Суицидальные игры, «группы смерти» и обряды инициации: психоаналитик Артём Баранов рассказывает о причинах детских самоубийств |
||
МЕНЮ Искусственный интеллект Поиск Регистрация на сайте Помощь проекту ТЕМЫ Новости ИИ Искусственный интеллект Разработка ИИГолосовой помощник Городские сумасшедшие ИИ в медицине ИИ проекты Искусственные нейросети Слежка за людьми Угроза ИИ ИИ теория Внедрение ИИКомпьютерные науки Машинное обуч. (Ошибки) Машинное обучение Машинный перевод Реализация ИИ Реализация нейросетей Создание беспилотных авто Трезво про ИИ Философия ИИ Big data Работа разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика
Генетические алгоритмы Капсульные нейросети Основы нейронных сетей Распознавание лиц Распознавание образов Распознавание речи Техническое зрение Чат-боты Авторизация |
2017-04-21 12:01 Суицидальные игры, «группы смерти» и обряды инициации: психоаналитик Артём Баранов рассказывает о причинах детских самоубийств и объясняет, почему подростки выбирают игры, где ставка — жизнь, откуда у них такой интерес к экзистенциальным вопросам, какую роль во всём этом играет система образования и почему взрослые должны перестать бояться разговаривать с детьми на сложные темы. В последнее время снова всколыхнулась «детская тема» из-за так как называемых «групп смерти» и «суицидальных игр». Например, нашумевшей игры «Синий кит». Основные проблемы, связанные с ней, сводятся к обсуждению все новых форм «стерилизации детства». Иначе говоря, проблема обсуждается в терминах «чего бы еще такого придумать, дабы оградить детей от окружающего их ужасного и злого мира?» Однако истоки проблемы следует искать, исходя из идеи целостного подхода к ребенку, в том числе рассматривая систему образования и воспитания. В первую очередь необходимо обратиться к такой важной особенности человеческого организма, которая была обнаружена только в XX в. сразу несколькими исследователями, а именно: человек — существо «преждевременно рожденное», и ни одному животному на нашей планете не требуется столько времени, чтобы стать самостоятельным. Общество как социальная организация берет на себя обязательства по «донашиванию» человеческого детеныша до более-менее «автономной жизни». Логично предположить, что общество заинтересовано, чтобы подготовить индивида ко взрослой жизни как можно быстрее. Однако парадокс заключается в том, что система образования последние сто-двести лет организована так, что только увеличивает разрыв между детством и взрослостью, при этом предъявляя к ребенку повышенные требования, императивы, формируя представления о том, каким он должен быть. Это, в свою очередь, помещает ребенка в зону иррациональности, абстрактных понятий, противоречий и мифов. В школах с детьми очень боятся разговаривать на тему смерти, которая носит вполне конкретный характер. Учителя литературы, кажется, должны одними из первых рассказывать об этом опыте, проходящем красной нитью буквально с 5-го класса, начиная с пресловутого тургеневского «Му-му», через всю литературу. Но нет! Как только разговор касается темы смерти, «наследники Песталоцци» проявляют «страусиную политику», открещиваясь тем, что мол, детям такое рано, показывая тем самым, что неуверенно ориентируются в данном дискурсе и сводят свою роль зачастую до примитивных морализаторов или «натаскивателей» для успешной сдачи ЕГЭ. К сожалению, необходимо признаться, что система школьного образования совершенно не готова к разговору с современным «юным субъектом». А вот дети, они-то как раз вполне себе задаются этими вопросами, только обсудить их совсем не с кем, никто не может помочь внести ясность в довольно сложную и актуальную для них проблему. Педагоги оказываются не готовы, школьные психологи настроены в духе господствующей идеологии потребления, счастья и позитива, поэтому сами сторонятся «экзистенциальных вопросов», а к профессиональным психотерапевтам и психоаналитикам детей ведут, лишь когда совсем все плохо, и то, надо заметить, не всегда. Таким образом образование пытается уберечь детей от «проклятых вопросов», но на самом деле не спасает от глобального конфликта между детской и взрослой жизнью. Поэтому дети выбирают игры, где ставка — жизнь, то есть то, что не относится к их миру, то, что отчуждено от их опыта. И такая игра — это попытка приобщиться к опыту взрослых, который обладает более сложной организацией, включающий в себя одновременно легкомысленные и серьёзные понятия. «Суицидальная игра» — это своего рода месседж ко взрослому миру, который можно расшифровать следующим образом: «Взрослый, не бойся говорить с нами о смерти. Видишь, она не так страшна, как тебе кажется. Поговори с нами о ней, и ты сам станешь легче относится к ней, лучше узнаешь ее». Однако выходит, что взрослый мир боится смерти больше детей и за свой страх платит жертвами детского суицида. Стоит обратить внимание на еще одну важную деталь. Происхождение подобных игр связано с вытесненными из нашей культуры обрядами инициации, которые у древних народов проходили все ровесники современных детей, играющих со смертью. Практически в каждом таком обряде присутствовала смерть, а проходивший обряд инициации часто подвергался смертельным испытаниям. Можно привести в пример американские племена, в которых одноплеменники прогоняли испытуемых по всей территории, побивая палками и крича: «Ты должен умереть», «Тебя сейчас убьют». Загоняли в хижину с муравейниками, в которой посвящаемые должны были провести иногда несколько дней, после чего их выгоняли за пределы племени для одиночной жизни в лесной хижине или в земляной яме. Таких примеров существует очень много. После подобного посвящения подростки возвращались в племя заново родившимися, в некоторых традициях шаманы давали им особое зелье, которое было способно буквально стирать память, то есть таким образом окончательно предавали забвению весь прежний опыт. Молодые люди умирали и рождались заново для уже совсем другой жизни. Современному подростку недоступен подобный радикальный акт перерождения, однако сама проблема периода перерождения, когда в ребёнке умирает инфантильность и рождается взрослый ответственный человек, не может исчезнуть, поэтому она замещается «игрой со смертью» — универсальной, не опосредованной никакими традициями. «Юный субъект» попадает в познавательный вакуум, у него нет представления, каким образом можно инициироваться, через какое посвящение можно получить доступ ко взрослой жизни. Чем меньше реальных знаний и практики ответственности, характерной для взрослого, тем больше риск вовлечения в подобные инфантильные игры, тем больше риск того, что ребенок совершит только первый акт этого действия — покончит со своим детством, так как ответа, как стать взрослым, у него нет. Современность не только вытеснила обряды инициации, она вытесняет любую сверхподвижность ребенка, а его высокую активность трактует как отклонение от нормы, что непременно нужно исправить. Девятикратного олимпийского чемпиона по спринту Усэйна Болта мать в детстве хотела отвести к психиатру именно в связи с его гиперактивностью, но вовремя одумалась и отдала в секцию легкой атлетики. Сейчас мы в значительно меньшей степени видим тех «сорвиголов», которые бросаются в исследовательские авантюры, мы почти не видим маргинальных подростков с активной революционной и максималисткой позицией, современные дети больше склонны к прострации. В школах и колледжах они, бывает, с трудом выполняют положенное, а любое дополнительное усилие вызывает у них раздражение. Большинство из них не предпринимает никаких попыток хоть как-то исследовать вопрос о смысле своего существования, так как окружающие равнодушны к ним. Мне, например, приходилось иметь дело с завучем по воспитательной работе одного учебного заведения, которая при любом самом мало-мальском конфликте между учащимися призывала их писать друг на друга заявления в полицию, полностью ликвидируя свою роль и ответственность. Ей было невдомек: то, что внешне проявляется как ненависть, — это попытка подростков договориться, возможно, даже признаться в любви. Это приводит к утрате желаний, которые способны стать катализатором рационального или иррационального (здесь это не так важно) жизненного проекта. Для того чтобы начать думать о таком проекте, необходимо вообразить себе смерть, вообразить свое самоубийство, его последствия для Другого, тем самым переконструировав собственные идеалы, дав вовлечь себя в новую жизнь. Однако, когда окружающие встречают холодным равнодушием, желанием к стерилизации любой активности (пусть даже несколько тревожной), отключением внимания от всей истинной подростковой проблематики — воображаемое самоубийство вполне логично перетекает в желание его совершить. Взрослые должны перестать бояться говорить с детьми на сложные темы; необходимо донести до ребенка реальное положение вещей, объяснять ценность его жизни, ценность его как субъекта для окружающего мира, прислушиваться к его мнениям, признавать их. А также наделять их большей ответственностью, возможностью проявлять себя в каких-то социальных ролях, в отношениях, в действиях. Во всем том, где смерть терпит полное поражение. Источник: monocler.ru Комментарии: |
|