«Не внедрять же блокчейн в добычу нефти?»

Сергей Алексашенко — о том, почему эйфория российских чиновников, вызванная новыми цифровыми технологиями, наивна

Центр стратегических разработок Алексея Кудрина, как сообщает «Коммерсантъ», подготовил проект масштабной и амбициозной реформы — «Российская технологическая революция». Предполагается, что государственный и частный сектор вместе должны тратить на цифровую революцию едва ли не треть годового ВВП.

Раньше цифровая экономика, во многом с подачи президента Путина, стала одной из главных тем Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ). Пресса наполнилась комментариями и аналитикой — могут ли новые технологии в финансах и банковском деле вытащить Россию из стагнации? Локомотивом этой идеи считается глава Сбербанка Герман Греф. Условные либералы из правительства и вокруг него дали в целом положительные прогнозы, а некоторые статьи носили почти панегирический характер. Сегодня мы представляем вам скорее скептический взгляд независимого эксперта — Сергея Алексашенко, в прошлом заместителя министра финансов РФ и первого заместителя председателя правления Центрального банка России.

Петр Саруханов / «Новая»

— Какие технологии можно назвать самыми перспективными в ряду тем, который перебирают комментаторы: распределенный электронный реестр blockchain, идентификация клиента по биометрии и грядущая смерть банковских карт, анализ «больших данных» и общий массив кредитных историй как ее частный случай, отделения без персонала?

— Упрощенно банковский бизнес состоит из двух простых операций — привлечь депозит и выдать кредит. Есть еще платежная функция и операции обмена валют. Это зафиксировано в законах, и, вообще-то, эти функции с древнейших времен не меняются. Поэтому все, о чем говорится, делает бизнес быстрее, эффективнее, надежнее и удобнее для пользователей, но это лишь технологии, не затрагивающие суть.

Мы помним времена, когда нужно было прийти в конкретную сберкассу, и только в этом месте и нигде больше тебе могли вписать что-то в сберкнижку. Потом появились банки с головным офисом в Москве и сетью отделений по стране, в любом из которых можно совершить свои операции. У банка появился инструмент, сделавший жизнь удобнее, но смысл операции неизменен.

В XIV веке, меняя венецианские дукаты на флорентийские флорины, купец делал ровно то же самое, что сегодня делаем мы, когда, не задумываясь, расплачиваемся рублевой карточкой в магазинах Франции или отелях Турции. Банк меняет валюту мгновенно за счет фантастически быстрой связи. Это давно существующие технологии. Поэтому разговоры о революционном изменении банковского бизнеса за счет привнесения новых технологий — это от лукавого.

Самим банкам они, конечно, помогут работать гораздо эффективнее. Самые неэффективные рабочие места — когда ты держишь по стране тысячу офисов, и в каждом сидят сотрудники, а туда никто не приходит. Отсюда и идеи организовать офис без менеджеров, с банкоматами, которые развиваются в сторону универсальных терминалов для совершения любых банковских операций. Но в Европе такие отделения пока не прижились: всегда возникает потребность обсудить какой-то нюанс.

Технологии простой и надежной идентификации клиента сегодня достаточно развиты, существенных изменений определение человека по лицу, отпечаткам пальцев и сканированию радужной оболочки не принесут. Можно представить людей, которым уже и карточки не нужны. Когда-то всем в голову имплантируют чипы, и люди будут разговаривать, не прибегая к «железу» в кармане. Но это разговор о далеком будущем. Сегодня же пин-код не сложнее ввести, чем сканировать глаз. Отпечатки пальцев используются в платежах через смартфоны и незаметно, так что это намного удобнее, чем ввод автоматически сгенерированного кода.

И тут мы приходим к действительно ключевому условию работы финансовой системы и вообще экономики — вопросу доверия между потребителями и продавцами.

В России каждую неделю ЦБ лишает лицензии один-два недобросовестных банка, и время от времени банкротятся крупные хорошо известные банки. Представьте, что на таком информационном фоне клиенту надо задать вопрос о судьбе своих активов, а ему предлагают пусть самый сложный, управляемый нейронными компьютерными сетями, но все-таки автоответчик. Так уж мы устроены, что в кризисной ситуации хотим не просто услышать настоящего человека, а смотреть ему в глаза. Да и в обычной работе ситуаций, которые автомат разрешить не в состоянии, очень много.

— Оцените прогноз: каждый человек имеет счет в ЦБ страны, все платежи проводятся дистанционно, платежная функция банков исчезла, они занимаются только торговлей деньгами — привлечением и размещением средств на коммерческой основе.

— Предположим, что у нас из 142 млн населения 100 млн реальных плательщиков, и у каждого по два банковских счета. Юридические лица, около 2 миллионов, даже не считаем в этой задаче. Готов ли ЦБ завести 200 миллионов счетов и оперировать с ними круглосуточно? Думаю, при сегодняшнем развитии вычислительной техники ни один центробанк в мире этого себе позволить не может. А кто будет делать платежи в валюте? Они ведь через корреспондентские счета проходят, а не через систему Центрального банка.

Но предположим, эта система создана. Что тебя как клиента мотивирует держать деньги на счетах ЦБ, а не в коммерческом банке? Они ведь там никаких доходов не приносят. Значит, сбережения все будут делать в обычных банках. И возникнет система платежей из банка в ЦБ и обратно, которая существует сегодня. Эта идея настолько же красива, насколько и бессмысленна. Движемся дальше.

Блокчейн — это система распределенных реестров однотипных операций, которые помогают, например, надежно проследить историю перехода прав собственности или любых других прав от владельца к владельцу. Есть некоторые сегменты финансового бизнеса, где эта технология очень хорошо работает. Если в таком реестре хранится информация об истории покупок всех ценных бумаг, то подделать документы по сделкам невозможно.

Но вот появились предложения: давайте внедрим эту технологию в сделки с недвижимостью. Можно это сделать, но ты же не продаешь квартиру каждые пять минут. Она не меняет собственника раз в день. Замечательно, что все это будет храниться в надежной базе данных, но таких сделок мало. Это как ракетный двигатель на «Запорожец» поставить, блокчейн гораздо больше дает возможностей, чем ты можешь их реально в этой ситуации использовать.

В криптовалютах историю каждой сотой доли условного биткойна можно проследить с момента ее эмиссии. Это гарантия, что этот биткойн существует, не подделан, и внедриться в систему ссылок невозможно. Даже если квартира продается раз в пять лет, эта технология избыточна.

Big data. По мере развития человечества мы стали производить огромное количество информации. И сравнительно недавно в силу роста мощности компьютеров и инфраструктуры IT стало возможным собирать и анализировать ее в одном месте. Можно изучать наше с тобой поведение как потребителя, например. Банк в результате может выбрать для тебя индивидуально те продукты, на которые ты клюнешь. Или, наоборот, в чем-то тебя ограничить.

Раньше таких возможностей не было. В связи с всеобщим ажиотажем поступает и большое количество некомпетентных проектов. Например, предлагают собрать обезличенно все платежи по кредитным картам в стране. Но если данные обезличены, ты не понимаешь, кто, сколько и на что тратит. И, значит, это знание ничего тебе не даст. Работа с Big data осмысленна, когда она позволяет описывать поведение каждого отдельного потребителя; с точки зрения банков, страховщиков и рекламной индустрии нужны данные конкретных плательщиков.

Совершенно понятно, как этим могут воспользоваться контролирующие до 70 % рекламы в интернете Google и Facebook. У них есть условно пара миллиардов потребителей и несколько миллионов рекламодателей. Но когда у вас в Сбербанке есть условно 20 продуктов из кредитов, депозитов, автокредита, страховки и ипотеки и 50 миллионов пользователей, большинству из которых многие из этих продуктов вообще не нужны, даст ли анализ big data аналогичный эффект? Хорошо, если даст, хотя у меня большие сомнения в этой части. Это, наверное, поможет таргетировать бизнес, делать более точные предложения, но, опять, это инструмент внутренней оптимизации, а не революция.

— Но в такой логике можно описывать любой процесс: это не революция, а улучшение технологии. А где граница? Когда начинается революция?

— Я считаю, что революция, например, это интернет. Он освободил нас, сделал мобильными. Раньше сотрудник был привязан к рабочему столу с телефоном. Ты заполнял платежку, приносил в банк, менеджер звонил своему контрагенту где-то в Нью-Йорке и по телефону голосом вносил запись. На том конце так же принимали и заполняли платежное поручение.

Потом пришел факс, потом телекс. Но это был все равно ручной труд. В любом банковском договоре до сих пор внизу стоит адрес, телефон, телефакс и электронная почта. И мы понимаем, что на самом деле телефоном и телефаксом никто давно не пользуется.

Банковские платежи через SWIFT — это аналог интернета, если рассматривать его как коммуникацию. Но вот сделали единый стандарт банковского поручения, операционист его набирает один раз. Исчезло огромное количество промежуточных операций, скорость стала мгновенной. Платеж делается из любой точки планеты в ту же минуту. Появление смартфонов и банковских приложений сделало нас и банки мобильными, мы сами решаем, где и когда делать платеж.

Появление криптовалют я тоже считаю революцией. Это абсолютно новый класс финансовых инструментов, по большому счету, частных денег. Частные деньги известны со Средневековья, но использовались они очень ограниченно, в основном в периоды войн и глобальных потрясений. Но теперь ситуация принципиально иная. Мы покупаем акции, и за ними стоит какая-то компания, покупаем облигации, и это чье-то долговое обязательство. А при покупке биткойна мы знаем, что за ним ничего не стоит, вся его цена опирается на взаимное доверие большого количества людей.

В силу разных причин биткойн пока не может использоваться как удобный платежный инструмент (особенно для некрупных транзакций), но многих он вполне устраивает как средство накопления. Есть утверждения, что биткойн вытеснит деньги. Но размер рынка всех криптовалют оценивается сегодня в 100 млрд долларов. А долларов на балансе ФРС США четыре триллиона. При этом мы знаем, что биткоинов больше чем 21 миллион быть не может, так устроена система. Я готов поверить, что валюта, построенная не на доверии к государствам, а общества к самому себе, станет сравнима с традиционными валютами, но лишь в очень отдаленном будущем.

Эйфория российских чиновников, что из всех проблем нашу страну вытянет блокчейн или big data, несерьезна. Ни один технологический инструмент не может поменять качество экономики. Не станем же мы внедрять блокчейн в добычу нефти.

Главное системное требование для развития цифровых новаций — развитие конкуренции на мировых площадках. Я точно знаю, что у нас есть как минимум одна компания в условиях жесткой мировой конкуренции — «Аэрофлот». Продукт у нее стандартный — перевозки между Азией, Европой и Америкой. Конкурентов очень много, приходится закупать новые самолеты, воспитывать стюардесс, улучшать сервис, в том числе цифровые услуги online.

Но таких компаний немного, даже у Сбербанка особой конкуренции нет. Решение Грефа внедрять анализ big data — волевое решение одного человека, убежденного прогрессиста. Это не вынужденная конкуренцией стратегия, она легко свернется при смене руководства.

— Есть ли в России специфические условия, которые влияют на внедрение новых цифровых технологий?

Да, это характерное для нас силовое, правильнее даже административное давление. В США неизвестны случаи, когда бы представитель санитарно-эпидемиологического надзора блокировал счета компании. Этот всем известный набор методов, применяемых в различных сочетаниях, я тоже называю технологией. Если ты предъявишь российскому суду распечатку реестра блокчейн о движении своих акций, суд вполне может принять решение о том, что они все на сто транзакций назад фальшивые. Ведь известны случаи, когда суд выносил решения, прямо противоположные показаниям записей камер видеонаблюдения или справкам сотовых операторов о месте нахождения обвиняемого, разговаривающего по телефону в момент события преступления. У нас объективные показания приборов объявляют недостоверными, это скорее даже норма.

Или взять приватизацию «Башнефти», там ведь тоже обвинения касались смены собственников, акций и т. д., для дополнительной фиксации этих записей и предлагают употребить блокчейн. Через 15 лет выяснилось, что она прошла незаконно, и Росимущество с Генпрокуратурой в голос воскликнули: «А мы не знали!» А ведь у вас и «Татнефть» точно так же приватизирована! До сих пор не знаете?

Доверие — это основной закон бизнеса. Если мы подписали контракт, мы друг другу доверяем. Если мы считаем, что кто-то его нарушил, идем в суд. Но суд может объявить показания серверов фальсифицированными. А кончится все тем, что власти потребуют, чтобы все серверы, содержащие такие транзакции, находились на территории Российской Федерации. И ключи шифрования отдать ФСБ.

Кроме того, эффективному внедрению Big data препятствует очень примитивный характер экономики, малое количество компаний и услуг.

Очень слабо развита онлайн-торговля, которая сегодня в мире является самым высокотехнологичным сектором. Обратите внимание, у нас покупатели при заказах товаров online платят наличными курьеру. В Amazon все платят карточкой, и товар тебе оставляют у двери, никому в голову не приходит его украсть. Это показатель уровней взаимного доверия в наших обществах. Поэтому сама потребительская культура, вытекающая из общего уровня культуры, тоже является препятствием на пути распространения высоких технологий. Получается, что в развитых странах они внедрятся гораздо проще, дешевле и быстрее по всей территории. А в странах СНГ благоприятную среду могут предоставить только самые крупные города, и то с существенными оговорками.

Если уровень торговли online у нас начнет приближаться к западному, то Почта России впадет в коллапс, он не готова к такой работе, когда посылку нужно доставлять потребителю в течение двух дней.

Все это развивается только по желанию участников рынка. Никто в Америке на государственном уровне не ставит задачу перевести всех клиентов всех банков на биометрические методы идентификации. Выгодно банку — сам введет. Только сначала посчитает, сколько надо нанять специалистов, оборудования и потратить на трансфер технологий.

В американских магазинах при мелких покупках ни подпись, ни пин-код у тебя не спросит, считается, что и без него обойтись можно. Значит, усложнять систему не надо пока. Некоторые банки выпускают карты, в которых пин-кода нет вообще. И живут без этого. Все индивидуально.

Я считаю, что пока основой современного этапа развития технологического рынка является внедрение интернета. В США с 2000 по 2015 годы более половины прироста производительности труда получено за счет перехода торговли в online. Переход от магазинов, знакомых нам по СССР, к торговым сетям дает очень большой выигрыш. Переход от сетей к online, когда сокращается персонал, меняется логистика и способы хранения — еще больший.

Известно, что у нас развитие федеральных торговых сетей движется очень трудно, через множество ограничений. Пока мы не пройдем этап становления не только продуктовых сетей типа «Магнит» и «Пятерочка», но охватывающих всю Россию аптечных, хозяйственных, одежных и т. д. сетей, мы не можем считаться современной страной. При переезде в любой город США американец получает ровно тот же набор сетевых магазинов и товаров, уровень услуг одинаковый по всей территории, включая медвежьи углы. Ограничения, которые накладывают наши депутаты и правительство на онлайн-торговлю, — это прямая борьба против роста производительности труда. Это все те самые технологии, о которых с надеждой пишут либеральные экономисты.

— Надо ли развивать собственные технологии, или можно закупить чужие и не волноваться?

— А интернет чей?

— Сейчас уже ничей.

— Вот именно. Электричество тоже ничье. Базовые технологии в нашем случае тоже изобретать не придется. Использование технологий, совершенствование методов — задача компаний, на них вся ответственность, в том числе и за развитие. Был у нас хороший поиск на сайте Яндекс, занимал одно время гораздо больше рынка, чем Google. И вот с некоторых пор Яндекс стал давать неадекватную оценку новостным событиям, в результате начал терять долю рынка. Просто государство вмешалось, вынудило хорошую компанию регулировать поиск новостей по своим критериям. Вот это реальный пример взаимоотношения государства и новых технологий.

— Но есть и много вполне успешных проектов правительства в цифровой экономике. Из потока комментариев вырисовывается некий образ: автократа, переизбрать которого невозможно, прогрессивные рыночники пытаются подвинуть на путь условного Ли Кван Ю, вооружив его современными инструментами и технологиями. Эти технологии помогут автократу ограничить бюрократию (пример — организация МФЦ и системы одного окна), облегчить жизнь населения, сделать мир чуть более справедливым. Это реинкарнация теории малых дел в цифровую эпоху.

— Что-то сделать, конечно, можно. А Ли Кван Ю что в первую очередь должен сделать?

— Отказаться от всех друзей и ввести сильный, независимый суд во всех сферах, за исключением политической.

— Суд в Лондоне, между прочим. А наш Ли Кван Ю суд не создает, друзей равноудалить тоже не торопится. В этой ситуации некоторые думают: если наш правитель построить судебную систему не хочет, мы и без нее как-нибудь обойдемся. Не обойдемся, ни один бизнесмен не станет рисковать серьезными деньгами, если их можно отобрать и нет судебной защиты.

У низовой бюрократии обычно нет защитников. И сеть МФЦ построить можно, сопротивления особого не будет. Но как только ты начинаешь двигаться по пирамиде вверх со своими умеренными цифровыми реформами, быстро понимаешь, что там куча интересантов и защитников прежнего устройства управления.

Цивилизация так устроена, что на больших отрезках наша жизнь всегда становится лучше. В 2017 году мы живем лучше, чем в 2004-м. И в СССР в 1988-м точно жили лучше, чем в 1938-м. Испания при Франко тоже развивалась, не спеша увеличивался ВВП, уровень жизни, появлялась новая техника и услуги. Это можно сказать о любой диктатуре и демократии. Только автократия всегда отстает, проигрывает в темпах, ее судьба — глубокая отсталость.

О технологической революции на правительственных совещаниях в США не особо рассуждают, она сама идет как набор частных решений. Россия же, где считается, что из-под палки все инновации будут немедленно внедрены в экономику, пока не просто отстает, но это отставание стремительно нарастает. Развитие и внедрение технологий идет не по линейному графику, по экспоненте.

Вчера казалось, что наша страна была на плоском участке графика, где легко строить планы, как догонять лидеров. Но уже начался участок, где кривая внедрений идет вверх. Становится понятно, что можем уже и не догнать. Если кто-то считает, что сегодня мы находимся в той точке, которую Америка прошла 7 лет назад, и за счет ускорения и использования чужого опыта мы пройдем этот путь, скажем, за пять лет и сократим отставание, то это ошибка. Американская экономика стремительно уходит в отрыв, и пока российское правительство будет готовить программы государственного внедрения новых технологий, раздавать задания Минсвязи и прочим ведомствам, а потом оценивать их, этот разрыв может стать непреодолимым.

Источник: www.novayagazeta.ru

Комментарии: