Консервативное поведение является эволюционно верным, а общепринятые нормы влияют на нашу физиологию

Консервативное поведение является эволюционно верным, а общепринятые нормы влияют на нашу физиологию. Исследователи Анна Шестакова и Иван Зубарев рассказали, как от иррационального мышления и социального контекста зависит принятие решений.

— На стыке каких дисциплин появилась нейроэкономика?

Зубарев: Экономическая теория уже несколько столетий пытается моделировать поведение человека. В классической экономике это были модели рационального поведения, где человек пытался максимизировать свое благосостояние. Но экономические кризисы, которые в XX веке приобрели системный характер, показали, что предсказания, основанные на таких моделях, малоэффективны. В результате возникли такие направления, как поведенческая и экспериментальная экономика. Исследователи отошли от изучения идеальных моделей и стали изучать эмпирически наблюдаемое поведение.

Сравнительно недавно в нейробиологии появились методы, которые позволили неинвазивно изучать активность человеческого мозга. Встал закономерный вопрос: можно ли использовать знания о работе мозга для того, чтобы построить более совершенные модели принятия решений? Таким образом, можно сказать, что нейроэкономика — это нейробиология принятия решений.

Шестакова: Совсем недавно, если бы вы спросили экономиста: «Как вам ваша жена?», он ответил бы: «По сравнению с чем?». Не было количественного описания феноменов предпочтений потребителя, которые обладали бы предсказательной силой. Поэтому экономисты пользовались не абсолютными, а относительными единицами: я люблю данный товар больше, чем другой. Оказалось, что нейробиология может предложить количественное описание предпочтений: например, такой экономический критерий, как субъективная полезность, может быть измерен в абсолютных единицах — частоте разрядов нейронов.

— Вы можете рассказать, как сильно эмоции влияют на принятие решений?

Шестакова: Лауреат Нобелевской премии Дэниэль Канеман ввел в экономику в каком-то смысле платоновское представление о двух системах — рациональной и иррациональной, которые участвуют в принятии решений. Иррациональная система — быстрая, рациональная — более эволюционно молодая, сложная, и оттого медленная. Когда, гуляя по лесу, вы видите ветку, похожую на змею, вы сначала машинально отпрыгиваете и только потом понимаете, что опасность была ложной.

Зубарев: То, что называется эмоциями — это эволюционно более древний, и крайне важный механизм, основная задача которого — обеспечить выживание. Если вам угрожает опасность, долго раздумывать над тем, как ее избежать — не самый эффективный метод. Чем большую опасность вы ощущаете, когда принимаете решение, тем меньше шансов, что вашу реакцию можно будет назвать разумной и взвешенной.

Тут важно оговорить, что не совсем правильно противопоставлять рациональное эмоциональному. С биологической точки зрения, это единая система, которая обучается и реагирует на изменения внешнего мира. Без эмоций рациональное поведение было бы невозможно. Самый простой пример: если, потерпев неудачу, мы не испытывали отрицательных эмоций, то постоянно бы наступали на одни и те же грабли, не делая для себя никаких выводов.

Шестакова: Знаменитый американский нейробиолог Антонио Дамасио изучал пациентов, которые перенесли инсульт в орбитофронтальной коре — важной части эмоциональной системы мозга. После травмы поведение таких людей становилось менее эмоциональным. Казалось, теперь им будут лучше удаваться рациональные решения. Ничего подобного. Не имея возможности оценивать эмоциональную реакцию окружающих на свои действия, эти люди начали совершать глупые ошибки: например, начинали ссориться в семье и на работе, что свидетельствует о тонком балансе между рациональной и эмоциональной системами. Без эмоций вы не становитесь рациональным и умным. Наоборот, ваше поведение становится иррациональным.

Есть экспериментальная парадигма, в которой изучается соотношение рационального и эмоционального. Представьте игру в «Ультиматум», когда вам с другом дают деньги, и тот, кто начинает, может эти деньги разделить так, как считает нужным. Если вы отдаете оппоненту меньшую часть, тот, естественно, возмущается. У него возникает следующая дилемма: можно согласиться взять меньшую часть или вообще отказаться от денег — в этом случае вы оба не получите ничего. С точки зрения классической рациональности, удивительно, что многие люди выбирали второе и оставались вообще ни с чем, несмотря на то, что это экономически нецелесообразно.

Зубарев: Наш основной интерес — нейробиологические основы принятия решений в социальном контексте. Высшие формы социального поведения возникли в процессе эволюции тогда, когда у животных выработались механизмы, позволяющие тормозить агрессивные реакции в отношении представителей своего вида — и наоборот, научиться кооперироваться, перенимать друг у друга навыки и знания. Сложные виды социальных взаимодействий едва ли возможны, пока есть риск быть съеденным или убитым. Так же как и рациональное мышление едва ли возможно в опасной ситуации.

— Как это соотносится с людьми, которые вообще не испытывают эмоций?

Шестакова: Эмоциональная фригидность может быть разной. Есть люди, у которых повреждены определенные зоны мозга (к примеру, амигдала, или особые зоны коры), и они не могут воспринимать чужую эмоциональную экспрессию. Они смотрят на вас и не могут сказать, удивлены ли вы или испуганы, и при этом сами порой не могут переживать определенные эмоции. Их даже можно научить распознавать эмоциональное состояние других людей — например, по движению лицевых мышц, однако они никогда не смогут понять — каково пережить эти эмоции.

Зубарев: Человек может иметь очень спокойный темперамент, принадлежать к крайнему флегматичному психотипу, но это не значит, что он не будет испытывать эмоции. Отсутствие эмоций иногда может быть преимуществом. Можно страдать аутизмом, например, и сделать неплохую карьеру на фондовом рынке, так как ваши решения не будут подвержены всеобщей истерии. Но аутизм — нарушение именно социальных эмоций, способности понимать эмоции друг друга.

— Какие проблемы и преимущества порождает тренд к постоянному увеличению выбора?

Зубарев: Здесь я процитирую выдающегося петербургского ученого Батуева: «Для того чтобы совершить действие, нужно в первую очередь не делать ничего другого». Действительно, когда вы находитесь в ситуации выбора, то ничем остальным вы больше и не занимаетесь. Чем больше у вас степеней свободы, тем меньше вы собственно живете и действуете.

— Есть ли еще примеры ситуаций, когда человек понимает, что он принял единственно правильное решение, но чувствует себя при этом невыносимо плохо?

Зубарев: Наиболее распространенный пример такой ситуации — различные моральные дилеммы — к примеру, «трамвайная дилемма». Представьте себе, что вы стоите на мосту и видите, что трамвай, потерявший управление, летит на толпу из пяти человек. В ваших силах переключить рычаг и перенаправить трамвай на соседние пути, где стоит один человек. С одной стороны это, конечно, убийство. С другой стороны — это «простая арифметика», как у Раскольникова в «Преступлении и наказании». И многие утверждают, что готовы переключить рычаг. С другой стороны, в аналогичной ситуации, когда с вами на мосту стоит очень тучный человек, которого можно самостоятельно столкнуть под трамвай, тем самым спасти жизни тех же пятерых людей на путях, то подобное действие готовы совершить далеко не все. С рациональной точки зрения эффект одинаков, но с эмоциональной стороны разница есть.

— Расскажите про вашу сферу исследований — нейробиологию социального влияния.

Зубарев: Социальное влияние — это то, как другие люди влияют на наши поступки, действия, решения. С эволюционной точки зрения, стратегия, которой руководствуются большинство особей популяции, предпочтительнее всех иных альтернатив, так как она доказала свое превосходство. Рациональным решением всегда может считаться следование за большинством. В этом смысле «конформизм» — единственно верная стратегия, позволяющая выжить, ведь отклонение от оптимальной стратегии наказывается в ходе естественного отбора.

— Получается, что общие вкусы и представления начинают влиять на мою физиологическую реакцию на разные вещи?

Зубарев: В том то и дело. Если в моде сейчас красный цвет, и все вокруг любят красный цвет, вы тоже совершенно искренне начинаете его любить. Это биологический процесс, он происходит автоматически. В Калифорнийском университете проводился эксперимент: студенты оценивали футболки, и им указывали две чужие оценки — от другой группы студентов и группы лиц, осужденных за преступления на сексуальной почве. Выяснилось, что идентификация с той или иной группой действительно влияет на ваш выбор.

Читать далее: http://vk.cc/3qUYgm

Источник: vk.cc

Комментарии: