Малиновая суббота: что такое синестезия?

Изображение может звучать, музыка — быть изображением. Чёрные буквы могут обладать цветом, а цифры — выстроиться в замысловатый узор. Каждый день недели и каждый месяц может быть окрашен в свой цвет, каждое прикосновение — вызывать определённую эмоцию. 

Это не просто фантазии или поэтические метафоры, а примеры синестезии, одного из самых необычных неврологических феноменов. В буквальном переводе с греческого «синестезия» — слияние чувств. Обычно нам кажется, что зрение, вкус, обоняние, осязание и слух — совершенно разные и отдельные способы воспринимать реальность окружающего мира. Мы не путаем запах бекона с буквой «у» и не говорим о ягодах цвета субботы. Но есть люди, чувственный мир которых не вписывается в это представление. Более того, есть основания считать, что все мы является такими людьми, а синестезия лежит в самой основе человеческого языка и мышления.

Несколько дней назад шотландка Лиза де Брюн (Lisa DeBruine) опубликовала в Twitter анимационную картинку, которая быстро разошлась по интернету. Три высоковольтных вышки ЛЭП играют в скакалку: две раскачивают провода, а третья прыгает, сотрясая экран при каждом своём приземлении. Картинка не сопровождается аудиозаписью, но при просмотре анимации многие слышат глухой звук, который раздаётся от удара вышки о землю. Откуда берётся этот звук, если «на самом деле» мы его не слышим? 

Дело в том, что восприятие, как говорил философ Гастон Башляр, это не столько картина, сколько история. Мы слышим и видим то, что привыкли видеть и слышать: мозг дополняет наше реальное восприятие (например, прыгающие вышки) уже известными знаниями (например, звуком падения). Это один из главных признаков синестезии: чувства не изолированы друг от друга, а сливаются в единство, порождаемое нашим мозгом. 

У большинства из нас синестезия проявляется в скрытой и сдержанной форме. Но для некоторых людей мир благодаря этой особенности выглядит совершенно необычным образом.

Когда композитор Ференц Лист стал капельместером в Веймаре, он удивил музыкантов оркестра необычным подходом к аранжировке. «О, пожалуйста, господа, чуть больше синего! Этого требует эта тональность! Здесь насыщенный фиолетовый, не нужно уходить в розовый!» Сначала музыканты думали, что он шутит. Но Лист обладал не эксцентричным чувством юмора, а одной из разновидностей синестезии, при которой музыка не только звучит, но и видится в определённом цвете. 

Писатель Жак Люссейран, которого вспоминает Оливер Сакс в своей книге «Музыкофилия», потерял зрение в возрасте семи лет. После этого музыка приобрела для него новые характеристики. К этому времени он уже начал играть на виолончели, но звуки стали для него настолько насыщенными, что ему пришлось отказаться от мысли стать музыкантом.

Для Василия Кандинского, который пытался передать в своих картинах синестетическое слияние звука и цвета, «красная киноварь звучит как туба, оранжевый — как средней величины церковный колокол». Он писал: «Цвет — это клавиатура, глаза — это молоточки, а душа — пианино со множеством струн». Его «Импрессия III», написанная после посещения концерта Шёнберга, жёлтыми широкими мазками изображает саму материю звука, которая затопляет зал.

Один из самых распространённых видов синестезии — графемно-цветовая, при которой отдельные буквы окрашиваются в различные цвета. Пожалуй, самый известный её обладатель — Владимир Набоков. Сам язык его творчества синестетичен, построен на созвучиях, необычных метафорах, обыгрывании звучания слов. В одном из интервью он отвечает на вопрос о том, в какие цвета окрашены его собственные инициалы:  

Человек, который обладает этим видом синестезии, несомненно, знает, что перед ним находятся чёрные, а не желтовато-серые или розовые буквы. «Реальный» цвет существует как бы отдельно от «воображаемого», а не сливается с ним. Так, если человек видит перед собой синюю «М», которая в его сознании выглядит розовой, она не станет для него фиолетовой из-за эффекта наложения. Цвета не смешиваются, будто в акварели, а воспринимаются одновременно друг с другом.

Поэтому синестезия так отличается, к примеру, от дальтонизма. Дальтоник в силу генетической мутации обладает неполным набором рецепторов-колбочек. Поэтому он путает зелёный с красным или синий с жёлтым: цвета не доходят от нервных волокон к зрительной коре, поэтому мир для дальтоника теряет определённые тона. Синестезия — совсем другое дело. 

Синестетик может видеть мир точно так же, как видим его мы, но одновременно совершенно иначе. 

У двух отдельных людей синестетические ассоциации очень редко совпадают. В семье Набоковых, где у каждого была графемно-цветовая синестезия, не было ни малейшего согласия в том, каким цветом обладает каждая отдельная буква алфавита.

Но по какой причине тогда возникает синестезия? Давно было замечено, что одной из причин является наследственность: одна и та же способность к «слиянию чувств» часто передаётся из поколения в поколение. Но если синестезия приобретает разные формы, то не менее важное значение должны иметь индивидуальные детские впечатления.

Долгое время учёные не могли понять не только причины синестезии, но и то, существует ли она вообще. Способность видеть звуки или слышать цвета приписывалась сумасшествию или обострённому воображению. Одним из первых (в 1883 г.) на синестезию обратил внимание Фрэнсис Гальтон, который был не только двоюродным братом Чарльза Дарвина, но и выдающимся исследователем. В начале XX века психологи испытывали большой интерес к синестезии, но затем наступило долгое затишье. Это явление нельзя было описать существующими научными методами, поэтому о ней предпочли забыть, отнеся её в одну рубрику с гаданием и телекинезом.

Интерес к синестезии возродился только в 1990-е годы. Были придуманы специальные тесты, которые позволяют отличать синестетов от людей с обычным восприятием. С помощью аппаратов фМРТ учёные исследовали взаимосвязь между мозгом и синестезией. Если бы нам удалось уложить Ференца Листа в томограф и включить музыку, мы бы увидели, как активируется его зрительная кора, будто он и в самом деле видит перед собой цветные вихри и взрывы, а не просто их себе представляет. 

В 2015 году один из главных исследователей синестезии Дэвид Иглмен организовал исследование, которое должно было установить, есть ли что-то общее за разными её проявлениями. Для этого он провёл тестирование среди 6 588 человек, которые прошли графемно-цветовой тест с положительным результатом. Их попросили раскрасить английский алфавит так, как они его видят, предложив на выбор 12 тонов, чтобы можно было суммировать сведения. В получившемся огромном массиве данных учёные стали искать закономерности.

Выяснилось, что значительное большинство людей видят отдельные буквы в определённом цвете: А — красная, D — зеленая, E — синяя. Вот единственное разумное объяснение, которое удалось найти исследователям: подавляющее большинство участников стали жертвами магнитиков от компании «Fisher Price», предназначенных для обучения детей алфавиту. Эти наборы впервые появились в 1971 году и миллионными тиражами продавались в течение 19 лет. Годы и возраст участников совпали. Совпали и цвета букв: красные A, зелёная D, синяя E и так далее. Но это лишь забавное наблюдение, которое ничего не говорит о самих истоках синестезии. 

Ещё задолго до появления научной психологии философы и писатели говорили о том, что в опыте ребёнка отдельные чувства сливаются: он видит, слышит, ощущает прикосновения и запахи — и всё это одновременно. Об этом нерасторжимом единстве детских впечатлений писал Жан-Жак Руссо:

Спустя несколько столетий учёные подтвердили это предположение: оказывается, в младенчестве все люди являются синестетами. 

Мозг ребёнка бурно развивается и образует избыточное количество связей. Со временем эти связи прерываются, ощущения растекаются в отдельные ручейки, между которыми перетянуты только слабые мостики. В трёхмесячном возрасте мы все — синестеты. Спустя пять месяцев большинство, судя по всему, теряет эти способности. Но у некоторых, благодаря небольшим генетическим аномалиям, они сохраняются, и приобретают свою форму в более позднем возрасте. Здесь и вступают в силу цветные буквы на холодильнике и другие детские ассоциации. Эти ассоциации индивидуальны, поэтому и синестезия у двух разных людей может проявляться по-разному. Но основа детского опыта сохраняется даже у тех, кто перестал быть синестетом. 

В 2001 году нейрофизиолог Вилейанур Рамачандран впервые предположил, что в основе человеческого языка и устоявшихся метафор лежит синестезия: именно поэтому мы говорим об «остром сыре», «крепком кофе» или «кричащих цветах». Само появление языка подтверждает человеческую склонность к синестезии. Задумайтесь на минуту, и вы поймёте, что называть «кошкой» пушистое мяукающее существо или пытаться выразить свои чувства при помощи слов — не менее странно, чем считать ноту «ля» — синей, а субботу — малиновой. 

Наши чувства не отделены друг от друга. Само разделение на чувства, мысли и ощущения — это научная абстракция. Синестезия — наше общее прошлое и настоящее, которое позволяет об этом напомнить.