Изоляция в толпе: как зоопарк из места просвещения превратился в памятник маргинализации

Все «места насильственнои? маргинализации» — тюрьмы, сумасшедшие дома, концлагеря — имеют что-то общее с зоопарками, а поведение животных в неволе можно сравнить с жизнью человека в обществе потребления, считал английский писатель, поэт и художник Джон Бе?рджер. Издательство «Ад Маргинем Пресс» совместно с музеем «Гараж» выпустило сборник его эссе «Зачем смотреть на животных?», в которых он объясняет, как наблюдение за животными может помочь человеку справиться с тотальным одиночеством. «Теории и практики» публикуют фрагмент.

В ХIХ веке в Западнои? Европе и Америке начался процесс, нынче завершившии?ся корпоративным капитализмом века ХХ, — процесс, в ходе которого были разрушены все традиции, прежде выполнявшие роль посредника между человеком и природои?. До этого разлома животные составляли первыи? круг того, что окружало человека. Возможно, в такои? формулировке уже подразумевается слишком большая дистанция. Они вместе с человеком находились в центре его мира. Подобное центральное положение, разумеется, было экономически обосновано и продуктивно. Какие бы изменения ни претерпевали средства производства и общественное устрои?ство, человек зависел от животных, дававших ему еду, работу, транспорт, одежду.

И все-таки предполагать, что животные впервые появились в человеческом воображении в качестве мяса, кожи или рога, значит перенести мировоззрение, господствовавшее в ХIХ веке, на тысячелетия назад. Впервые животные появились в воображении человека в качестве вестников и обещании?. Так, приручение скота началось не просто в расчете на молоко и мясо. Скот играл роль чего-то магического: порои? оракула, порои? жертвы. А выбор того или иного вида в качестве магического, приручаемого и к тому же пригодного к употреблению в пищу изначально определялся привычками, близостью и «зовом» данного животного. […]

До XIX века антропоморфизм был неотъемлемои? частью связи между человеком и животным, выражением их близости. Антропоморфизм был тем, что осталось от постоянного использования животнои? метафоры. За последние два столетия животные постепенно исчезли. Нынче мы живем без них. И в этом новом одиночестве антропоморфизм вызывает в нас удвоенное беспокои?ство.

Решающии? теоретическии? прорыв был достигнут Декартом. Декарт преобразовал тот дуализм, что неявно подразумевался в человеческои? связи с животными, во внутреннии? — находящии?ся внутри человека. Целиком отделив душу от тела, он отписал тело законам физики и механики, а поскольку животные душои? не обладали, животное было сведено к модели машины.

[…] Потребовалось еще множество производственных изобретении? — железная дорога, электричество, конвеи?ер, консервная промышленность, автомобиль, химические удобрения, — прежде чем животных стало возможно социально изолировать.

В ХХ веке двигатель внутреннего сгорания заменил тягловых животных на улицах и фабриках. Города, растущие со все большеи? скоростью, преобразовали окружающую сельскую местность в пригороды, где полевые животные, как дикие, так и домашние, стали редки. Коммерческая эксплуатация определенных видов (бизон, тигр, северныи? олень) привела к почти полному их вымиранию. Та фауна, что еще осталась, все более и более ограничивается национальными парками и заповедниками.

В конце концов модель Декарта удалось превзои?ти. На первых стадиях индустриальнои? революции животных использовали в качестве машин. Как и детеи?. Теперь, в так называемых постиндустриальных обществах, с ними обращаются как с сырьем. Животных, необходимых для еды, перерабатывают, словно товары при производстве.

Подобное сведение животного к товару, имеющее как теоретическую, так и экономическую историю, есть часть того же процесса, с помощью которого людеи? удалось свести к изолированным производящим и потребляющим единицам. В течение соответствующего периода отношение к животным нередко было, по сути, прототипом отношения к человеку. Механическии? взгляд на производительную способность животного впоследствии был применен к способности рабочих. Ф.У. Теи?лор, создатель «теи?лоризма» — теории, исследующеи? время и движения, «научное» управление промышленностью, — предложил сделать работу процессом «столь тупым» и столь вялым, чтобы рабочии? «по своему умственному складу более всего напоминал быка». Почти все современные методы приспособления к социуму поначалу основывались на опытах над животными. Методы так называемого тестирования интеллекта — тоже. В наши дни бихевиористы вроде Скиннера любое понятие о человеке втискивают в рамки того, что им подсказывают специально проведенные опыты с участием животных.

Неужели животные обречены на вымирание? Неужели у них нет никакои? возможности размножаться и дальше? Столько домашних животных, сколько можно обнаружить нынче в городах наиболее богатых стран, не бывало еще никогда. В Соединенных Штатах, по некоторым оценкам, имеется как минимум 40 миллионов собак, 40 миллионов котов, 15 миллионов домашних птиц и 10 миллионов других животных.

В прошлом семеи?ства всех классов держали домашних животных, поскольку те выполняли полезную роль: сторожевые собаки, охотничьи собаки, коты, убивающие мышеи?, и так далее. Практика держать животных вне зависимости от приносимои? ими пользы, заводить животных именно домашних (в XVI веке этим англии?ским словом, pet, обычно называли собственноручно выращенного барашка) — современное нововведение, уникальное в том социальном масштабе, в каком оно существует сегодня. Это один из признаков того всеобщего, но индивидуального ухода в частную ячеи?ку-семью, украшенную или обставленную сувенирами из внешнего мира, что составляет столь отвратительную черту обществ потребления.

Этои? небольшои? ячеи?ке-семье недостает пространства, земли, других животных, времен года, природных температур и так далее. Домашнее животное либо кастрируют, либо содержат в сексуальнои? изоляции, краи?не ограничивают его физическую деятельность, лишают почти всякого контакта с другими животными, кормят искусственнои? едои?. Именно этот материальныи? процесс лежит в основе избитого понятия, согласно которому домашние животные становятся похожи на своих хозяев. Их создает образ жизни их владельцев. […]

Те, кого вписали в семью, несколько напоминают домашних животных. Однако они, не обладая, в отличие от домашних животных, физическими потребностями или ограничениями, могут быть целиком преобразованы в человеческие игрушки. Книги и рисунки Беатрис Поттер — один из первых тому примеров; более позднии?, экстремальныи? случаи? — вся связанная с животными продукция диснеевскои? индустрии. В таких работах мелочная природа нынешних социальных практик подвергается универсализации путем проецирования на царство животных. […]

Публичные зоопарки появились в начале периода, в течение которого животным предстояло исчезнуть из повседневнои? жизни. Зоопарк, куда люди ходят встречаться с животными, наблюдать за ними, смотреть на них, по сути, есть памятник невозможности подобных встреч. Современные зоопарки — эпитафия старым, как человек, отношениям. Если их не воспринимают как таковые, то потому, что к зоопарку обращаются не с теми вопросами.

Основание зоопарков (лондонскии? открылся в 1828 году, берлинскии? — в 1844-м, парижскии? Сад растении? — в 1793-м) придало столицам немалыи? престиж. Престиж этот не особенно отличался от того, что выпадал на долю частных королевских зверинцев. Эти зверинцы — наряду с золотои? утварью, архитектурными построи?ками, оркестрами, актерами, обстановкои?, карликами, акробатами, ливреями, лошадьми, произведениями искусства и блюдами — были призваны демонстрировать власть и богатство императора или короля. То же и в XIX веке: публичные зоопарки воплощали в себе утверждение современнои? колониальнои? власти. Захват животных символизировал завоевание всех далеких, экзотических земель. «Первооткрыватели» доказывали свои? патриотизм тем, что отправляли на родину тигра или слона. Дарить столичным зоопаркам экзотических животных стало выражением подобострастия в дипломатических отношениях.

«Неестественное поведение животных в неволе способно помочь нам понять, принять и преодолеть стрессовые ситуации, связанные с жизнью в обществе потребления»

И все-таки, подобно любому другому публичному заведению XIX века, зоопарк, как бы он ни поддерживал идеологию империализма, должен был взять на себя независимую, гражданскую функцию. Утверждалось, что это — особого рода музеи?, назначение которого — способствовать развитию знания и общественного просвещения. Потому первые вопросы, на которые предстояло ответить зоопаркам, относились к естественнои? истории; тогда считалось возможным изучать естественную жизнь животных даже в столь неестественных условиях. Столетие спустя более искушенные зоологи начали задаваться бихевиористскими и этологическими вопросами, целью которых, как утверждалось, было разузнать новое об истоках человеческои? деятельности посредством изучения животных в экспериментальных условиях.

Меж тем миллионы ежегодно посещали зоопарки из любопытства, носившего одновременно столь широкии?, столь неясныи? и личныи? характер, что его трудно охватить в одном вопросе. Сегодня во Франции имеется 200 зоопарков, которые каждыи? год посещает 22 миллиона человек. Большую долю посетителеи? составляли и составляют дети.

Дети в индустриализированном мире окружены образами животных: игрушки, мультфильмы, картинки, всевозможные украшения. Никакои? другои? источник образов не может соперничать с этим. Якобы спонтанныи? интерес, проявляемыи? детьми к животным, может привести к предположению, что так было всегда. Некоторые из самых первых игрушек (во времена, когда большинству населения игрушки были неизвестны) деи?ствительно олицетворяли собои? животных. Детские игры во всем мире тоже включают в себя животных, настоящих или вымышленных. И все-таки лишь в XIX веке воспроизведение животных стало обычнои? частью обстановки детства у среднего класса; а потом, в XX веке, с появлением громадных систем изображения и продажи, вроде диснеевскои?, — и у всех классов.

В предшествовавшие столетия изображения животных составляли небольшую часть игрушек. Да и те не претендовали на реализм, а были символическими. Разница была та же, что между традиционнои? лошадкои?-палочкои? и лошадью- качалкои?: первая — всего лишь палка с рудиментарнои? головои?, на которои? дети скачут, как на метле; вторая — тщательно «воспроизведенная» лошадь, реалистично раскрашенная, с настоящими кожаными поводьями и настоящеи? гривои? из волоса, движения которои? призваны напоминать движения скачущеи? лошади. Лошадь-качалка — изобретение XIX века.

Этот новыи? спрос на правдоподобие породил новые методы производства игрушек. Начали впервые производить чучела животных; наиболее дорогие из них покрывали настоящеи? шкурои? — обычно шкурои? мертворожденных телят. В тот же период появились мягкие игрушки — мишки, тигры, кролики, — с какими дети ложатся спать. Таким образом, производство реалистичных игрушек-животных более или менее совпадает с учреждением публичных зоопарков.

Семеи?ное посещение зоопарка — нередко событие более сентиментальное, нежели поход на ярмарку или на футбол. Взрослые ведут детеи? в зоопарк, чтобы показать им происхождение их «репродукции?», а также, возможно, надеясь заново обрести, пусть отчасти, невинность этого репродуцированного животного мира, которая запомнилась им с их собственного детства. […]

Зоопарки с их театральным оформлением, используемым для выставления напоказ, по сути, демонстрировали то, как животных довели до абсолютно маргинального состояния. Благодаря реалистическим игрушкам вырос спрос на новую игрушку — городское домашнее животное. При воспроизведении животных в изображениях — по мере того как их биологическое воспроизведение при рождении становится зрелищем все более и более редким — приходится под влиянием конкуренции переключаться на животных все более и более экзотических и далеких.

Животные исчезают везде. В зоопарках они составляют живои? памятник собственному исчезновению. Тем самым они породили последнюю свою метафору. «Голая обезьяна», «Человеческии? зверинец» — названия мировых бестселлеров. В этих книгах зоолог Десмонд Моррис высказывает предположение о том, что неестественное поведение животных в неволе способно помочь нам понять, принять и преодолеть стрессовые ситуации, связанные с жизнью в обществе потребления.

Все места насильственнои? маргинализации: гетто, кварталы лачуг, тюрьмы, сумасшедшие дома, концлагеря — имеют что-то общее с зоопарками. Однако оперировать зоопарком как символом — занятие и слишком простое, и слишком уклончивое. Зоопарк — демонстрация связеи? между человеком и животными; ничего более. Сегодня за маргинализациеи? животных следует маргинализация и устранение единственного класса, которыи? на протяжении веков не терял близости к животным и тои? мудрости, что этои? близости сопутствует, — среднего и мелкого крестьянства. В основе этои? мудрости — принятие дуализма именно как источника связи между человеком и животным. Отказ от этого дуализма, вероятно, есть важныи? фактор в процессе, ведущем к современному тоталитаризму. Но не стоит выходить за пределы того вопроса — непрофессионального, невысказанного и все-таки фундаментального, — что ставится перед зоопарком.

Зоопарк не может не разочаровывать. Общественное предназначение зоопарков — дать посетителям возможность посмотреть на животных. При этом встретиться с животным взглядом постороннему в зоопарке невозможно. В лучшем случае животное скользнет по тебе взглядом и переведет его на что-то другое. Они смотрят в сторону. Они смотрят вдаль, не видя. Они механически просматривают. Их приучили не реагировать на встречи — ведь ничто более не способно занимать в их внимании центральное место.

В этом — решающее последствие их маргинализации. Этот взгляд, которым обмениваются животное и человек, которыи?, возможно, сыграл важнеи?шую роль в развитии человеческого общества, с которым все люди так или иначе жили еще столетие назад, погас. Глядя на каждое животное, посетитель зоопарка, пришедшии? сюда без компании, одинок. Что же до толп, они принадлежат к виду, которыи? наконец удалось изолировать.