«Языку, как ребенку, надо дать наговориться»

Директор библиотеки на Сахалине спасает от смерти язык, на котором говорят 30 человек.

Интервью с Ольгой Рожновой продолжает публикацию материалов дальневосточного медиаполигона журнала «Русский репортер», прошедшего с 3 по 8 июля во всех девяти регионах ДФО. Медиаполигон искал созидателей — лидеров НКО, ответственных бизнесменов, просто активных граждан, которые каждый день делают жизнь региона лучше.

Материалы публикуются из первоисточника дословно.

В поселке Ноглики на севере Сахалина центральную районную библиотеку назвали в честь Владимира Санги — единственного нивхского писателя, носителя и хранителя краснокнижного языка-изолята.

«Но Санги еще жив, — сказали директору библиотеки в администрации. — В честь живых не называют!» — «И что, будем теперь ждать, когда умрет?» — ответила директор Ольга Рожнова. Ее любимое выражение — “брать быка за рога”. Так же, она считает, надо работать с нивхским — “брать быка за рога”, не дожидаясь, пока язык умрет.

Ее библиотека стала неформальным центром языкового возрождения — благодаря ее усилиям записаны и изданы десятки сказок, а нивхские дети вопреки всем законам социолингвистики постепенно начинают говорить на почти забытом языке своих бабушек.

В том, что у Ольги Рожновой нет нивхских корней, можно убедиться с первого взгляда — более русскую внешность трудно себе представить. Но я на всякий случай спрашиваю.

— Да что вы, нет конечно. Ни разу. Я сюда из-за мужа переехала из Евпатории.

— То есть это он — нивх?

— Да бог с вами. Русский он, его родители сюда в 53 году переехали, по переселению.

— Тогда почему….

— Просто интересно. Я по второму образованию филолог.

— А по первому?

— Медик. Красный диплом у меня был. В Евпатории я работала фельдшером на скорой. А здесь не смогла. Потому что здесь, извините, такие медики.

— Неправильно все делали?

— Да не то слово. Я в больницу вообще не хожу. Когда что-то нужно, с родственниками или еще с кем-то, я говорю: молчите, я буду сама разговаривать. Я немного поработала, потом приехала к главврачу, сказала, что так работать нельзя, и уволилась, конечно. Пошла в детский сад работать, потом все начало закрываться, я попала под сокращение. Освободилось место в библиотеке — пошла в библиотеку.

26 видов числительных

Когда некий журналист в 1983 году спросил нивха о том, почему четыре тюленя и четыре оленя называются по-разному, ему ответили: “Потому что тюлени не похожи на оленей”.

Еще недавно слово “четыре” по-нивхски можно было сказать разными способами:

— “нырнг”, если речь идет о четырех людях или добрых духах.
— “ным” — если о лодках. “ныр” — если о животных или злых духах.
— «ныршнгк»  — если о семьях.
— “ных” — о чем-то маленьком и круглом (яйца, ягоды, камешки, желудки тюленей).
— “нрых” — о чем-то плоском (листья, покрывала, паруса).
— “нвыр” — о неводах, а “ныо” — о сетях.

И так далее, всего 26 видов слова “четыре”. И так со всеми числительными от одного до пяти.

Сейчас эти 26 видов числительных уже почти никто не помнит — большинство носителей ограничиваются двумя-тремя видами: для людей, предметов и животных.

Слово “нивх” по-нивхски означает “человек”. Самоназвание стало общепринятым только в 60-е года XX века, до этого нивхов называли гиляками. Нивхов на Сахалине всего несколько тысяч, а на нивхском языке в 2010 году, по данным переписи, говорили 198 человек. Уверенно — несколько десятков. Сейчас около 30 человек — Ольга Рожнова может перечислить, кто умер за последние семь лет. Нивхский язык, как и большинство языков коренных народов Севера, стал жертвой коллективизации и политики всеобщей грамотности: в советское время почти все нивхи росли в государственных интернатах, где им приходилось говорить по-русски. 50 лет такой политики плюс массовые переселения из отдаленных стойбищ в благоустроенные по советским меркам поселки — и язык почти забыт. Добавить к этому особые отношения северных народов с веществами, содержащимися в алкогольных напитках — и язык на грани полного исчезновения. Это совсем не сложно.

Гораздо сложнее повернуть эту тендецию вспять. Большинство исчезающих языков народов Севера никто и не пытается возрождать: на энецком говорит меньше десятка человек, на кетском — от силы двадцать, на юкагирском — единицы. Попытки лингвистов из Хельсинки возродить карельский язык методом “языкового гнезда” были не слишком успешными: в детских садах Петрозаводска не разрешили создавать группы, где воспитатели говорили бы только по-карельски.

В Ногликах раньше тоже никто не задумывался о языковом возрождении. Но в последние 10 лет здесь происходит что-то вроде лингвистического чуда. Жители с невероятной энергией принялись заниматься своим языком, вырабатывая методики, не описанные ни в каких руководствах по возрождению языков. Этому удивились даже лингвисты из Хельсинки: нивхские бабушки собираются в музее или библиотеке и разыгрывают на нивхском языке сценки из жизни.

“Одна из групп изучала слова и выражения, связанные с покупками в магазине, и даже составила небольшой разговорник на данную тему, — пишет в своем исследовании лингвист Екатерина Груздева. — Другая группа посвятила свои занятия больничной тематике. Третья группа изучала лексику, связанную с приемом пищи”. 60-летние принялись активно учиться у 80-летних и учить 10-летних — летом в заливе, где коренные жители ловят и сушат рыбу, бабушки стараются говорить с внуками по-нивхски. Недавно нивхские бабушки поставили на своем языке спектакль “Сказка о рыбаке и рыбке”. Нивхи говорят, что она очень близка к их восприятию мира.

Японцы, санги и нефть

В том, что жители Ноглик задумались о своем уникальном знании, сыграло роль несколько факторов. Первый — это особый интерес к нивсхому языку со стороны мировых лингвистов. Нивхский — изолят, то есть его связь с другими языками не установлена и к какой языковой группе его отнести, непонятно. Поэтому в Ноглики уже давно ездят лингвисты, пытаясь установить связь между нивхским и другими языками. Исследователи Кацунобу Идзуцу и Кадзухико Ямагути считают, что нивхский язык имеет родственные связи с японским, поэтому в Ноглики регулярно ездят делегации лингвистов с соседних островов.

Вторая причина — это тот самый писатель Владимир Санги — дай бог ему здоровья. В семидесятые годы во время обучения в ленинградском институте имени Герцена он задумался о судьбе своего языка и стал с большим энтузиазмом собирать местный фольклор. Итогом стал 40-летний труд “Эпос сахалинских нивхов”, который опровергает теории некоторых исследователей о том, что у нивхов не было своего эпоса. Кроме того, Санги придумал нивхскую азбуку и написал учебники языка, которыми пользуются в школах. Правда, увеличению количества носителей это никак не способствует: дети приходят в школы, как правило, полностью русскоязычными. Слова, которые школьные учителя раз в неделю пишут на доске придуманной Санги азбукой, для них ничего не значат. В 90-е годы Санги вернулся в Ноглики, сейчас он пытается возродить древнее стойбище в 70 километрах от Ноглик, смолит лодки, ловит рыбу, преподаванием нивхского не занимается, но само соседство такой значительной фигуры местных жителей вдохновляет.

Наконец, третья важная причина — это, как ни странно, нефть и нефтяные деньги. С начала нулевых годов здесь развивается проект “Сахалин-1”, в котором огромную роль играет американская нефтяная компания “Эксон”. Газовая труба проходит прямо через Ноглики. Положение американцев на российском рынке, понятное дело, шаткое. Поэтому они стараются финансировать все, в разрушении чего их могут обвинить: экологические организации, китов и сообщества коренных народов. На деньги “Эксона” проходят народные праздники, открываются выставки декоративно-прикладного искусства и издаются книги на нивхском языке.

Уникальная роль библиотекаря Ольги Рожновой заключалась в том, что она смогла увидеть эти тенденции, объединить их и извлечь максимальную пользу. Связующим звеном стали тоненькие самиздатовкие книжки с логотипом “Ногликская РЦБ”, с детскими рисунками на обложке, и совсем не детским, леденящим хоррором внутри.

На том свете. Нивхская сказка

У одного молодого хозяина была красивая собака. Она была ему преданной, всегда была рядом, но в последнее время стала куда-то убегать. И каждый раз, когда прибегала, что-то прятала. Решил он посмотреть, а там юкола лежит. “Откуда, — думает, — она ее таскает? Ведь зима, и у нас кеты нет. Дай-ка я за ней понаблюдаю”.
Взял собаку, привязал ее за веревку к своему поясу, и она его повела. Шли, шли и вдруг собака остановилась возле ямки, вроде норы, и стала спускаться вниз. Хозяин ничего понять не может. На земле зима, а под землей — лето. Людей много: кто рыбачит, кто юколу готовит.
Тишина такая. Кругом красиво: и речка, и море, и зелень вокруг. Они их видит, а они его нет. Думает, что делать? Никого не знает. К одним подойдет, к другим подойдет, а они на него внимания не обращают.
Смотрит, красивая двушка помогает старику со старухой ягоду собирать. Стал ей помогать. Кидает ягоду в ее корзинку, с ней разговаривает, а она молчит, как будто его и нет.
Старик со старухой зовут ее домой: “Пошли домой, собак кормить надо, да и самим поесть пора”. Они пошли, и он за ними. Они идут, разговаривают, на него внимания не обращают. Зашли в дом, хозяин со своей собакой тоже к ним зашел. Старик со старухой своими делами занимаются. Он собак покормил, она ягоду рассыпала, чтобы подсушить немного. А молодая дочь стол накрывает.
Сели кушать: на столе мелко нарезанная юкола, муви, уха. Сидят кушают, его не зовут. Хозяин сидел-сидел, смотрел-смотрел и не выдержал. Думает: раз они меня не приглашают, дай-ка я сам с ними сяду. Они его все равно не замечают. Поели, пошли спать. А ему что делать? Сидел-сидел и пошел к девушке лег.
Молодая, красивая. Соблазнился. Дотронулся до ее руки, а она как закричит, и на руке, где он прикасался, пятна остались.
Старик со старухой встали. Не поймут, что случилось. А она кричит, сил нет.
Старик побежал за шаманом. Привел его. Шаман стал в бубен бить, про себя что-то говорит, говорит. Потом повернулся к старику и сказал, что рядом с ними живой человек, но они его не видят.
Шаман опять в бубен бьет, девушка кричит, а пятна все сильней проявляются. Молодой хозяин ничего понять не может. Куда попал? Думает, что-то здесь неладное. Надо назад, в стойбище возвращаться.
Взял собаку, привязал к поясу, и они побежали. Собака вывела хозяина, и они пришли в свое стойбище.
Хозяин рассказал свою историю людям. Долго не жил, неожиданно умер.
Старые нивхи говорили ему “уйкра”, что означает — грех. Нельзя было ему туда ходить и нельзя было рассказывать.

Мышление ракушки

В культуру нивхов Ольга Рожнова провалилась примерно так же, как герой этой сказки в подземный мир. Случайно, из любопытства:

«В 2001 году моя дочь была в подростковом периоде. Ей было 12 или 13 лет. И она вдруг начала пропадать вечерами. Куда ты ходишь? На кружок. Какой кружок — до девяти, десяти вечера? Ну, веди меня на твой кружок. Она привела меня к Маргарите Булдаковой, которая тогда создала НКО по сохранению нивхской культуры. Они там занимались языком, рассказывали друг другу эти сказки — и понеслось. Я начала искать нивхских бабушек, записывать и издавать их фольклор.

Первой была Райся Агмина, она сама сочиняет сказки. Знаете сколько она мне голову морочила? Мне вся библиотека говорила — как ты это выносишь и терпишь? Они же не сразу идут на контакт. У них мышление ракушки — закрылись и все. Им никогда нельзя врать — они это чувствуют на генном уровне. Чуть ты начинаешь лукавить — все, они закрылись. И 9 раз они должны прийти. И каждый раз — как в первый раз. И не дай бог хоть раз что-то не так. Чтобы они начали обниматься, очень много нужно потратить времени. Но если полюбили — любовь будет беззаветная, как детская. Бабушки, конечно, рассказывали все на русском.

У нас была переводчица, Чховрун Зоя Владимировна. Она переводила первые сказки. Она вообще очень интересный человек, но не успела раскрыться. Она сама из рода певуний. Она пела свой нивхский фольклор очень красиво. У нас тогда не было аппаратуры для аудиозаписи, поэтому ничего не сохранилось. Мы многое не успели. Лидию Мувчик мы тоже хотели записать. Маша ее внучка приходила — «бабушке полегче станет, мы летом этим займемся». А летом ее уже не было в живых. В таких случаях нельзя ждать, надо брать быка за рога.

Первые книжки были напечатаны на принтере и размножены на ксероксе. А иллюстрации рисовали дети из местной изостудии.- Мы им покупали краски, карандаши. Тогда к нивхам какого-то особого отношения не было. Однажды в начале 2000х в Америку ехала “Ладья мира” — ну такой проект культурного обмена с Россией. Начальник отдела культуры пришла и говорит: “Ну что у вас есть? Питер, Москву, есть чем представить, а наш район?” А у нас готовилась книжка, “Шаман” называется. — “Давайте быстро! Успеете?” Я пришла в школу рисования: — “Ааааа, это их, гиляцкое, не будем рисовать”. Поймала свою дочь: “Вот тебе сказка. Рисуй”. Распечатала штук 10 на принтере — и теперь в Конгрессе США лежит наша книжка».

Получить грант — дело творческое

Занимаясь книжными проектами, Ольга Рожнова постепенно научилась находить на них деньги. Писать заявки на гранты — это отдельная работа, по сути продюсерская, требующая и мозгов, и дисциплины, и глубокого знания предмета. У самих представителей нивхского сообщества это получается плохо.- У нас есть одна талантливая женщина, очень хорошо пишет. И приезжал из Хабаровска американский Институт устойчивых сообществ. Эта женщина написала проект по возрождению нивхской культуры, ей дали бешеные деньги — 18 тысяч долларов. Она купила компьютер и благополучно все пропила. Под конец оставалось 43 тысячи рублей. И тогда Маргарита Булдакова уже дорабатывала это все без денег — делала тот самый кружок, на который ходила моя дочка. И заработала на этом хорошую репутацию. С тех пор мы с ней вместе работаем. Если ее подпись стоит — это почти стопроцентная гарантия, что любая нефтяная компания наш проект поддержит. Вы не поверите, мы в этом году получили пять грантов. Причем в библиотеке всего 30 сотрудников, и мы это все отрабатываем.

— Ну вы же от этого получаете что-то?

— Вы что, нет конечно! Большинство грантов не дают деньги на зарплаты и гонорары. Мы все это бесплатно делаем. Деньги идут на библиотеку, на технику, на дизайн, на макеты, на расходные материалы. У нас очень давно библиотека живет роскошно. В других библиотеках они считают каждый листочек, сколько потратили. Если я вам сейчас покажу нашу библиотеку — таких на Сахалине нет. Однажды начался проект “Электронный Сахалин”. И всем библиотекам раздали компьютеры — кому 8, кому 5, а нам вообще не дают. И тогда я посмотрела — оказывается, мы третьи с хвоста по величине. А по оснащению — мы вторые после самой большой библиотеки. Это все куплено в основном за счет грантов. Более 40 проектов на деньги около 5 миллионов. Мы пишем и российским, и иностранным грантодателям. Поначалу у нас работали только нефтяные компании. Появилась комания — ага, “Эксон”, новая — ну давайте им напишем. Кому мы только не пишем. Не получилось — следующим отдали. Теперь у нас есть и губернатор, и Прохоров, и Институт устойчивых сообществ.

— Не мешает вам, что приходится возиться с этими бумажками вместо того чтобы заниматься творческим делом, изданием книг?

— А написать заявку — это не творчество, что ли?

Язык без шрифта

«А потом пришел к нам Владимир Михалыч Санги. Он написал проект, который никто не поддерживал. Там было все про его творчество. Мы, Николай Второй, я — первый нивхский писатель, ну кто такое примет? Я говорю: “Такой замечательный проект, давайте я его немножко поправлю”. Все эти “мы, Николай второй” — убрала. Говорю, давайте поэтапно, разобьем на части, чтобы эта сумма — три миллиона — уже всех не убивала. Мы написали проект, он пошел в администрацию, выбил деньги. Получился проект “Я читаю с бабушкой” — восемь книжек, библиотека нивхского школьника».

Без ногликской библиотеки не был бы опубликован собранный Санги “Эпос сахалинских нивхов”,  — никто не соглашался его набирать на компьютере, так как для нивхского языка не было шрифта, приходилось вставлять символы вручную. Те, кто знает язык, плохо справлялись с компьютерами, а сотрудники библиотеки не знали языка. “Эпос” они в итоге набирали целый год — вручную вставляя в текст все эти «Нгк» и «Рш».

«Потом мы уже нашли клавиатуру. Санги приехал из Японии с ноутбуком. Говорит: “Помогите разобраться”. А оказалось, что у японских лингвистов есть нивхская раскладка. “Ой, Владимир Михалыч, можно мы у вас возьмем этот шрифт”? Они эти буквы, которых нет в русском языке, вывели на цифры. Теперь бы нам где-то раздобыть уильтинскую клавиатуру. Уильта — это еще одна наша редкая национальность. Их всего 350 человек осталось, и два носителя языка. Они создали свою азбуку, на основе русского алфавита, а клавитуры нет.

Потом пришла мысль, что наши носители уходят, а ни дети, ни те, кто сейчас остается, не умеют правильно произносить слова на нивхском языке. Они говорят, но уже все равно нивхский язык у них лег на русский. Владимир Михайлович на них постоянно ругается за русский акцент. И тогда мы его речь записали. Стали делать аудиокниги на нивхском и на русском, озвучивать сказки.

Однажды к нам в Ноглики приехал известный актер Сергей Варчук, а нам как раз был нужен мужской голос. “О, говорю, Варчук нам нужен”. Подходим к его администратору. Она говорит: “Это интересно. Но мужчин сначала накормить надо, я вам позвоню”. Сидим, ждем звонка. В 11 вечера звонит — “Сейчас или никогда!”. Всех обзваниваю, всех собираю. И мы до двух часов ночи с ним записывали нивхские сказки. Он ответственно отнесся: “Можно я начала прочитаю?” — “Ольга Евгеньевна, а здесь правильно я читаю?” — фиг его знает, думаю, тебя же учили правильно читать, а не меня. “Правильно, говорю, все правильно”.

Однажды к нам приехал американец Дэвид Михалифи по гранту Рокфеллера. Его привели к нам в библиотеку, он хотел почитать в подлиннике “Остров Сахалин” Чехова. Очень нас полюбил. Сказал: “Когда я буду профессором, буду везде про вас рассказывать”. Так что имейте в виду, в Америке профессор Дэвид Михалифи везде про нас рассказывает. Если исполнил свое обещание. Говорит: чем могу помочь? Ну переведи сказки на английский язык. И он перевел первые 5 сказок. Потом мы стали обращаться в гимназию, где дети учат английский. Для них эта как практика, они работают с нашими сказками. Ученые приезжают, интересуются — а вот для них уже готов перевод!»

Постепенно знание нивхского языка стало считаться в поселке большим достоинством. Нивхского происхождения уже никто не стесняется.

«Конечно, вся эта работа — иной раз кажется, что ерунда какая-то, никому это не надо. Отчаяние охватывает, когда начинаются все эти разборки между нивхскими сообществами — ревность. Когда находят ошибки в наших книгах. Я очень расстраиваюсь. Хотя лучше с ошибками, чем вообще никак. Но я вижу, как у наших нивхов появилось осознание своей национальности, они начинают ею гордится. Вплоть до того, что бежит девочка, я ее отбиваю. Две на нее наскакивали. За что? “Она нас гилячкой обозвала”. — “А гилячка — это что? Везде раньше было написано в документах, национальность — гиляк. Это нормально, общепринятое. А нивхи — самоназвание 60х годов” — “А это с японского “собака” — “Ну-ка пошли, посмотрим. Оказывается, “Гилаке” — это человек, спускающися в лодке по реке”. — “Ну и что, — говорю — и чего мы будем драться? Вы сначала знайте, за что деретесь”.