 55% зафиксированных случаев, тогда как военные противостояния власти имели успех только в 28%. В итоге был сделан вывод о том, что «гражданские ненасильственные кампании обеспечивают устойчивый переход к демократии в два раза чаще, чем вооружённое противостояние с властью».

Кроме того, на конференции выяснилось, что за последние 15 лет наиболее эффективными (почти в 70% случаев) оказались смешанные стратегии, когда использовались и военные, и невоенные средства достижения целей. К таким стратегиям относились гражданские ненасильственные кампании, которые сопровождались либо угрозой силового противостояния с властью, либо точечными вооружёнными акциями. Соответственно, был сделан вывод о необходимости разработки теории, а главное, детального практического инструментария для гибридного гражданского сопротивления, включающего как ненасильственные методы, так и целевые вооружённые акции или угрозы применения силы против власти.

Учитывая изложенное, можно с уверенностью предположить, что разработка и совершенствование технологии «поведенческой» войны занимают одно из ключевых мест в планировании действий, направленных против России, которую в качестве противника открыто обозначило руководство США в ключевых документах военного строительства [8, 11].

Такое оружие Российская оборонка пока произвести не в состоянии.

Тем не менее, как говорили древние: «предупреждённый вооружён».

Для поиска асимметричного ответа необходима организация соответствующих исследований с привлечением научного потенциала РАН, в первую очередь её медицинской части, академии педагогических наук в части разработки программ для школ, техникумов и вузов, ибо как метко сказал Сергей Михалков о подрастающем поколении: «Сегодня они дети, а завтра они - народ». И именно этому народу придётся отдавать в руки оружие, в том числе и ядерное, а вместе с ним и судьбу страны.

В заключение необходимо отметить следующее. 

Когнитивная технология «поведенческой» войны как невоенная угроза характеризуется большим разрушительным потенциалом и ещё не до конца ясными последствиями для общества страны-мишени, в том числе и населения России. Поэтому задачей сегодняшнего дня является подготовка населения и кадров Вооружённых сил, способных противостоять подобного рода невоенным угрозам в гуманитарной сфере, ибо «самое слабое место на поле боя — мозг солдата, поскольку всё остальное можно закрыть броней».

При организации исследований по защите от «поведенческого» оружия необходимо помнить слова одного из теоретиков невоенных форм противоборства американца Джона Стейна [22]: «Целью  информационной        войны       является       разум,  особенно      разум     тех,    кто   принимает    ключевые     решения по   поводу   войны   и   мира, а  с военной точки   зрения - разум  тех,  кто принимает ключевые решения, если, когда  и как  использовать   имеющиеся   силы   и   возможности   стратегических  структур". 

Литература

1. «Военная сила в международных отношениях: учебное пособие / коллектив авторов; под общ. ред. В.И. Анненкова». – М.: КНОРУС, 2011.

2. Иванов О.П. Военная сила в глобальной стратегии США: монография. - М.: Восток - Запад, 2008. – 198 с.

3. Требин М.П. Войны XXI века. - М.: Издательство АСТ, 2005. – 608 с.

4. Ван Кревельд  М. Трансформация войны. - М.: ИРИСЭН, 2005. – 344 с.

5. Гареев М.А., Слипченко В.И. Будущая война. - М.: ОГИ, 2005. - 144 с.

6. Ларина Е.С., Овчинский В.С. Кибервойны XXI века. О чём умолчал Эдвард Сноуден. – М.: Книжный мир, 2014. – 352 с.

7. Мировойна. Все против всех. Новейшие концепции боевых действий англосаксов. Составление, введение, заключение – Е.С. Ларина, В.С. Овчинский. – М.: Книжный мир, 2015. – 416 с.

8. Савин Л.В. Новые способы ведения войны: как Америка строит империю. – СПб: Питер, 2016. – 352 с.

9. Невоенные рычаги внешней политики России: региональные и глобальные механизмы: коллект. моногр. / под ред. В.М. Братерского. – М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2012. – 282 с.

10.  Харрис Шейн. Кибервойн@: пятый театр военных действий. – М.: Альпина нон-фикшн, 2016. – 390 с.

11. Попов И.М., Хамзатов М.М. Война будущего: Концептуальные основы и практические выводы. Очерки стратегической мысли. – М.: Кучково поле, 2016. – 832 с.

12. Военно-политическая ситуация в мире и безопасность России: сб. докл. / под ред. ДЭН  Г.Г. Тищенко. – М.: РИСИ, 2014. – 128 с.

13. Подберёзкин А.И. Военные угрозы России: аналитический доклад. МГИМО(У) МИД России, Центр военно-политических исследований. – М.: МГИМО-Университет, 2014. 186 с.

14. Карякин В.В. Военная политика и стратегия США в геополитической динамике современного мира: монография. – М.: Граница, 2011. 

15. Калдор Мэри. Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху. – М.: Изд-во Института Гайдара, 2015. – 416 с.

16. Ковалёв В.И., Матвиенко Ю.А. «Деструктивные сетевые социальные структуры и информационные войны как современные вызовы безопасности России», 2012г. Статья на сайте http://spkurdyumov.ru/networks/destruktivnye-setevye-socialnye-struktury. 

17. Арзуманян Р.В. Определение войны в 21 веке. Обзор XXI ежегодной конференции по стратегии Института стратегических исследований Армейского военного колледжа, 6-8 апреля 2010г. - Ереван, 2011.

18. Дугин А.Г. Война континентов. Современный мир в геополитической системе координат. – М.: Академический проект, 2015. – 359 с.

19. Филимонов Г.Ю., Карпович О.Г., Манойло А.В. Технология «мягкой» силы на вооружении США: ответ России: монография. – М.: РУДН, 2015. – 582 с.

20. Кондаков Е.Е. Невоенные меры обеспечения военной безопасности Российской Федерации и основные проблемы их реализации. http://flot.com/publications/books/shelf/safety/11.htm.

21. Поликарпов В., Поликарпова Е. Война будущего. От ракеты «Сармат до виртуального противостояния. – М.: Алгоритм, 2015. – 368 с. 

22. Почепцов Г.Г. Информационные войны. Новый инструмент политики. – М.: Алгоритм, 2015. – 256 с.

23. Соловей В.Д. Абсолютное оружие. Основы психологической войны и медиаманипулирования. – М.: Издательство «Э», 2015. – 320 с.

24. Крысько В.Г. Секреты психологической войны. (Цели, задачи, методы, формы, опыт). - Минск, ХАРВЕСТ, 1999.

25. Почепцов Г.Г. Революция. com. Основы протестной инженерии. – М.: Издательство «Европа», 2005. – 532 с.

26. Расторгуев С.П., Литвиненко М.П. Информационные операции в сети Интернет / под общ. ред. А.Б. Михайловского. – М.: АНО ЦСОиП, 2014. – 128 с.

27. Шейнов В.П. Скрытое управление человеком: психология манипулирования. -  Минск: ХАРВЕСТ, 2000. – 848 с.

28. Психология влияния (Серия «Хрестоматия по психологии») / Составитель Морозов А.В. – СПб.: Издательство «Питер», 2000. – 512 с.

29. Шейнов В.П. Манипулирование сознанием. – Минск: Харвест, 2010. – 768 с.

30. Шейнов В.П. Убеждающие воздействия. – Минск: Харвест, 2010. – 368 с.

31. Рождение коллективного разума: О новых законах сетевого социума и сетевой экономики и об их влиянии на поведение человека. Великая трансформация третьего тысячелетия / Под ред. Б.Б. Славина. – М.: ЛЕНАРД, 2013. – 288 с. 

32. Бреер В.В. Информационное управление пороговым поведением толпы. Тезисы доклада. Рефлексивные процессы и управление. Сборник материалов VIII Международного симпозиума 18-19 октября 2011 г., г. Москва / Под ред. В.Е. Лепского. – М.: Когито-Центр, 2011. – 271 с.

33. Кара-Мурза С.Г. Манипуляция сознанием. Век 21-й. – М.: Алгоритм, 2013. – 432 с.

Источник: www.geopolitica.ru

Комментарии: