ИСТИНА Часть 1

МЕНЮ


Главная страница
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту
Архив новостей

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2021-09-24 20:44

Философия ИИ

Прошу прощения у профессионалов (потративших годы на то, о чем я дерзаю говорить на десятке страниц), которым попадется на глаза этот текст. За варварство, поверхностность и хамское окаянство.

«ИСТИНА»

Данный текст не будет лекцией в привычном смысле слова, когда автор рассказывает слушателям свое видение некоей ситуации с претензией на то, что его слова отображают действительность. Я сегодня буду вынужден раз за разом расписываться в своем непонимании предмета, о котором говорю. Так как, в какую бы сторону я ни направился в своих рассуждениях о нашем сегодняшнем предмете, я постоянно натыкаюсь на то, что мощности моего мышления (давайте представим, что оно у меня есть) не хватает на то, чтобы домыслить мысль до конца. Хотя может это и не так уж плохо. Как однажды сказал О.И. Генисаретский: «Мысль следует доводить до состояния немыслимости, а потом молить о следующем шаге».

Зачем нам этот разговор?

Затем, что нам необходимо суметь сказать истину о самих себе. Затем, истинно жить и тем проявлять высшую заботу о себе. И, что логично, мы должны разобраться с тем, о чем мы, собственно говорим. Это первое. Второе: для любых дальнейших шагов мы нуждаемся в точке опоры и отсчета. Мы не имеем почвы под ногами и нам ее нужно обрести.

Итак…

Первое, что мы можем сказать об истине, то, что это нечто. Очень сложно сказать, про нее, что это что-то. Что-то определенное. Мы с Вами сразу сталкиваемся с трудностью определения. И про это нельзя забывать.

Алетейа ??????? – так в сократической традиции определяли истину. Как это перевести и понять? Корень «лете» (Как называлась река в Аиде, помните?) означает забывать, забыть, забытый. То есть, он есть во всех этих словах. Приставка «а» - отрицательная. Итак, истина это нечто незабытое, незабываемое. Так же, греки наделяли это слово такими смыслами, как несокрытость, непотаенность. Незабываемость и несокрытость. И, опять же, все определения построены через отрицание, через «не». Не-сокрытость, не-забываемость, не-потаенность. То есть некоторая апофатия, отрицание. Как метод познания апофатию откроет Дионисий Ареопагит (о нем разговор впереди), но здесь она налицо. Если истина несокрыта, как воздух, то задача познающего субъекта не выкапывать ее как клад. Клад, наоборот, сокрыт. И для его отыскания нужны Билли, карта, Сильвер и тысяча чертей.

А если не искать, то что? Тут греки имели два варианта ответа: 1) самому измениться настолько, чтобы мочь видеть воздух, несокрытый и вездесущий 2) пребывать в месте, где воздух истины особенно плотен и виден невооруженным глазом. Но, сама идея поиска истины, отыскания того, что не спрятано, для сократической традиции нехарактерна. Но разворот с изменением себя, утоньшением зрения очень важен. О нем позже. Но почему истина незабываема? Мне видится следующее: истина не забываема, потому что не знаема. Она не берется актом познания. Нельзя забыть воздух, потому, что ты его не знаешь. Объяснение аналогичное объяснению бессмертия души. Она бессмертна, потому что не рождена, а не рожденное не умрет.

Исходя из этого, можно сказать следующее: истина существует, она несокрыта, она везде, есть места, где она очевиднее, чем в иных местах, и она идеальна.

Попытаюсь развернуть свое понимание. Истина существует. Расписываюсь в отсутствии у меня доказательств. И могу сказать в свое оправдание только то, древние, насколько мне известно (могу ошибаться), проблемой доказательства существования истины себя не обременяли. И вот почему: невозможно доказать существование чего бы то ни было не обладая его именем, то есть определением. Если мы еще раз вернемся к слову алетейа, то обнаружим, что это скорее предикат, нежели определение. Несокрытость это лишь свойство истины, возможно, что одно из многих, но не ее суть. У меня есть ощущение, что в существование истины античные философы верили, то есть знали о ней, но понимали, что их знание не для всех очевидно. О несокрытости я сказал выше. Что же касается мест, где истина очевиднее, чем в других местах, то в Элладе это, например, Дельфы. А именно храм Аполлона Дельфийского, где божество, посредством пифии изрекало истинный ответ на вопрос человеку, пришедшему за ответом. У меня есть и свой пример, иллюстрирующий уплотнение воздуха истины. То, что в мире существует страдание, не является секретом, но это наше знание может затереться, выветрится. Но в детской онкологии ты ощутишь его с собой остротой. Там истина страдания дана в богатейшей палитре. Про идеальность, думаю, понятно и без лишних слов. Она существует и она не материальна, следовательно – идеальна.

Так же, стоит заметить еще один момент, связанный с ощущением истины. Если истина несокрыта, то нет таких мест, где ее нет. Бывают места ее уплотнения, но нет мест ее отсутствия (это мое предположение). Если она разлита как воздух, то субъект познающий не может претендовать на обладание ею, но на нахождение в ней. Это очень важно. Не обладание истиной, но видение ее, пребывание в ней. Это некое состояние. Состояние со-бытия. Есть я и есть истина и есть момент, когда мы вместе. То есть процесс приближения к истине стоял не как вопрос об увеличении некоего знания и приближения к обладанию истиной, а как вопрос об изменении самого человека, чтобы он смог увидеть истину и быть в ней. Но разговор о познающем человеке у нас впереди и я сейчас не имею возможности на этом останавливаться.

Однако есть одна сложность. Она заключается в сложности говорения об истине. Поясню. Если есть два человека пребывающие в истине, то о чем тут говорить? Все и так понятно. Слова не нужны. А если есть говорящий и есть слушающий, который не в истине, то как ему о ней сказать. Если даже само существование истины для него может быть неочевидно.

И вот здесь интересный момент происходит. Как и когда он произошел, не могу утверждать (сейчас распишусь в своем незнании, но обещаю и себе и Вам найти ответ), но перелом в восприятии алетейи произошел. Алетейа становиться мистикой , то есть сокрытой. Крайне интересная перемена. А чем характерна мистика, как практика, как форма познания. Молчанием и нерациональностью. Разверну мысль. Изначальное смирение мистики состоит в том, что истина не разумом берется. Она заведомо больше. То есть многие тома и филигранность формулировок не плохо, но не обязательно. А некоторые мистические традиции говорят о том, что как только истина озвучена, заперта в слова, она уже не истина. По этой причине многие тома и филигранные формулировки пусты или вредны. А раз она не берется разумом, то слова не нужны. Нужно изменять свое состояние, чтобы быть способным увидеть. То есть такое вот не опосредованное ничем предельно личное отношение человека и истины. При этом появляется еще один аспект данного вопроса. Истина становиться тАинственной. Истина, во многом, тайна. Не секрет, но тайна. То есть то, в чем можно соучаствовать, быть, но до конца не понимать и это не мешает. Но, и это важно, истина становиться чем-то неудобосказуемым. О чем не стоит говорить, потому что невозможно.

Но если истину нельзя познать, то это вовсе не значит, что ее нельзя познавать. И если нельзя высказать абсолют, то это не значит что нельзя высказать истинного суждения о некоей вещи.

Аристотель выводит определение такой истины: истина – тождество предмета и представления о нем. То есть он разделяет вечную неоспоримую истину, ту саму алетею и истину изменяющихся вещей, иначе говоря, есть Истина, а есть истина. То есть, об изменяющейся вещи (а всякая вещь изменяется) можно высказать истинное суждение, которое будет справедливым определенное время. То есть стул это стул, пока он не сгорит, не превратится в труху, то есть не станет чем-то меньшим. Или не станет музейным экспонатом, стулом XVIII века, на котором, по преданию, сидел тот-то или тот-то, то есть не станет чем-то большим, чем просто стул. Но это не все. Аристотель открыл законы рассуждения об истинном. И их, как не вещественные, то есть не материальные не почитал подверженными изменению. И это уже путь рациональной, то есть разумной, логической, то есть оформленной в слова, истины. Стоит, однако, заметить, что путь рационального познания вовсе не отменял алетейи, они были просто немного про разное. Можно сказать, что ratio социализировал алетею, так как не все способны, да и не все хотят идти путем откровения, а алетейа именно открывается. Да, стоит заметить, что был вопрос некоей субъектности самой истины (это к разговору про алетею). То есть, если она открывается, то может ли она не открыться? Этот вопрос я пока просто поставлю.

Итак, вернемся к законам суждения. Впоследствии они станут основой науки логики и будут называться четырьмя законами формальной логики. Первый – закон тождества: А=А, то есть вещь всегда есть только то, что она есть. Она равна самой себе, а не нашим представлениям о ней. Существующая вещь истинна, а наши предикаты и определения могут быть ложными, не соответствующими ей. Вот вам пример нарушения закона: неА=А. Или же мы можем выдавать существующее за несуществующее или наоборот. Хотя это несколько другое, это не ложность суждения, но так называемая материальная ложность – несоответствие мыслимого объекта реальному. А мы с Вами говорим о ложности и истинности суждения. Второй закон – закон противоречия: «Невозможно, чтобы одно и то же в одно и то же время и в одном и том же отношении и было и не было присуще одному и тому же» («Метафизика», IV, 1005 b 19). Его обычно выражают иначе: Два суждения, противоречащие друг другу, не могут быть одновременно истинными, одно из них необходимо ложно. В качестве достовернейшего положения приводится закон: «Невозможно, чтобы одновременно были истинными противоположные суждения», или: «Невозможно, чтобы противоречащие утверждения были истинными по отношению к одному и тому же» («Метафизика», IV, 6, 10НЬ 15). Этот закон, закон противоречия, согласно Аристотелю, есть наивысший закон бытия: «Сущее существует, не сущее не существует, невозможно одной и той же вещи существовать и не существовать», — есть вместе с тем и наивысший закон истины: одно и то же суждение не может быть вместе и истинным и ложным. Переходим к учению Аристотеля о законе исключенного третьего. Основная формулировка его у Аристотеля такова: «Равным образом не может быть ничего посредине между двумя противоречащими друг другу суждениями, но об одном одно необходимо либо утверждать, либо отрицать» («Метафизика», IV, 7, 1011 в 23). Но часто Аристотель приводит более краткие формулировки: «Необходимо все либо утверждать, либо отрицать», или «Обо всем истинно или утверждение или отрицание», или «Все должно или быть или не быть». Этот закон снимает возможность существования некоей середины между утверждением и отрицанием. Латинская формулировка этого закона звучит так: "Третьего не дано" (tertium non datur).

Итак, у нас получается уже два типа истины: истина откровение и рациональная истина. Забегу сильно вперед. Есть еще один тип: истина практическая. То, что доказало свою истинность проверкой практикой. Но это уже совсем не античность. Просто знайте, что можно еще и так. И вот, теперь мы имеем три верных определения истины. Что не сильно укладывается в школьную логику, когда верное определение должно быть одно. Но жизнь вообще редко укладывается в школьную логику.

Истина рациональная впоследствии ляжет в основу науки. По этой причине вы с ней больше всего и знакомы. По этой причине позволю себе особо не останавливаться на ней. Вернемся в античность. И античная мысль первого века нашей эры предлагает нам еще один интересный разворот в разговоре об истине.

Но позволю себе маленькое отступление.

Помните, я как-то говорил о том, что ответ во многом зависит от того, как именно поставлен вопрос. Правильно поставленный вопрос не гарантирует, но серьезно облегчает получение правильного ответа. Можно спросить так, что ты получишь один ответ, можно спросить так, что совсем другой. Можно спросить так, что сам вопрос убьет не только возможность какого-либо отвечания, но и сам предмет беседы. Например. Представим себе пленного белогвардейского офицера и допрашивающего его красного комиссара, у которого за душой три класса и пара речей на каком-либо парт собрании. И вот он спрашивает: «И что, …, и где она честь твоя, сволота дворянская?» Вот в таком регистре вопрошания никакой ответ не возможен. Это просто пример того, возможно, слишком яркий, что наш вопрос очень сильно влияет на ответ.

Конец отступления.

Итак. Возвращаемся к алетейе...


Источник: vk.com

Комментарии: