Психологию чаще других наук подвергают сомнениям: ее методы считают ненаучными, а исследования — бесполезными. С психотерапией все еще сложнее: сеансы могут разорить даже самого здорового человека, а эффективность из года в год доказывают, но снова опровергают. «Общество скептиков», проповедующее научный подход во всем, разобралось с мифами о медицине и здоровье. Раз в месяц T&P будут публиковать тезисы одной из лекций конференции «Скептикон» — в первом выпуске психолог-консультант Константин Кунах объясняет, что представляет собой психотерапия и как можно верить вещам, которые научно не доказаны.
Константин Кунах
психолог-консультант
Если сильно обобщать, то всех психотерапевтов можно разделить на два лагеря. Первый лагерь когда-то заложил Зигмунд Фрейд — основатель психоанализа, из которого выросла динамическая школа психологии. Психоаналитики, как и специалисты любой другой развивающейся области, не повторяют то, что делает Фрейд, но следуют утвержденным им принципам. Основоположником второго лагеря стал наш соотечественник Иван Петрович Павлов, лауреат Нобелевской премии, открывший понятие условного рефлекса. За ним эстафету подхватили американцы Джон Бродес Уотсон и Беррес Скиннер — так появилось поведенческое направление психотерапии, на основе которого сложился когнитивный подход. Это два больших истока, которые никак не связаны между собой, и когда человек спрашивает, к какому психологу пойти, ему говорят, что психологи бывают разные. Человек представляет, что это как вареное и жареное мясо — разное, но и то и другое — мясо. Но поведенческая терапия и психоанализ отличаются друг от друга как жареное мясо и внутривенное питание.
Последователи двух этих школ половину исследований проводят исключительно для того, чтобы замочить школу противника. Например, Ганс Юрген Айзенк, известный как автор распространенного теста на интеллект, последователь Павлова, настаивал на том, что психику надо понимать через биологию: на личность, на формирование психики влияют исключительно биологические, генетические, химические факторы. В одной из своих лекций он даже говорит, что психотерапия может быть вредна и опасна. Он ссылается на исследование, в котором психоанализу подверглись больные раком и ишемической болезнью сердца. И семилетняя выживаемость этих людей по сравнению с контрольной группой снизилась. То есть он делает вывод о том, что стресс, испытываемый при психоанализе, а также ложные надежды, внушенные психоаналитиком, привели к увеличению смертности. А хорошей психотерапией он называет поведенческую: она лучше всего лечит неврозы, невротические проявления, депрессию и другие психологические проблемы. И, как обычно, ссылается на кучу исследований.
Маленький нюанс, который надо учитывать при оценке исследований поведенческой терапии, — это то, что она была сильно развита в Америке. В стране, где нет государственной системы здравоохранения, а в медицинские страховки, как правило, включена психотерапия. Если человек застрахован, он может обратиться к психотерапевту, и страховая компания должна за это заплатить. И тут в дело вступает экономический вопрос. На заявление человека «У меня проблема в жизни» поведенческий терапевт обычно отвечает так: «Окей, сейчас мы договоримся, что мы считаем этой проблемой, а дальше у нас будет десять встреч». Не девять, не одиннадцать — десять. И к десятой встрече твоя проблема будет решена. Страховая компания должна заплатить за десять встреч, сравнительно дешевых, потому что они короткие и потому что поведенческим терапевтом стать легко. За неделю интенсивной подготовки любого можно сделать поведенческим терапевтом — объяснить, как работают рефлексы, как их создавать и убирать. Это выгодно страховым компаниям. Какова длительность лечения у психоаналитика? Годы. Есть примеры лечения по 40, по 50 лет. И стоимость работы психоаналитика может доходить до нескольких тысяч долларов за сеанс, а сеансов нужно три-четыре в неделю.
Но есть и другие мнения — например, Скотт Миллер, директор Международного центра качества медицинской помощи, в лекции «Эволюция психотерапии» говорит, что через некоторое время активного посещения психотерапевта эффект теряется. Человек достигает определенного уровня улучшения — и все, дальше он не поднимается. И самое интересное — исследования показывают, что не имеет значения, кто лечит: вчерашний студент, человек с десятью годами стажа или нобелевский лауреат.
© AP Images / Bob Wands
Также есть мнение, что когнитивная и поведенческая терапии оккупировали термин «доказательная терапия», не имея на то оснований. Существует ряд инструментов, с помощью которых когнитивисты и поведенческие психологи получают лучшие результаты, чем динамические психологи. Во-первых, для всех исследований внимательно подбираются испытуемые. Смешанные случаи, в которых на объект исследования могут повлиять какие-то сторонние факторы, не попадают в выборку, чтобы не испортить результаты исследования. Здесь важно понимать, что в психологии нет четких критериев диагностики. Серьезные дядьки с десятилетиями опыта, доктора наук могут не сойтись в интерпретации состояния одного человека. Соответственно, с такой точностью диагностики выбраковка огромная, мы сразу выбираем людей только с узкой конкретной проблемой, и это уже значит, что наше исследование не будет отражать того, как психотерапия работает в реальной жизни. Потому что в реальной жизни у людей обычно комбинированные, а не чистые проблемы.
Во-вторых, результаты не всех испытуемых попадут в научную статью. Возможно ведь, что кто-то из этих людей параллельно сеансам психотерапии столкнется с
Если обратиться к метаанализу, то исследования показывают, что терапия работает, но только с женщинами она работает лучше. Наверняка скоро выйдет еще одно исследование, которое опять скажет, что ничего не работает. Мы должны иметь в виду, что строгих доказательств, к которым не придраться, на сегодняшний день нет. Но в случае с психологией ставка высока — здоровье человека. Что же делать, если эффективность не доказана? И что означает отсутствие доказательств? Это значит, что мы ничего не можем сказать про эффективность. У нас нет данных. Соответственно, раз нет доказательств и мы не можем сказать, что она точно вредит, — значит, наверное, работает. Хотя бы эффект плацебо, почему бы и нет?
И первое, на что нужно обратить внимание, — это причина, по которой доказательства отсутствуют, так называемое алиби. А второе — изначальные идеи, появившиеся на основе достоверных доказательных данных. Если мы знаем, что существуют законы Ньютона, возможность реактивной тяги и определенная форма крыла может создавать подъемную тягу, то у нас есть все основания считать эту идею достоверной. Потому что у нас есть нормальные исходные данные и нормальное объяснение, почему еще нет доказательств. Потому что еще не успели, потому что еще не построили, потому что это сложно. И в течение какого-то времени мы исследуем гипотезу о том, что построить самолет возможно. Пока мы пытаемся доказать какую-то теорию, мы тратим на это время и ресурсы — каждый следующий негативный результат снижает вероятность того, что гипотеза все-таки верна. Но нет никаких методических оснований поставить точку в конкретном месте. Нельзя сказать, что идею можно доказывать 3 года, 8 месяцев, 14 дней, 42 часа и 17 секунд. Вы сами выбираете, когда поставить точку. Есть люди, которые до сих пор разрабатывают теорию эфира. Около ста лет назад ее плюс-минус отвергли, по крайней мере посчитали неэффективной, но есть люди, которые до сих пор пытаются из нее что-то выжать.
Алиби психотерапии состоит в том, что, во-первых, привычный для других наук плацебо-контроль, так называемый слепой метод, в этом случае практически неприменим. Вы можете дать человеку таблетку-пустышку и сказать: «Вот это — плацебо-контролируемая группа». Вы даже можете сделать так, что ни сам человек, ни медсестра, которая ему дает таблетки, ни врач, который контролирует его состояние, не будут знать, получает он пустышку или реальное лекарство. Но вы не можете сделать так, чтобы психотерапевт, который работает с пациентом, не знал, чем он занимается. Интерпретация данных все равно будет субъективна.
Во-вторых, сложность инструментов воздействия. В медицине, в физике есть очень четкое дискретное воздействие, мы точно знаем, что мы делаем: нагреваем, остужаем, выносим в невесомость. В случае психотерапии мы не
В-третьих, мы не очень понимаем, что происходит с человеком. Потому что исследуем очень тонкую материю. Одно из объяснений того, почему существует так много исследований о том, что поведенческая терапия лучше работает, — ее легко померить. Воздействие направлено на конкретный навык, на конкретное свойство психики, конкретное состояние — например, когда человек не может сдерживать гнев. Если конкретной мишени нет, сразу непонятно, что и как мерить. Если мы воздействовали определенным образом на человека и он в самоотчете говорит: «Ну, наверное, мне стало лучше», или «Не стало никак», или «Стало хуже», — мы не знаем, что делать с этими данными. В любом другом медицинском исследовании, независимо от того, что указывает человек в самоотчете, мы можем расковырять коленку и посмотреть, что на самом деле стало с его артрозом, — лучше или нет. В психологии такой возможности нет, и нам приходится доверять самоотчету. Есть, конечно, тесты, есть валидизация этих тестов, но как можно на это полагаться, если даже возможность манипуляции воспоминаниями уже подтверждена?
И не последнюю роль в исследованиях играет эффект наблюдателя. Представьте, насколько различается психотерапевтический процесс в ситуациях, когда клиент психотерапевта знает, что он находится в конфиденциальной обстановке, а в другой ситуации он знает, что это процесс исследования, что после этого ему надо будет заполнить десять опросников, а его психоаналитик напишет отчет по его кейсу. Насколько это влияет на результат?
Ну и что же дальше, чем это все закончится? Психотерапия — это сложно, психика — это сложно. Сто лет попыток валидных исследований — это не тот срок, после которого можно ставить крест. Основания верить есть. Когда у нас будет модель сознания, когда мы будем понимать, с каким конкретно процессом, с какой частью мозга, с какой структурой ассоциируется каждый психологический феномен, тогда мы сможем сказать: «Это работает, а это нет». До тех пор это вероятностные величины.
Основные формы психотерапии
Поведенческая терапия. По сути это дрессировка — есть наказание, есть поощрение. Мы формируем условные рефлексы или, наоборот, оттормаживаем их. И мы точно знаем, что условные рефлексы есть, это с гарантией. Значит ли это, что, подкорректировав отдельные навыки, мы можем изменить жизнь в целом, улучшить отношения и так далее? Это уже вопрос оценки. Если я перестану со всеми ссориться, значит ли это, что я со всеми подружусь? Да, в исследовании будет сказано, что я ни с кем не ссорился за последнюю неделю. Но это не обязательно значит, что у меня улучшились отношения.
Когнитивная психотерапия. Это надстройка над поведенческой. Если в поведенческой есть стимул — реакция, события, последствия, — то когнитивная психология вклинивается между ними и интерпретирует стимул. Если ткнуть, например, иголкой в ногу, то чаще всего человек расстроится. Но если он лежит с параличом 25 лет и вдруг почувствовал боль, то его реакция будет совсем другой, это другая интерпретация. И это используется везде — в продажах, например. Если думать о том, что машина в кредит стоит 1,5 миллиона и надо два года упорно работать, то предложение не такое уж привлекательное. А если сказать, что это 350 рублей в день, то человек подумает, что это всего две чашки кофе в день, а это он может себе позволить.
Динамическая психотерапия. Есть теория, что все проблемы — это вытесненные травмы из детства. Ее можно проиллюстрировать с помощью примера из жизни — приходит к психологу семейная пара: «Слушайте, вот у нашего ребенка пошли двойки». Психотерапевт спрашивает: «Вы, наверное, сами что-то делали, прежде чем прийти ко мне?» Они говорят: «Первый раз он принес двойку — мы его поставили в угол. Второй раз мы его выпороли. Потом решили, что наказания не работают, и поговорили по душам. Потом вообще проигнорировали — может быть, надо, чтобы рассосалось само». Что в итоге у ребенка в голове, если он получает двойку? Хаос, тревожность зашкаливает. Если бы у начальника на работе был такой диапазон реакций на ваши действия, вы бы на него злились. Но у ребенка нет эмоционального самоконтроля, он не сможет сдержать эту злость в себе, она проявится, а за проявление злости он будет наказан. Поэтому он эту злость подавляет. Значит ли это, что эту злость можно потом оттуда вытащить, как-то отреагировать и это исправит вашу жизнь?
Гештальт-психотерапия. Одна из ветвей динамической психотерапии. Есть иллюстрации, на которых можно увидеть два изображения: либо это ваза, либо два лица. Можно переключаться, что-то видеть в качестве фигуры, а
Также есть понятие «закрыть гештальт». Психолог Блюма Вульфовна Зейгарник как-то сидела в ресторане и обратила внимание на то, что официант не записывает заказ. Она попросила его повторить то, что она заказала, и официант повторил. Она попросила рассказать, что заказали за соседним столиком, и он тоже повторил без проблем. Но когда она попросила его повторить то, что заказывали предыдущие посетители, сидевшие за тем же столиком, он не смог вообще ничего вспомнить. Потому что этот счет уже оплатили и гештальт был закрыт. Суть этого эффекта в том, что незаконченное действие остается в памяти, мысли о нем могут навязчиво приходить.
Гуманистическая психотерапия. Идея гуманистической терапии состоит в том, что человека не надо дробить на рефлексы, бессознательное и так далее. Человек целостен, надо просто быть рядом, сопереживать, сочувствовать. Есть ли у нас эмпирический опыт, показывающий, что, когда нас поддержали, посочувствовали, нам становится легче? Да, есть конечно! Значит ли это, что такой метод нас выведет из клинической депрессии? Можно попробовать.
Экзистенциальная психотерапия. Ницше писал, что если у человека есть «зачем», он выдержит любое «как». Есть ли у нас эмпирические данные, показывающие, подтверждающие, можем ли мы хотя бы на основании бытового опыта сказать, что ощущение осмысленности, понимание конкретной цели упрощает жизнь, помогает преодолевать препятствия и вообще тонизирует? Конечно, да; поведение по определению интенционально, у него есть направленность. Когда мы эту направленность получаем, когда мы знаем, к чему мы стремимся, и чувствуем в этом определенный смысл, субъективно нам это облегчает жизнь. Опять же — это эмпирика, это феноменология, четких исследований за этим не стоит.