Письмо министру образования: пять важных вопросов о ЕГЭ, на которые нет ответов

«К чему стремится российское образование — к „маленькой коробочке“ или к светлому будущему?»

Ровно месяц назад я написала статью «Оправдал ли ЕГЭ огромные надежды». В ней я задавала вопросы и пробовала сама на них ответить. Получился такой эмоциональный и, я надеюсь, предметный диалог-монолог о ЕГЭ. Я внимательно и серьёзно слежу за комментариями, которые оставляют читатели. Один из них, как говорится, задел меня за живое:

Я не вчера родилась, тотальной наивностью не отличаюсь, и давно поняла, что комментарии в соцсетях — это общественная дискуссия одноразового применения. Кроме того, градус критики и агрессии часто явно завышен. (Пользуясь случаем, передаю привет всем контент-менеджерам соцсетей и желаю им крепкого психического здоровья). Именно эти две с половиной строчки, написанные в 5:03, не давали мне покоя долгое время. Первой реакцией, как вы подозреваете, было недоумение: как можно двумя фразами перечеркнуть такой большой текст? Затем недоумение сменилось раздражением: почему я вообще должна что-то предлагать? Я в государстве живу или в шарашкиной конторе? У нас есть чиновники, они получают за это зарплату…

Да, только я могу попытаться что-то изменить. Я и многие другие неравнодушные люди, которые должны задавать чиновникам вопросы, касающиеся наших с вами детей.

1. Зачем выпускники заполняют бланки тестовых заданий Части I вручную?

«Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда угодно».

(Михаил Булгаков «Собачье сердце»)

Для тех, кто не в курсе, поясняю. Каждый выпускник на государственном экзамене выполняет в обязательном порядке тестовую часть задания. После экзамена бланк, заполненный от руки, сканируют и «пропускают» через компьютер. Тот считывает информацию, распознаёт её и оценивает работу. В итоге ребёнок получает баллы за эту часть работы, которые вообще никак нельзя оспорить на апелляции. Для тех, кто вновь не в курсе, опять поясняю: если вы не согласны с результатами ЕГЭ, конфликтная комиссия будет вести с вами дискуссию только по Части II (это творческие задания или задания с развёрнутым ответом, которые может проверить только живой человек).

Аргумент у конфликтной комиссии, запрещающий даже думать о том, что была какая-то техническая ошибка при проверке первой части, железный: компьютер не ошибается. Заданий и правильных ответов никто из выпускников не видит. Выпускнику дают лишь скан того самого листа, заполненного вручную. Он не проверен, есть только информация (она не на этом листе, а в личном кабинете выпускника), в каких заданиях были ошибки, а в каких всё верно. Сверить всё под микроскопом на предмет несовпадений, повторяю ещё раз, нет и не будет возможности.

У вас ещё не закружилась голова от этих сложностей и хитросплетений? У меня она давно кругом.

Почему нельзя посадить учеников перед компьютером и дать им возможность проходить первую часть экзамена онлайн?

Зачем это посредничество? Каждый младенец сейчас «на ты» с компьютером.

Во-первых, получение результата сразу, то есть после завершения тестирования, снимет массу ненужных переживаний. Выпускник уже в день экзамена будет знать хотя бы часть заработанных баллов. Кстати, некоторым выпускникам будет достаточно и этих баллов, чтобы уйти с экзамена и не писать вторую часть. Все же знают минимальный порог цифр.

Во-вторых, если ребёнок, допустивший ошибку, сможет увидеть сразу же правильный ответ, то он сможет трезво оценить, что идти на апелляцию не надо. Сам, как говорится, ошибся.

В-третьих, обращаю ваше внимание, что слово «посредник» — это термин чисто экономический. Ведь все эти таинственные люди, которые сканируют, обрабатывают, вводят баллы в базы, должны получить за это зарплату!

Мне могут возразить: а вдруг что-то пойдёт не так во время тестирования. Технический сбой, например. А вот тут стоп, товарищи! А где гарантия, что этот сбой не произошёл во время проверки ЕГЭ по информатике одного из моих сыновей? Мы пришли дружно на апелляцию и ответа именно на этот вопрос не получили никакого! Со второй частью его работы все более или менее было понятно, а вот тестовые задания и правильные ответы на него хотелось бы увидеть в первую очередь. Нас такого права лишили, как лишают тысячи таких же выпускников.

2. Почему пункты проведения ЕГЭ располагаются в школах и проводятся учителями?

«Это вот что: если я, вместо того, чтобы оперировать, каждый вечер начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха».

(Михаил Булгаков «Собачье сердце»)

Давайте разделим этом вопрос на несколько:

Государственная итоговая аттестация может проводиться не в школах, а на базах других учреждений?

Организаторами и наблюдателями на государственной итоговой аттестации могут быть не учителя, а независимые люди?

Результаты итоговой аттестации влияют на оценки в аттестате напрямую?

Разве ЕГЭ не проверяет в первую очередь готовность выпускника к получению высшего образования?

Не знаю, как вы, а я на эти четыре вопроса отвечаю, как во времена ельцинского референдума: Да! Да! Нет! Да!

Теперь по порядку. У меня есть своя эволюционная теория. И касается она ЕГЭ. Я воспринимаю его как живое существо. Пусть я критикую, но критика относится не к ЕГЭ как явлению, а к живым людям. И это принципиально важно! Для меня ЕГЭ — это «детище», приёмный ребёнок нашего отечественного образования. Почему неродной? Да потому что ввели насильно, не дали возможность «родить» его из недр школьных. Об этой краеугольной ошибке я уже писала. Если бы вводили плавно и альтернативным вариантом, недоработок было бы меньше.

Что у нас сегодня? «Ребёнку по имени ЕГЭ» по паспорту (извините, по свидетельству о рождении) в этом году исполнилось 10 лет. Фактически ему уже 19, если прибавить экспериментальные годы. «Ребёнок» вполне уже половозрелый, оказывается. И у него даже есть детки — маленькие ВПРчики. Всё это время в ЕГЭ постоянно что-то меняют, и всё время все поголовно им недовольны (дети, учителя, родители и даже сами чиновники).

К школе ЕГЭ имеет только косвенное отношение. Проводить его теоретически можно совсем в другом формате, не привлекая школьное сообщество, тем более что есть постоянные проблемы с выплатами учителям вознаграждений за участие в ЕГЭ. Баллы ЕГЭ не влияют на оценки в аттестате. К рейтингу школ они отношения (по идее) не имеют, по крайней мере, чиновники, включая и министра, об этом постоянно говорят.

Вы скажете, а как же обязательные предметы, ведь нужно же как-то проверить знания государству по русскому и математике. И будете правы. Вот здесь я опять обращусь к своей теории эволюции ЕГЭ. Выпускники школ — это неоднородная среда. Кто-то готов поступить в вуз, а кто-то еле-еле может перешагнуть порог минимальных баллов. В связи с этим у меня вопрос: все ли выпускники обязаны стать абитуриентами вузов? Нет, конечно. Так пусть те, кто хочет получить высшее образование, сдают ЕГЭ, а остальные получат возможность подтвердить, что они не зря отучились 11 лет, на альтернативном экзамене с принципиально другим уровнем сложности.

Школа не обязана готовить учеников к поступлению в вузы — вот, что должно прозвучать публично и внятно

Эволюция ЕГЭ буквально в течение последних нескольких лет вынесла на гребне волны решение этой проблемы. В 2013 году приняли решение писать итоговое сочинение, а в 2015 придумали базовый уровень математики. Как мы не сопротивлялись, всё само собой привело нас к тому, что вернулись классические два экзамена из советской эпохи. Они, конечно, видоизменённые, но это же здорово. Мне нравится, как проводится итоговое сочинение. К базовому уровню математики тоже претензий нет. Даже то, что они проводятся с перерывом почти в полгода, тоже удачное стечение обстоятельств. Для тех детей, которые не собираются идти в вузы, это возможность пройти итоговую аттестацию в спокойном, размеренном режиме.

На мой взгляд, назрела необходимость передать ЕГЭ из рук в руки. Школа вздохнёт с облегчением и наконец займётся прямыми своими обязанностями. Вопрос: кому передавать? Для меня ответ очевиден — вузам.

Если это случится, конечно, начнется новая эпоха в истории ЕГЭ. Непростая, очень болезненная по многим статьям для вузов, но ведь именно они должны быть заинтересованы в высоком уровне содержательной и технической объективности этого экзамена.

Ещё один аргумент в пользу моего предложения. ЕГЭ, застрявшее в школе, плохо влияет на начальное и среднее звено. Вводятся какие-то странные ВПР (Всероссийские проверочные работы), от которых в ужасе и дети, и родители, и учителя. Все это родные братья или дети (я уж не знаю, как определить родство) ЕГЭ, которым не место в начальной школе, как минимум. Весь мир озабочен вопросом: нужно ли отменять домашние задания и нужны ли вообще оценки. А мы пишем с интервалом чуть ли не в два дня две больших контрольных работы в четвёртом (!) классе — итоговые контрольные по программе и ВПР! А потом удивляемся, почему это мамы детей на домашнее обучение массово переводят.

3. Кто разрабатывает КИМы ЕГЭ?

«А судьи кто?»

(А. С. Грибоедов. «Горе от ума»)

Есть такая профессия «тестолог». Она очень редкая и престижная. Это специалист в области тестирования: он составляет тесты, как вы понимаете. Я проверила, что в нашей стране ни один вуз не готовит подобных специалистов.

И отсюда ещё несколько вопросов:

Связаны ли постоянные изменения в КИМах ЕГЭ с профессиональной квалификацией разработчиков?

Можно ли надеяться на смену команды разработчиков КИМов по гуманитарным предметам (в первую очередь, конечно, по литературе)?

Имеют ли они право на лоббирование собственных интересов как официальных разработчиков КИМов ЕГЭ в издательском бизнесе? Ведь их имена указаны на пособиях по подготовке к ЕГЭ. Именно логотип ФИПИ — своеобразный знак качества подобных брошюр, который даёт преимущество при продаже.

Есть ли связь между бесконечными изменениями в КИМах и лоббированием своих интересов ФИПИ в издательском бизнесе? Ведь родители и выпускники вынуждены каждый год покупать пособия по подготовке только текущего года, так как предыдущие варианты уже неактуальны.

Если за десять лет до сих пор не прекратились изменения в КИМах (например, недавно убрали «угадайку» — тестовые задания с четырьмя вариантами ответов на выбор), то можно ли считать, что экспериментальный период для ЕГЭ так и не закончился? Если нет, то не противоречит ли это Конституции РФ?

Напомню, что согласно Части 2 статьи 21 Конституции РФ: «Никто не может быть без добровольного согласия подвергнут медицинским, научным или иным опытам». Медицинские опыты без добровольного согласия человека, например, относятся к таким категориям, как пытка, насилие, жестокое и унижающее человеческое достоинство обращение. Ну, здесь, видимо, надо писать ещё одно письмо детскому омбудсмену Анне Кузнецовой. Надеюсь, что она как мама шестерых детей откликнется и внесет ясность. Сколько можно «упражняться» на наших детях?

4. А вы понимаете, что репетиторы и их работа — это неотъемлемая часть растущих рейтингов качества образования в стране?

«А был ли мальчик?»

(Максим Горький «Жизнь Клима Самгина»)

Отношение к репетиторству у чиновников исключительно негативное. В громких высказываниях сквозит желание, чтобы они исчезли в одночасье, как мужики из сказки Салтыкова-Щедрина «Дикий помещик». Как говорит молодёжь: «Вжух! И нет! И… был ли мальчик?»

Я не принижаю значение и вклад школы, но надо понимать, что и репетиторы всея Руси тоже вносят свою лепту в графики и рейтинги. Учителя предметники, кстати, тоже должны быть им благодарны: их стимулирующие выплаты нередко частично стимулированы именно их анонимными коллегами-репетиторами.

27% российских школьников занимаются с репетиторами

Надо что-то с этим делать. Серый бизнес, довольно масштабный, кстати, вырос на благодатной почве, не в чистом поле. Здесь работает старый знакомый закон рынка: спрос рождает предложение. И спрос на индивидуальное обучение вне стен школы по-прежнему велик. Как разорвать этот круг с наименьшими потерями? Честно признаюсь, я не знаю. Но идти путем вышеуказанного героя Салтыкова-Щедрина точно не советую.

5. К чему стремится российское образование?

«Видите ли, — сказал он, — мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадётся под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься. А человек толковый тщательно отбирает то, что он поместит в свой мозговой чердак. Он возьмет лишь инструменты, которые понадобятся ему для работы, но зато их будет множество, и все он разложит в образцовом порядке. Напрасно люди думают, что у этой маленькой комнатки эластичные стены и их можно растягивать сколько угодно. Уверяю вас, придет время, когда, приобретая новое, вы будете забывать что-то из прежнего. Поэтому страшно важно, чтобы ненужные сведения не вытесняли собой нужных».

(Артур Конан Дойл «Шерлок Холмс. Большой сборник. Этюд в багровых тонах»)

14 апреля 2017 года в Москве на XVIII Апрельской конференции ВШЭ выступил Андреас Шляйхер, руководитель Директората по образованию и компетенциям ОЭСР. Именно этот человек в 1999 году придумал такое исследование как PISA, одно из самых масштабных и авторитетных международных сравнительных исследований качества образования.Мнение этого господина очень важно, поскольку даже Рособрнадзор следит за тем, какое место мы занимаем в мировых рейтингах. На конференции он сформулировал то, как он видит образование будущего. Особого внимания заслуживает, на мой взгляд, пункт третий.

«Содержание школьного образования — это маленькая „коробочка“, в которую мы хотим впихнуть как можно больше информации. Поэтому глубина образования в большинстве стран уменьшается, а широта растет. В результате школьники хорошо воспроизводят данные, но не умеют мыслить как учёные, анализировать процессы и факты, проводить эксперименты. Исключение составляют страны лидеры исследования PISA — Сингапур, Япония, Китай, Финляндия».

Ещё раз повторю последний вопрос: к чему стремится российское образование — к «маленькой коробочке» или к светлому будущему?

Мария Кучерова

Источник: nashaplaneta.su

Комментарии: