Любой предмет для познания безграничен, и иррациональное человеческое поведение здесь не исключение |
||
МЕНЮ Искусственный интеллект Поиск Регистрация на сайте Помощь проекту ТЕМЫ Новости ИИ Искусственный интеллект Разработка ИИГолосовой помощник Городские сумасшедшие ИИ в медицине ИИ проекты Искусственные нейросети Слежка за людьми Угроза ИИ ИИ теория Внедрение ИИКомпьютерные науки Машинное обуч. (Ошибки) Машинное обучение Машинный перевод Реализация ИИ Реализация нейросетей Создание беспилотных авто Трезво про ИИ Философия ИИ Big data Работа разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика
Генетические алгоритмы Капсульные нейросети Основы нейронных сетей Распознавание лиц Распознавание образов Распознавание речи Техническое зрение Чат-боты Авторизация |
2017-09-03 22:07 Любой предмет для познания безграничен, и иррациональное человеческое поведение здесь не исключение. Междисциплинарный характер проблем сознания, необходимость учета не только культурных и психологических, но и физиологических характеристик сознания обусловили создание дисциплины, которая обобщенно называется нейронаукой. В России в этом направлении пока только делаются первые шаги, в то время как в США и других странах оно функционирует настолько успешно, что появились первые научно-популярные книги. Последние несколько лет они активно печатаются у нас в стране. Хорошую компанию другим изданиям о функционировании человеческого мозга составит работа Элиэзера Штернберга «Нейрологика», выпущенная издательством «Альпина Паблишер». Автор книги, практикующий невролог Нью-Хейвенской больницы Йельского университета, объясняет психологические феномены взаимодействием сознательной и подсознательной систем личности: «Надеюсь, что, дочитав эту книгу, вы научитесь распознавать характерные схемы, с помощью которых бессознательные механизмы мозга руководят нашим поведением. В основе нашего жизненного опыта лежит нейрологика. Можно представить ее как часть программного обеспечения. Наша задача — расшифровать эту логическую систему. Для этого мы не только будем наблюдать за действиями и их результатами, но и найдем источник этих действий». Параллель с программным и аппаратным обеспечением компьютера при объяснении мозговых процессов – общее место для работ авторов данной тематики?. Если компьютеры полностью и не заменят человека с ростом их сложности, то объяснять на примере компьютеров работу мозга можно уже сейчас: это естественное продолжение традиции механистической картины объяснения мира и человека, берущее начало еще со времен Декарта. С развитием нейрокомпьютеров, близких по принципам и архитектуре к естественным нейронным системам, объяснительные параллели можно будет проводить еще легче. Автор сам представляет структуру труда: «Названия глав этой книги сформулированы в виде вопросов. Таких вопросов у меня очень много. Я — взрослая версия того ребенка на заднем сиденье машины, который задавал родителям вопрос и, едва услышав ответ, буквально сводил их с ума беспрестанными “но почему?”». Здесь тонко подмечена особенность мышления и мозга истинного исследователя: искреннее любопытство и желание задавать бесконечные вопросы, которые у большинства людей с возрастом как будто проходят, у хорошего ученого остаются в течение всей жизни. Более того, высказывается мнение, что научная деятельность, особенно, в части операций с моделями, мало чем отличается от детской игры. Было бы очень интересно узнать о нейроисследованиях мышления ученых, если таковые существуют. Многое о мозге наука узнала тогда, когда возникал вопрос о его некорректном функционировании, что определяет приоритет клинических исследований патологических состояний. В каждой главе «Нейрологики» изложены истории пациентов, нарушения работы мозга которых иллюстрируют тот или иной механизм, как-то: память, зрение, интеллект, моторика. При этом книга не превращается в скрупулезный анализ конкретных случаев каждого заболевания, причин и последствий, автор анализирует восприятие здоровых людей, наглядно показывая его работу. Некоторые травмы мозга приводят к галлюцинациям у людей, которые до того не испытывали проблем в познавательно-эмоциональной сфере и не обращались к докторам. Штернберг приводит случай девушки, пережившей удар молнии и на некоторое время ослепшей: «Компьютерная томография показала, что в затылочной доле пострадавшей скопилась жидкость, которая и мешает видеть. А ночью у пациентки начались галлюцинации. Она увидела в глубине комнаты пожилую даму, опершуюся на батарею. Потом дама начала уменьшаться. Она делалась все тоньше и тоньше и в конце концов исчезла, соскользнув в одно из отверстий батареи. Галлюцинации возникали в самое разное время. Как-то пострадавшей привиделся ковбой на лошади, который несся прямо на нее и стрелял из ружья. Позже она увидела двух докторов, они занимались сексом у нее в палате, а потом пытались ее избить. Но как только жидкость удалось откачать, зрение вернулось, а галлюцинации исчезли». Иногда мозг остается в целости и исправно работает, а вот рука или нога оказываются утрачены, что и ведет к возникновению фантомных болей. Несчастный постоянно ощущает боль в отсутствующей конечности, он не может ею пошевелить, прикоснуться к ней. Автором описано изобретение невролога Вилейанура Рамачандрана, призванное бороться с фантомными болями, базирующееся на принципе работы зеркальных нейронов: «В центр ящика вставлено двустороннее зеркало, и по обе стороны от него есть два отверстия для рук или ног. Представьте человека, которому ампутировали левую руку и который теперь страдает от фантомных болей. Чтобы облегчить боль, он кладет правую руку по одну сторону зеркала, а обрубок — по другую. Затем он смотрит в то зеркало, рядом с которым лежит правая (здоровая) рука и начинает ей шевелить. Поскольку он видит отражение шевелящейся правой руки, ему кажется, будто левая невредима и тоже двигается». Автор касается и такой части жизни как вера в инопланетян и потусторонние силы, однако фокусируется не на теоретических и теологических спорах, а рассматривает опыт непосредственных участников, и заключает, что за возникновение некоторых видений духовного порядка ответственны лобная и височная доли головного мозга. Что самое интересное – эти видения могут быть воспроизведены в лабораторных условиях: «В ходе нейротеологических исследований ученые благодаря методам нейровизуализации выяснили, что во время обретения религиозного опыта у человека активируются лобная и височная доли. Ученые научились успешно вызывать духовные видения, направляя в эти области ток, — точно так же, как вызывали у Эллисон ощущение чужого присутствия. В ходе одного из экспериментов на испытуемых надевали специальный шлем, создающий магнитное поле, которое воздействовало на определенные области височной доли. Это воздействие вызвало у испытуемых самые разные видения духовного плана. Некоторые рассказывали, что чувствовали присутствие умерших родственников. Другие описывали необычные ощущения, которые еще называют «внетелесными» — когда кажется, будто сознание покидает тело. Некоторые испытуемые чувствовали присутствие некой «иной сущности», но не могли сказать, был ли это Бог или другой невидимый гость. Все эти загадочные ощущения провоцировались стимуляцией мозга». Подробнее о нейробиологических основах религиозного опыта можно прочесть здесь. Полученные нейронаукой данные о религиозном и мистическом опыте, его воспроизводимости и закономерностях могут существенно повлиять уже на богословские дискуссии и приведут к переосмыслению теологами существующих догматических установок. Но наибольший интерес во всей книге вызывает история некоего Билли, описанная в главе, посвященной формированию воспоминаний. Оказавшись в клинике, Билли не помнил некоторых моментов своего прошлого, что, однако, не мешало ему уверенно их конструировать, что называется «на лету». Складывалась ситуация, когда сообщаемая человеком информация не соответствует действительности, однако он при этом не лжет и не сомневается в её истинности. В случае со здоровым человеком это обычно называется «брехня», в случае с Билли врачи используют термин «конфабуляция». При конфабуляции больной использует остатки уцелевших воспоминаний разной степени давности. В качестве примера автор приводит диалог с пациентом, где спрашивает об обстоятельствах трагедии 11 сентября в Нью-Йорке. Молодой человек правильно вспомнил, что это событие было связано с самолетом, но, судя по дальнейшему описанию, в его память добавились более поздние события, связанные с другим происшествием – экстренной посадкой пассажирского лайнера на реку Гудзон?. Как объясняет сам Штернберг, «Когда Билли рассказывал о своем прошлом, он не стремился никого обмануть. Он брал разрозненные фрагменты своей жизни, заменял одни на другие, соединял их. Но была одна особенность. Он никогда не признавался, что чего-то не знает. Он словно защищал свое «Я», отрицая наличие пробелов в своих воспоминаниях. Более того, отвечая на вопросы, он обращался к собственному опыту, черпал из него отдельные сведения и сплетал их воедино, чтобы ликвидировать пустоты. Из-за повреждения в мозговой системе Билли кусками терял собственную историю; в определенном смысле он терял самого себя». Изложенные механизмы образования сбоев в памяти одного человека наталкивают на мысль о возможности существования таковых в социально-исторической памяти целого народа. Иначе как конфабуляцией сложно объяснить существование таких российских феноменов как распространяющаяся последние лет десять легенда о посещении Сталиным святой Матроны при обороне Москвы, а также заявлений руководителей Росгвардии? относительно своего правопреемства с НКВД и возвращения своим профильным учебным учреждениям имени Дзержинского. Вполне возможно, что перед нами не циничные пропагандисты, воздевающие на знамена то религию, то тоталитарную идеологию, а искренне заблуждающиеся конфабуляторы. Но зачем им это нужно, если очевидна абсурдность таких заявлений? Обратимся к книге: «История и есть наша жизнь. Однако когда фрагменты этого повествования отсутствуют — либо из-за мозгового повреждения, либо из-за того, что нам неловко их помнить, мозг следует все тому же логическому предписанию и устраняет пустоты. Подобно тому, как мы, собирая мозаику, заполняем пробелы подходящей деталью, подсознание выискивает пригодные фрагменты воспоминаний и идей и заимствует из нашего огромного хранилища знаний наиболее подходящие и убедительные элементы. Мозг — рассказчик неизменно эгоцентричный, и он всегда опирается на наши представления и взгляды, страхи и надежды, которые и помогают ему дописывать сюжет. Однако, как нетрудно представить, чем больше пробел в системе памяти или чем сильнее нас смущает некий опыт, тем дальше мозгу приходится заходить, чтобы сохранить целостность повествования. Для окружающих же история, которую рассказывает мозг в таких случаях, кажется несколько… странной». В случае с Билли врачи установили, что он долгое время употреблял наркотическое вещество кетамин, что и привело к провалам в памяти. Исход его истории благоприятен: пациенту удалось по большей части восстановить память и избавиться от наркотической зависимости. Состояние социально-исторической памяти постсоветского человека характеризуется сходными симптомами и механизмами: множественные пробелы вынуждают его постоянно придумывать собственную, каждый раз новую историю, в которой действуют непересекающиеся персонажи и все кончается благополучно, несмотря на очевидную для окружающих противоречивость. Что привело к такому состоянию – «травма» или «яд», какова должна быть «терапия», как следует строить диалог с «пациентом» – эти вопросы выходят за рамки собственно нейронауки. Однако совершенно ясно, что знания о собственном мозге, о том, как мы строим взаимосвязи, запоминаем и воспринимаем информацию, помогут лучше разобраться и в более сложных вопросах, выходящих за пределы отдельно взятой черепной коробки. Источник: discours.io Комментарии: |
|