Инстинкты и человек

Инстинкты и человек

Мы часто сталкиваемся с попытками объяснить или даже оправдать то или иное поведение человека при помощи инстинктов. Нередко дело доходит и до откровенного фатализма в стиле "от природы никуда не деться", инстинкты будут заставлять нас воевать, убивать, доминировать, насиловать и тому подобное. Попробуем разобраться, есть ли у нас вообще инстинкты в строгом смысле слова и насколько мы от них зависимы.

Этологи сходятся в том, что мы принадлежим к роду антропоидов, у нас похожая структура сознания и когнитивные процессы, есть даже возможность общения на одном языке-посреднике, а вот видовое отличие, отделяющее человека даже от такого близкого нам антропоида как бонобо - это труд и наша специфическая социальная организация.[1]

Вопрос о наличии инстинктов в человеке крайне запутан, однако можно сделать ряд важных выводов.

Инстинктов в строгом смысле у человека нет. Скорее всего, их в этом смысле нет даже у высших приматов. Отсюда мы сразу можем отбросить какие-либо тезисы вроде "природа человека неизбежно ведет его к угнетению одних другими, доминированию, агрессии и т.п"

Конечно, можно говорить об инстинктах в более широком смысле слова, как о неких природных склонностях. Но, во-первых - это уже подмена понятий, а во-вторых, такие склонности не предопределены и вполне могут контролироваться. Биологи отмечают, что по мере эволюции наблюдается снижение доли врожденной, инстинктивной и биологической регуляции, и усиливается роль волевого, социального, личностного начала. Хотя механизмы исполнения действий в человеке остаются старыми биологическими, как и взаимодействия при этом, однако роль центра, руководящего поведением, играет уже психика а не врожденные или приобретенные инстинкты и рефлексы.

Рассмотрим это подробнее.

Чем инстинкт отличается от выученных механизмов?[2] Исполнительная часть инстинкта определяется врождённым разрешающим механизмом , так называемым ВРМ. С помощью выученных механизмов срабатывания реализуются стереотипы, предрассудки, ритуалы первобытной религии, нормы традиционного общества, выработанные культурой формы "социального бессознательного", не предполагающие вербального обсуждения и вербальной рефлексии, и по автоматизму сходные с инстинктом.

Объединяет все эти вещи тот факт, что человек ещё не овладел этими формами поведения в достаточной степени, чтобы суметь взглянуть на соответствующую деятельность отстраненно, чтобы общество могло это рационально обсуждать, разумно реформировать. Или же, как вариант, он уже упустил такую возможность, вследствие архаизации.

Набор основных ситуаций и пусковых образов, стимулирующих срабатывание распознавания, сильно отличается в зависимости от "биологической" или "социальной" природы. Скажем, колебания уровня тестостерона могут управляться «естественной» сексуальной или агрессивной стимуляцией, их динамика будет различна у женщин и мужчин, а могут – динамикой курсов валют, как у профессиональных брокеров, или ситуацией соревнования, как у профессиональных спортсменов. Здесь уже динамика подъёмов и спадов тестостерона в связи с конкурентным напряжением и успехом/неуспехов после "рывка" не зависит от пола, хотя в среднем уровни тестостерона у мужчин и женщин различны.[2]

Вполне очевидно, что во втором случае социальные стимулы (или, точнее, культурные, связанные с дифференциацией профессий и статусов в современном обществе) замещают "биологические" в распознавательной части и, перехватывают контроль над исполнительной частью поведенческого механизма. При этом исполнительная часть сама по себе не меняется, а является общей для всего спектра ситуаций. Таким образом, сам механизм производства действий в ответ на приятное решение остается прежним, но управлять им начинают уже социальные раздражители и человеческая психика.

Как уже было отмечено, по мере эволюции гоминид происходит постепенное вытеснение биологических стимулов социальными. У современного человека оно достигло такого уровня, что говорить о постоянной двухходовой схеме "раздражитель-реакция" уже не приходится.

Эта тенденция очень древняя, в филогенетическом ряду позвоночных в принципе "врождённая болванка" инстинкта становится всё меньше, и всё неопределённей, при столь же неуклонном росте формообразующей роли социальной среды в становлении нормального поведения. При переходе некоторой границы первая исчезает совсем, и поведение формируется только индивидуальным пониманием ситуации (способностью создавать концепты, и дальше действовать по выделенному идеальному "образцу") или социальной средой, воспитывающей, развивающей способности индивидов, в том числе понимание и действие, без участия инстинктов.

Все попытки исследователей найти в человеческом поведении некие четкие универсалии автоматические реакции на некие ситуации или раздражители независимые от культуры, национальности, времени - не имели успеха. Максимум, о чем можно говорить, это о неких склонностях, но никак не об инстинктах.

Существуют три ряда доказательств в пользу этого тезиса.[3]

Во-первых, у низших позвоночных психика и индивидуальность животного развиваются в "матрице" инстинктов, подчиняющей и берущей под управление остальные формы активности. Практически у всех позвоночных, кроме некоторых птиц и высших млекопитающих неинстинктивные реакции либо обслуживают реализацию инстинкта, либо осуществляются по созданной им "матрице" разделения времени между разными видами деятельности животного, либо подвергаются инстинктивному смещению. То есть именно видовые инстинкты задают "пределы осуществления" неинстинктивных форм поведения во времени и пространстве, "цели", и "верхние этажи" развития интеллекта (Никольская и др., 1995; Никольская, 2005 ).

В процессе прогрессивной эволюции индивидуальности животного в ряду позвоночных эта матрица «истончается» и «разрушается», замещаясь актами индивидуального интеллекта (например, концептами ситуаций), результатами обучения и другими элементами опыта. Проявление инстинктов "уходит в тень", всё больше ограничивается неопределёнными и неспецифическими ситуациями.

Далее, «инстинктивная матрица» паттернов видоспецифического поведения описана в исследованиях нервального субстрата вокализаций низших обезьян, но не найдена у антропоидов.[3] Проводя стимуляцию разных отделов мозга беличьих обезьян-саймири при помощи вживленных электродов, U.Jurgens и D.Plooge показали, что каждый из восьми выделенных по структурным признакам спектра типов звуков саймири имеет в вокальных зонах головного мозга собственный морфологический субстрат. Если субстраты совпадали и из одной точки можно было вызвать два разных типа звуков, они вызывались разными режимами электрической стимуляции (по интенсивности, частоте и длительности стимула, цит. по Jurgens, 1979, 1988).

То есть у низших обезьян мы видим одно состояние стереотипных форм поведения, один способ использования ритуализированных демонстраций, точно соответствующий «классическому» определению инстинкта, у антропоидов и человека – другой, прямо противоположный первому. Фактически у шимпанзе и бонобо (в отличие от верветок) не существует видового «языка», решающего задачу "именования" значимых ситуаций и объектов внешнего мира, и обозначения действий, эффективных в данной ситуации. В то же время по уровню интеллекта, способности к обучению, к точному воспроизведению чужих действий в сложной ситуации (тех же жестов "языка глухонемых") вполне способны к обучению языку и использованию символов. Это многократно доказано знаменитыми опытами с "говорящими обезьянами" .

Следовательно, человеческий язык – не видовой инстинкт Homo sapiens, как считают хомскианцы (Пинкер, 2004), а такой же продукт культурной эволюции в сообществах приматов и пралюдей, как орудийная деятельность. С последней он имеет много общего, включая общий неврологический субстрат говорения, изготовления орудий по образцу, и метания предмета точно в цель . Но тогда даже у антропоидов (а тем более у человека) нет паттернов поведения, соответствующих этологическому определению инстинкта.[3]

Отметим также тот факт, что действия вида "пить", "есть", "спать", "совокупляться" - это не инстинкты, а потребности, которыми человек может пренебречь усилием воли.

В заключение хочется сказать, что ситуация с инстинктами у человека крайне неоднозначна. Некоторые ученые (Фридман, Панов) считают, что их у человека нет вовсе, а есть лишь их рудименты. Некоторые же (Марков) полагают, что они просто усложнились.

Но в обоих случаях неоспоримым остается один факт: утверждение, будто бы человек в конечном счете опирается именно на инстинкты - явно ошибочное.

Ссылки:

1. http://ethology.ru/interview/?id=181

2. http://ethology.ru/library/?id=404

3. http://ethology.ru/library/?id=314

Источник: ethology.ru

Комментарии: