Обман запоминается лучше, чем честные поступки

Обман запоминается лучше, чем честные поступки

Кооперация, взаимопомощь и альтруизм играют огромную роль в жизни человеческих коллективов. Давно прошли те времена, когда развитие альтруизма казалось труднообъяснимым с естественнонаучных позиций. При соблюдении определенных условий гены (точнее, генетические вариации — аллели), которые обеспечивают склонность к кооперативному и альтруистическому поведению, распространяются в популяции даже в том случае, если каждой отдельно взятой особи выгоднее вести себя эгоистично и никому не помогать. О том, каким образом это происходит, «Элементы» уже не раз писали (см. подборку ссылок в заметке Межгрупповые войны — причина альтруизма?, «Элементы», 05.06.2009). Собственно говоря, с точки зрения отдельной особи эгоизм просто по определению всегда выгоднее альтруизма.

Однако любые адаптации правильнее рассматривать с точки зрения их выгодности не для особи, а для распространения генов, которые отвечают за формирование этих адаптаций. Естественный отбор может идти на разных уровнях, но его результаты фиксируются («запоминаются») только на уровне генов — и никак иначе. «Ген альтруизма» может в буквальном смысле обрекать на гибель своих носителей, но всё равно будет распространяться — например, благодаря механизму «родственного отбора» (жертвуя собой, особь спасает своих родичей, многие из которых несут в себе копии того же самого «гена альтруизма»). Самоотверженная забота родителей о потомстве — наиболее широко распространенный результат действия родственного отбора.

Один из механизмов эволюции кооперации и альтруизма — так называемый реципрокный (взаимный) альтруизм, то есть отношения, основанные на принципе «ты мне — я тебе». Важнейшим препятствием на пути развития альтруизма является то обстоятельство, что чем больше кругом альтруистов, тем, при прочих равных, вольготнее себя чувствуют в таком коллективе разного рода обманщики, нахлебники и паразиты (см.: Микробиологи утверждают: многоклеточность — сплошное жульничество, «Элементы», 06.04.2007). Альтруизм одних особей — идеальная питательная среда для эгоизма других. Даже упомянутая выше забота о потомстве — и та создает весьма привлекательную нишу для бессовестного нахлебничества (вспомним кукушку).

Поэтому обычно «гены альтруизма» распространяются в генофонде популяции в тесном содружестве с «генами борьбы с обманщиками» (см.: Альтруизм общественных насекомых поддерживается полицейскими методами, «Элементы», 08.11.2006).

Реципрокный альтруизм предполагает способность особей выделять из числа сородичей тех, кто зарекомендовал себя как эгоист, и не иметь с ними никаких дел. Тем самым достигаются сразу две цели: эгоизм оказывается «наказан» (снижается выгодность эгоистического поведения), а особь, избегающая общения с эгоистами, повышает свои шансы не быть обманутой. Исходя из этих соображений, эволюционные психологи предполагают, что естественный отбор должен был выработать у наших предков специальные психологические адаптации, помогающие выявлять и запоминать обманщиков. У этой гипотезы есть ряд проверяемых следствий. В частности, она предсказывает, что способность к запоминанию обманщиков у нас, возможно, развита сильнее, чем другие похожие способности — например, к запоминанию людей с хорошей или неизвестной репутацией.

Ранее уже было проведено несколько исследований с целью проверки этого предсказания. В целом оно подтвердилось; правда, при этом были обнаружены некоторые неожиданные детали и появились новые вопросы.

«Запоминание обманщика» складывается из двух частей: во-первых, нужно запомнить самого человека, во-вторых, что он обманщик. Это две принципиально разные задачи, которые вовсе не обязательно должны всегда выполняться одновременно и согласованно. Можно, например, запомнить лицо человека, но при этом забыть, при каких обстоятельствах мы его видели и какова его репутация. Теоретически, эти два аспекта запоминания обманщиков могут быть развиты у людей в разной степени, хотя различить их в эксперименте не так-то просто (и до сих пор это обычно не делалось).

Недавно германские психологи из Института экспериментальной психологии в Дюссельдорфе показали, что люди запоминают лица обманщиков не лучше и не хуже, чем лица добропорядочных граждан. Однако информация о нечестных поступках, совершенных обманщиками, впечатывается в нашу память эффективнее, чем сведения о хороших поступках добрых людей или о нейтральных поступках лиц с неизвестной репутацией (см.: Axel Buchner, Raoul Bell, Bettina Mehl, Jochen Musch. No enhanced recognition memory, but better source memory for faces of cheaters // Evolution and Human Behavior. 2009. V. 30. P. 212–224). В принципе, это имеет смысл, если учесть, что емкость нашей памяти не бесконечна, а многочисленные и разнообразные социальные контакты — жизненно необходимы. Если бы мы запоминали в первую очередь плохих людей, в памяти осталось бы меньше места для запоминания тех, с кем можно иметь дело. Но если уж мы по той или иной причине запомнили какого-то человека, и нам известно, что доверять ему нельзя, то очень важно поставить в памяти соответствующую «галочку», чтобы в дальнейшем по возможности с ним не связываться.

В статье, опубликованной 22 июня в журнале Evolutionary Psychology, те же авторы сообщили о новой серии экспериментов, в ходе которых было показано, что запоминание имен людей в зависимости от их репутации подчиняется той же закономерности, что и запоминание лиц. Тем самым, с одной стороны, была подтверждена выявленная ранее закономерность, с другой — получен аргумент против популярной гипотезы, согласно которой механизм запоминания обманщиков имеет особо тесную специфическую связь с системой распознавания лиц.

В эксперименте приняли участие 193 человека (111 женщин и 82 мужчины) в возрасте от 18 до 52 лет. Использовалась та же методика, что и в предыдущей работе, с той разницей, что вместо лиц испытуемым предъявлялись имена. Тестирование проводилось индивидуально. Сначала испытуемому давали прочесть список из 36 распространенных мужских имен, причем каждое имя сопровождалось краткими сведениями о роде деятельности данного человека. Треть людей были охарактеризованы как обманщики, треть — как честные люди, об оставшейся трети сообщались нейтральные сведения, из которых нельзя было сделать вывод о моральных качествах человека. В качестве «компрометирующих» сведений использовались, например, такие истории: «ОН торгует старыми автомобилями и при этом часто скрывает от покупателей информацию о серьезных дефектах своего товара». Пример положительной характеристики: «Он торгует сыром, при этом он всегда разрешает покупателям попробовать сыр и не пытается сбыть лежалый товар».

Все характеристики были одинаковой длины (21 слово по-немецки) и все они ранее были испытаны в независимых тестах. Было показано, что «отрицательные» характеристики действительно вызывают отрицательную реакцию, положительные — положительную.

Для каждого испытуемого используемые имена и характеристики комбинировались случайным образом. Участники должны были указать, на основе шестибалльной шкалы, насколько им симпатичен данный человек. Как и следовало ожидать, обманщики получили самые низкие баллы, честные люди — самые высокие.

На втором этапе испытуемому показывали в случайном порядке 72 имени — 36 «старых», уже знакомых ему по первому этапу тестирования, и столько же «новых». Имена на этот раз не сопровождались никакими дополнительными сведениями. Испытуемый должен был указать, является ли данное имя старым или новым. Если он считал, что имя старое, то далее следовал вопрос: является ли этот человек обманщиком, честным или о его репутации нельзя сказать ничего определенного.

Полученные результаты были подвергнуты довольно сложной статистической обработке, которая позволила расчленить акт запоминания на две составляющие: запоминание собственно имени и запоминание моральных качеств его носителя. При этом, естественно, была учтена вероятность случайного угадывания.

Оказалось, что запоминание самих имен совершенно не зависит от репутации их носителей. Иными словами, имена обманщиков, честных людей и людей с неизвестной репутацией запоминались испытуемыми с одинаковой эффективностью. Однако сведения о моральном облике обманщиков запоминались гораздо лучше, чем аналогичные сведения о честных и «нейтральных» личностях. Таким образом, мы не склонны избирательно запоминать обманщиков, но если уж так получилось, что мы запомнили данного человека, то факты, порочащие его репутацию, будут запоминаться с особой тщательностью.

Полученные результаты говорят о том, что механизм запоминания обманщиков, по-видимому, является более универсальным и менее «специфичным», чем представлялось ранее. Некоторые эксперты предполагали, что для избирательного запоминания сведений об обманщиках в мозгу существует специальный модуль, тесно связанный с системой распознавания лиц. Этому способствовало то, что до сих пор в большинстве подобных экспериментов испытуемым предлагали запоминать именно лица. Теперь, однако, стало ясно, что дело тут не в лицах — имена «работают» ничуть не хуже. Следовательно, если особый «модуль запоминания обманщиков» и существует, он не привязан строго к системе узнавания лиц и может использовать другие «персональные идентификаторы», в том числе имена.

Возможно, повышенная эффективность запоминания компрометирующей информации о людях связана с тем, что такая информация вызывает у нас более сильный эмоциональный отклик (возмущение, гнев), чем сведения о хороших поступках. Такой дифференцированный эмоциональный ответ, в свою очередь, тоже может быть интерпретирован как эволюционная адаптация. Нам выгодно острее реагировать на антисоциальные поступки, чем на хорошие, и лучше запоминать их, потому что они более информативны. В человеческом обществе «хорошее» поведение (кооперативное, альтруистическое) во многих случаях просто-напросто выгоднее, чем антисоциальное. Поэтому даже люди, от природы весьма склонные к обману и мошенничеству, сплошь и рядом ведут себя по-честному, преследуя свои корыстные интересы — это мало о чём говорит. Антисоциальные поступки, напротив, выдают эгоиста с головой.

Источник: Raoul Bell, Axel Buchner. Enhanced source memory for names of cheaters (PDF, 276 Кб) // Evolutionary Psychology. 2009. V. 7. P. 317–330.

Александр Марков

Комментарии: