Образовательный навигатор: как построить свой индивидуальный маршрут

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2020-12-24 04:22

образование

Современный ритм требует фокуса на непрерывном личном развитии. Больше половины россиян — практически 64%, не работает по специальностям. В новой реальности следовать привычным подходам к образованию бессмысленно. Методика индивидуальных образовательных маршрутов — один из главных способов получить максимум пользы за минимум времени. На online-дискуссии «Образовательный навигатор: как построить свой индивидуальный маршрут» эксперты разобрались, что такое индивидуальный образовательный маршрут, как его построить и не сбиться с пути. Публикуем конспект встречи.

Таисья Погодаева: Мир развивается высокими темпами, и мы можем фиксировать разрыв, существующий между реальностью и образовательным пространством, которое организует университеты, школы, другие образовательные учреждения. Цель образования — дать студенту помимо кругозора способы работы с реальным миром. А если пространство, в котором он взаимодействует, простое и не соответствует сложности современного мира, мы не выполняем одну из самых важных миссий — не даем инструментов жить в реальности. Образовательное пространство должно быть редуцированным, но соответствующим основным процессам, протекающим в обществе. Чем больше оно приближено к реальности, тем больше пересекается с тем, что нас окружает. Качественное образование мы можем получить, если будем готовы к тому, что ждет за периметром университета.

Мы начали менять структуру образовательного пространства и делать ее сложнее, но эта сложность оправдана, потому что она сама по себе содержит образовательный компонент. Она готовит студента к тому выбору, который ему предстоит делать, сопровождает все элементы этого движения: целеполагание, анализ имеющихся практик, выбор, рефлексия относительно этого выбора и того, добился ли человек результата, и следующая аспирация. Как только вы в образовательной практике научитесь ставить цели, выбирать инструменты, делать анализ того, что есть, критически к нему относиться, вы будете готовы к тому, что вас окружает.

— Таисья, спасибо! Я бы хотела обратиться к Максиму. Что меняется в современном мире?

Максим Буланов: Действительно интересно наблюдать, как происходит и развивается тьюторская практика, в частности, в ТюмГУ. Соглашусь с тем, что сложно говорить про устаревающий/не устаревающий, мне кажется, это громкое заявление, потому что мы, все-таки, живем в эпоху, когда все смешивается. Здесь стоит говорить больше о том, на ком центрируется внимание. Таисья сейчас говорила больше с административной точки зрения, потому что это — огромный университет, дальше мы спускаемся на уровень ниже — до образовательных программ, готовых бакалавров, магистров, треков магистратуры, аспирантуры и прочее. Я заглядываю еще на уровень ниже, а именно, что происходит в аудитории, как выстраиваются отношения между преподавателями и студентами. Как однажды сказал один из преподавателей, с которым я работал во время стажировки за рубежом, «инклюзия начинается в классе», и я вслед за ним, скажу: очень многое начинается в классе.

Под классом я имею в виду как школу, так и университет. И если мы переносим фокус внимания с преподавателя на студента и начинаем говорить о том, что это у студентов проблема, значит программа хорошая. А если мы посмотрим наоборот и скажем: а что если с программой что-то не так? Что если она спроектирована как-то не так? Многие сегодня ругаются, когда я говорю, что учебная программа — это сервис, и начинают путать это с тем, когда мы говорим о том, что образование — это услуга. Образование — это и услуга и сервис. В мире потребность к развитию — одна из ключевых потребностей, таких как еда, сон, отношения, поэтому образование тоже должно быть удобным. Мы сейчас находимся в равной степени незнания вместе со студентами, не понимаем, какая технология будет открыта на следующей неделе, какой вирус у нас вырвется на следующей неделе и что начнет происходить.

— Максим, спасибо! Андрей, какая позиция Вам ближе? Какого мнения придерживаетесь в Сколково? От чего-то отказываетесь, или это все такая эклектика в образовании? Какой подход для Вас ближе?

Андрей Волков: Добрый вечер! Сколково — это не пример, если мы говорим про университеты, потому что Сколково — это школа управления, средний возраст учащихся — 35 лет, и они уже когда приходят за образованием, понимают, на что хотят потратить время и деньги, в отличие от большинства студентов, которые приходят в 17–18 лет. Поэтому Сколково — нерепрезентативная выборка, как сказали бы социологи. Но я задумался над вашим первым вопросом: «Для чего?». Можно придумать три цели, ради которых люди получают образование сейчас. Первое — они хотят получить социальный статус в виде диплома. Массовое образование существует не более 100 лет. Это стало социальным товаром. Нам нужен знак, что мы социально нормальные и можем получить высшее образование. Части людей нужны знания, я как ректор могу вам сказать, что это 10%, они любопытные, задают вопросы, ковыряются, копаются. Но таких не очень много. Это подлинные студенты, любопытствующие. Вы спросите: «Зачем?». Он ответит: «Ни за чем, мне просто интересно». Есть третий тип — профессия, рабочее место, карьера. Все три типа хороши. Но беда в другом. Мы все их учим так, словно они пришли занимать рабочее место. Вот тебе специальность, 60 предметов, от 4 до 6 лет образования, в конце работа.

Максим прав, что рабочее место поплыло, оно теперь стало исчезающим, то ли ты получишь его, то ли нет. Если мы говорим про индивидуальную траекторию — я бы брал все эти три мира: мир профессий, мир знания и мир социального статуса. На первом курсе я пришел, как все: я хочу диплом, потому что все вокруг меня с дипломом, ко второму курсу во мне проснулся интерес к профессии, а к пятому курсу я вдруг стал любопытствующим. Человек динамично меняется во времени. Если университет не предлагает меню выбора возможностей, он резко ограничивает возможности умных людей. [… ]

Индивидуальная траектория — это неизбежный шаг. В шутку хочется сказать, что индивидуальная траектория была всегда. Возьмем первый университет, от Болоньи до Парижа, это 11–12 век. Все студенты учились индивидуально, более того, они бродили по Европе шайками и искали медицину в Париже. И массовое стандартное образование существует недолго, лет сто–сто пятьдесят. Это феномен 20 века. А пандемия это ускорила, мы снова задаемся вопросом: «А как люди чему-то учатся? Участники ли они этого выбора?».

— Андрей, спасибо. Мы начали индивидуализацию как некоторую маркетинговую уловку, потому что действительно это было давно и это прерогатива ищущих умов. Но если мы говорим про индивидуализацию, в том числе в массовом образовании, здесь очень много нюансов, и давайте поговорим про то, все-таки, что сейчас нам в целом предлагают и что называется индивидуализацией. Таисья, вот в рамках университета, как Вы видите индивидуализацию для массового студента?

Таисья Погодаева: Вы точно отметили веяния нового времени, многие университеты говорят о индивидуализации и утверждают, что эта система у них давно. Но обычно за этой репликой стоит два-три курса на выбор в каждом семестре, причем выбор, чаще из одного дисциплинарного поля. <…> Индивидуализация у нас в университете должна быть реализацией тех видов деятельности и активностей, которые студент хотел. Если это выбор курсов — то это широкая палитра разных дисциплин, где он может пощупать разные картины мира, посмотреть разные типы деятельности. Если это проекты — то это выбор роли в проекте, либо выбор проектной команды, наставника. Если я хочу попробовать предпринимательство — значит я должен внести в эту деятельность дисциплинарную палитру. А если я отношусь к любопытствующим, то должен иметь возможность выбрать профессора, лабораторию, и там себя попробовать.

Индивидуализация — это выбор содержания, формы, вида деятельности. Индивидуализация — это возможность сконструировать свое, то, чего вообще нет в пространстве, но вы хотите именно так.

При этом возникает вопрос: как это не превратить в хаос? Любое пространство, которое предполагает степень индивидуализации, может быть в уровнях степени дисциплины. Если я определился со своим движением, мне достаточно своего уровня знаний по тому или иному направлению. Это обязательно правила и помощь тьютора, потому что все-таки это ответственный выбор, он рефлексивен, а этому, к сожалению, нас в школах не учат. […]

— Спасибо! Я хотела бы обратиться к Илье и спросить, какая степень индивидуализации доступна студентам Яндекс.Практикум? Суть таких программ и проектов, как мне кажется, в том, что выбор уже сделан, и компания-провайдер понимает, чему, как учить, и что будет востребовано. Где здесь индивидуализация?

Илья Залесский: Как Вы правильно заметили, область в которой действует и работает Яндекс.Практикум — это, наверное, самая прозрачная с точки зрения цели и результатов область образования. У человека есть ясная цель — за обозримое время поменять работу. Ему в этот момент не нужно менять картину мира, развивать какую-то зрелость, рефлексию и так далее, все soft-skills ему нужны в такой степени, в которой они позволят ему работать. Поэтому в некотором смысле нам студент платит за то, чтобы ему не нужно было разбираться во всех хитросплетениях этой профессии. <…> Когда человек уходит работать, он начинает понимать, что помимо одних инструментов появляются другие, но в целом у него уже есть какая-то базовая интуиция. Для нас важный элемент индивидуализации — это на самом деле наши наставники и наши ревьюеры, потому что они дают максимальную индивидуальную обратную связь, и люди делают проекты в реальных средах, поэтому здесь очень много построено на персональной реакции. Индивидуализация в нашем случае — это возможность человека проходить не скучный, но при этом развивающий контент, чтоб ему было посильно и это как-то его двигало вперед. […]

Студент у нас — это человек, который уже работает, а помимо того, что он работает, мы говорим ему: «А давай ты будешь 15 часов в неделю учиться?». И в этот момент у него остается не очень много времени на общение с семьей и т. д., он готов это делать довольно ограниченное время; факультативные дополнительные активности будут создавать ему тревогу, что он что-то не успевает. А наша задача — чтобы он успел основную программу, смог найти работу, трудоустроиться, а дальше уже мы ему можем рассказать, куда еще можно развиваться, какие еще можно почитать вещи. Но все это уже потом, потому что здесь и сейчас ему нужна конкретная услуга, он ее понятным образом покупает и хочет двигаться дальше.

— Андрей, есть ли какие-то дополнения от Вас по этому поводу? У Вас же так же проработаны программы. Я знаю, студенты — не совсем корректное слово для тех, кто учится в Сколково, тут больше про learning partners, насколько я понимаю. Какой уровень индивидуализации у вас доступен?

Андрей Волков: С одной стороны, мы ближе к модели, которую только что описал Илья. Действительно, люди заняты, они, как правило, занимают менеджерскую позицию, им вздохнуть некогда и зарядку с утра сделать, а тут надо еще сколько-то часов. Люди уже определены, что они хотят, и индивидуализировались на старте: хочу/не хочу, буду/не буду инвестировать в это время. А с другой стороны неизвестно, какую идею он будет разрабатывать, какой проект. Я различаю транзитивную педагогику и коммуникативную педагогику, когда я учитываю, что вы понимаете. Если вы не понимаете — бессмысленно что-то говорить, как шарманка. Взрослые люди иногда называют это не педагогикой, а андрогогикой. Они все время хотят понимать, и если они не понимают, они как-бы нажимают кнопку «стоп». И это важный момент специфической индивидуализации. Взрослые не хотят просто сидеть, потому что диплом им не очень нужен. Им нужна либо работа, о чем говорил Илья, либо новый взгляд на жизнь.

[…] Слушая наш разговор, мне другая мысль пришла в голову. Мы исходим из базовой гипотезы, что исполнилось человеку 18 лет, и на 5 лет он пошел куда-то, а потом работать. На самом деле, мне кажется, этот мир на наших глазах распадается, а грубо говоря, правильная мысль такая: каждые 10 лет я захожу на какие-то модули и курсы, как сказал Илья, по 15 часов в неделю, что требует очень высокого напряжения от человека. Это повторяющийся цикл 5–6 раз в жизни. Совершенно новый взгляд на образование, его иногда называют «дополнительным», я это слово терпеть не могу. Иногда называют непрерывным, но оно тоже мало что отражает. Старая идея о том, что образование — это то, что мы получаем с 18 до 22–23. Она на наших глазах будет медленно исчезать, а различные треки, которые нужны и в 50, и в 40, и в 60 лет — это будут будущие рынки, будущий бизнес, способы получения образования. Здесь наступает тотальная индивидуализация.

— Еще мне кажется, что надо учитывать такой аспект, что в разном возрасте люди по-разному учатся одним и тем же дисциплинам. Люди, которых заклеймили гуманитариями когда-то, они только начинали свой путь, находят себя в data science, в программировании или в чем-то еще, потому что они по-новому могут учиться и выстраивать свою траекторию здесь. Есть же такой опыт, да?

Андрей Волков: Да, безусловно, люди могут выстраивать свою траекторию сегодня по-разному, и мы видим, как они это делают. Про это много пишут, но на самом деле я знаю много коллег, которые говорят: «Слушайте, у меня нет времени учиться, я на работе все время учусь. Каждые 3 месяца у меня новая задача падает, в свободное время я лучше отдохну. Это для меня лучшее развитие, и у меня какое-то место освободится для новых проектов». Мне кажется, что сегодня есть столько возможностей учиться, настолько много тревоги про то, что же я не учусь, как минимум у человека, у которого уже есть высшее образование.

— Это же еще и страх остаться не у дел в целом, который свойственен людям 30–35, и потом дальше кажется, что он больше нарастает.

Илья Залесский: Мне кажется, тревога — это базовое чувство, которое прививается через соцсети, через постоянный контент, которого люди потребляют больше, чем они когда-либо потребляли в мире. Достаточно смотреть на период во время пандемии, как все очень быстро стали эпидемиологами. Этого не было раньше, базовое ощущение, что я могу значит в выходные чему-то не поучиться — оно есть у людей. Я не знаю, хорошо это или плохо, образование — это такой процесс, который требует в некотором смысле спокойствия.

Очень сложно развиваться, когда у тебя нет базового чувства безопасности. Во многом, в том числе, с чем мы сталкиваемся, одна из задач, которая у нас есть по отношению к студенту — это, на самом деле, его успокоить, дать ему некоторую уверенность что он правильно двигается, все хорошо, ему не надо сейчас переживать, а нужно поучиться и все придет само. Это тоже такое важное свойство образовательных программ, мне кажется, сегодня.

Андрей Волков: Все хотят учиться, все хотят индивидуальной траектории, и все радостно куда-то идут. На самом деле, я, как бывший ректор, когда работал со студентами, не зря сказал про эти 10% любознательных. Большинство людей не хочет никаких индивидуальных траекторий, они хотят, чтобы им сказали, сколько, когда, и каков будет гарантированный результат. И большее их не беспокоит. А вот эмпирические — 90% людей — хотят предзанятости, чтобы, наверное, понизить уровень своей тревожности. Люди хотят, чтоб завтра было такое же, как сегодня, хотя на словах они рассказывают про развитие. Это базовая мифология, и я думаю, что степень неуверенности в будущем резко вырастет, когда надо будет принимать индивидуальные решения. Куда идти? Какой модуль выбирать? Что из этого выйдет? Если бы я был психологом, я бы сказал: уровень психопатичности должен вырасти при переходе на индивидуальное образование.

Образование — способность видеть мир, а не просто выполнять сложные операции, эта вещь не похожа на сервис, с моей точки зрения. Она требует преодоления. Тебе должно быть трудно, иначе у тебя ничего не получится. И вот эта трудность, к ней психологически немного кто готов, потому что сейчас все достается очень просто: можно нажать кнопочку, проверить в Википедии и получить быстрый ответ. А к работе, которая требует преодоления, мало кто готов. Но подлинную квалификаци можно получить только так. Вот этот момент индивидуализации будет работать.

Есть очень хорошая английская поговорка: no pain — no gain. Нет боли — нет прибытка, и мне кажется, что для образования это достаточно точный подход.

Таисья Погодаева: Развитие — это не про удобство и комфорт. Любое развитие — это очень сильный, серьезный шаг. Ты понимаешь сложности, с которыми ты столкнешься, но не сделав его, развития не будет. Да, возможно, ты что-то новое где-то узнаешь, но это не про развитие, это при энциклопедирование. Но это — не шаг к развитию.

Конечно, тревожность мы замечали. Мы ввели индивидуальную траекторию и могу сказать, что степень тревожности перед выбором была колоссальной, особенно первые год-полтора. Мы даже были вынуждены завести психологическую службу. У нас действительно были студенты, которым было достаточно сложно адаптироваться в условиях неопределенности. У некоторых это панически было: страх «а если я ошибусь, а если я выберу не то, а если я не сдам»? И вот эта непредзаданность колоссально выводила их из состояния, в котором они привыкли жить. Мы понимали, что степень тревожности не может зашкаливать, и ввели правило, что в течение первых двух недель студент может поменять свой выбор, в случае наличия вакантных мест. Не так много пользуются этим, но сам факт того, что у них есть возможность что-то поменять — практически решил проблему.

— Таисья, спасибо большое. Хочу обратиться к Максиму. Такой подход, когда вроде немножко ты в безопасности находишься, можешь изменить выбор, без тьюторов никуда и не сдвинуться. Так ли это, и чем действительно помогает тьютор, в каком возрасте он нужен, а когда он уже не нужен?

Максим Буланов: Мы все прекрасно понимаем, что такое драйверное обучение и зона ближайшего развития. В подходах, которые конституируются последние лет 40, идет ориентация на структивизм, или коннективизм, когда мы, в принципе, отрицаем учителецентрированность и говорим, что человек — участник образовательного процесса должен быть субъектом. Например, наставники, которые работают в Яндекс.Практикуме, занимаются как раз таким субъекто-развивающим диалогом со студентами. Вместо того, чтоб сказать, как сделать, они задают правильный вопрос: «а ты здесь смотрел, а тут?», чтобы помочь студенту обнаружить эту границу незнания или возможность и сделать шаг, потому что у мастера есть это знание. Когда же мы говорим о тьюторе, то его значение не переоценено. Если система, образовательная среда перестраивается на парадигму подвижности, избыточности, вариативности, где есть возможность выбрать типовой маршрут, программу, некоторым людям не нужна эта индивидуализация, они хотят конкретный результат. Сделайте актуальный контент так, чтобы преподаватели научили меня, а я в ответ научусь. Это супер простая мысль, мне кажется: я хочу научиться, вы меня научите. Некоторые приходят ни за чем, это уже какие-то социальные стереотипы, что без бумажки ты никто. Ты, может быть, не готов к этому.

Так вот, возвращаясь к тьюторам: когда система устроена сложно, вариативно, подвижно, человек переживает некоторое количество кризисов. Первое — кризис адаптации и ориентации. Когда студент, например, приходит на первый курс, меняется образовательная среда со школьной на университетскую, и первое, что человек испытывает — потребность «Где и с кем мне быть? К какому сообществу я в университете принадлежу? Какой образ себя я хочу здесь транслировать? А к кому мне обращаться по вопросам стипендии, социальной поддержки?». Тьютор помогает адаптироваться в университете и понять человеку, а где что есть, какие здесь программы, чем они вообще друг от друга отличаются. Картина того, что такое образовательная система, у каждого человека своя.

Тьютор как человек из педагогики — это не психолог, не классный руководитель, не гувернер. Это человек, который занимается корректированием образовательной среды, он понимает, как можно сориентироваться физически и ментально. Когда снята первая тревожность адаптации в учебной среде, можно начинать работать со следующим уровнем диалога с человеком о том, как он сам себя воспринимает в этом образовательном учреждении, какие у образовательные или карьерные цели, какие у него убеждения, что он про себя понимает на основе обратной связи от преподавателя, о тех, с кем он учится. Никто для себя сам этого сделать не умеет, я прям плохо скажу: никто этого не умеет.

Когда я учусь, я увлечен учебой, идеей, а в нашей учебе я не могу сесть, остановиться в какой-то момент и подумать, что что-то происходит не так. У меня недавно закончился тьюторский курс в Вышке, в институте образования, и мы работали большой группой, но живой пример: студенты очень четко чувствуют, что происходит, а чего не происходит, но им непонятно, на что они могут влиять, а на что не могут. Если преподаватель был несправедлив в оценивании, мы не поняли, почему он так оценил. Или преподаватель переобулся по ходу пьесы и у него не было документов, в которых прописаны четкие критерии оценки, и студенты испытывают раздражение, потому что, простите, вы нас этому не учили. С кем об этом поговорить? К кому пойти в университете? Я говорю очень крамольную мысль: тьютор — это очень неблагодарная работа в университете и школе, потому что он находится на связке между несколькими субъектами. С одной стороны, я консультирую администраторов о том, где есть точки выбора, где нет точек выбора, где — жесткий выбор должен быть, и где он должен быть мягкий, подвижный.

А с другой стороны это работа со студентами, которые не всегда обязаны разбираться кто сейчас перед ними: психолог, педагог, куратор, наставник, академический руководитель? Они видят в вас участника образовательной среды, им надо излить то, что с ними сейчас происходит. Тьютор, например, будучи открытым и безоценочным по отношению к тому образовательному пути, который проживает человек: «Я не знаю. Как правильно, это твоя жизнь, это — ты, но я могу тебе помочь подумать про тебя самого. Ты какой? Какая обратная связь»? Понимая, что образовательная среда выстроена не так, где-то была несправедливая оценка, жесткая нагрузка, я возвращаюсь к преподавателям, к администрации, и мы начинаем отлаживать систему. В этот момент мне импонирует история про цифровизацию этих процессов, потому что ручками это делать архисложно, здесь огромные объемы информации, работ, согласований.

Уровень коммуникаций у людей в высшем образовании супер-разный, эго у всех разного размера. Поэтому роль тьютора не переоценена, она скорее сейчас открывается широкой массе. О тьюторстве в России говорят еще с 90-х годов, когда Щедровицкий там вводил понятие «индивидуально-образовательные программы».

— Максим, спасибо, я уже смотрю вопросы, которые нам задают участники. Проводит ли в целом университет или школа тестирование для того, чтобы определить тот или иной путь, по которому лучше студенту пойти, и какая роль здесь у тьютора? Таисья, как устроено это в ТюмГУ?

Таисья Погодаева: Я не верю в профориентацию, от слова «совсем». На мой взгляд, профориентация показывает то, с каким преподавателем, с каким педагогом тебе в школе повезло. Но она совсем не говорит о том, какие у тебя способности, желания, интересы и возможности. И когда на основе того, что мне повезло с преподавателем по физике, меня определяют в физ.мат класс, поступаю в МФТИ и становлюсь классным физиком, но при этом это не значит, что это была моя способность. Я очень много примеров знаю, когда человек начинает петь, рисовать, писать книги и кардинально меняет свою жизнь, наверное потому что он еще в чем-то другом талантлив был, просто на тот момент получилось так, что у него с физикой было хорошо. В университете мы не даем советов. Тьюторы не дают советов, они у нас, наверное, ближе к коучам, потому что они все-таки через вопросы, беседы с человеком пытаются его вывести на мысли о самом себе, и понять свои цели и задачи, построить свой образовательный план и реализовывать его. […]

У нас достаточно широкое меню выбора — около шестисот курсов. У нас есть определенные правила пространства, у него есть минимальные области, из которых студент должен сделать минимум один выбор. Почему? Потому что мы все-таки предполагаем, что мы про образование. Студент может выбирать мастерские, проектные деятельности, команды для курса управления проектами. Всегда есть вариант не выбирать. Это тоже выбор, я самоопределился, что я не буду выбирать, буду учиться, как раньше все учились, вот так я самоопределился.

— У меня еще есть вопрос к Андрею. Насколько сейчас актуальны профессии из списка новых профессий Сколково, и насколько они реальны для индивидуальных траекторий?

Андрей Волков: Не надо про него думать. Сколько «за» людей будет, столько и «против», столько мы найдем и критиков, столько мы найдем про- и контра-, но он, во всяком случае, позволяет человеку задуматься, на что я сейчас сделал ставку, что сейчас могу и на что я могу поменять свою траекторию. Хочу ли я. Всегда полезно оглядываться по сторонам, смотреть на то, что ты раньше изучил и твердо на этом стоишь, как долго оно сохранится. А если убрать такую легкость в этом, то я думаю, мы будем переживать драматический период, когда огромное количество людей вынуждены будут либо переучиться, либо подвинуться со своего рабочего места, это неизбежно. Тут я присоединяюсь к техническим энтузиастам, которые говорят, что будет вытеснено, все, что можно повторить, будет стандартизовано, что можно стандартизовать — будет алгоритмизировано, что можно алгоритмизировать — будет роботизировано. И это неизбежно. У меня есть товарищ — Эндрю Вахтель, хороший профессор из Гарварда и Беркли, он всегда говорил:

«Истинное назначение образования — сделать нас отличающимися от роботов»

— Я хочу узнать у Ильи его мнение, потому что мы говорим про Яндекс.Практикум больше в разрезе таких диджитал-специальностей, и кажется, что это такая очень меняющаяся сфера. Если думать про траекторию, опять же, наши участники пишут: у траектории должна быть какая-то конечная точка, как, например, овладение новой профессией? То, что предлагает Яндекс, или то, что предлагают другие школы, или все-таки это просто промежуточные пункты какие-то, и здесь мы просто в моменте принимаем решение? Илья, как у Вас?

Илья Залесский: Мне кажется, что это промежуточные пункты, но они при этом не теряют своей важности от этого, потому что они в некоторой степени задают ту или иную траекторию. Понятно, что там нет какой-то конечной точки в той или иной области, но эта область, она довольно определяющая, потому что если человек хочет, не знаю, в области разработки работать, то ему все-таки надо в эту область прийти, а дальше у него много траекторий разных. Но пока он туда не зашел в целом, ему эти траектории недоступны. И так же, я думаю, в любой специальности, даже возьмем в пример врача: для начала тебе надо закончить какую-то базовую область, потом специализироваться, но без базы ты не можешь ничего сделать. Здесь, я думаю, похожая история.

— Опять же вопрос от наших участников по поводу смены профессий в зрелом возрасте 30+. Мы немножко говорили про 30+, и 40+, и 60+. Как Вам кажется, процент людей, которые меняют свою траекторию и начинают вообще ей управлять более осознанно и комплексно после 30, это количество увеличивается сейчас?

Илья Залесский: Мне кажется, что вопрос про осознанное управление траекторией — это такая иллюзия у людей. Они по-разному приходят к образованию. Получил новое образование, устроился на работу, все и поменялось. Выбор траектории, конечно, важный, и люди, конечно же, все больше об этом думают и меняют профессию во взрослом возрасте. В России, мне кажется, особенно, из-за раннего высшего образования, люди к 30 часто оказываются в ситуации, что у них есть потребность в изменениях. Также есть много традиционных профессий. Мы говорим про какую-то ограниченную часть рынка. Работает больше миллиона учителей в стране, сопоставимое количество врачей в стране, люди работают в очень в традиционной среде, многие работают династиями. Но есть какая-то часть супер-подвижного рынка, какие-то IT-компании, где люди 10 лет отработали, и они чуть ли не ветераны рынка.

— Но опять же сейчас векторы, куда можно двигаться дальше, очень разнообразные.

Максим Буланов: Мы как вид сейчас догоняем тот технический прогресс, который есть. Если раньше было несколько поколений на одну технологическую эпоху, то теперь у нас все переворачивается: на одно поколение несколько технологических эпох. Все больше будут людей менять свои профессии, просто чтобы не сидеть на месте всю жизнь. Ведь мир так меняется, и я могу прожить кучу каких-то историй. И здесь хочется вернуться к истории про конечность образовательного маршрута. Мне лично ближе слово «программа», потому что, когда мы выходим в программирование своего будущего, мы понимаем образ и результаты, к которым хотим прийти, здесь у нас возникает тьюторское сопровождение, в отличие от коучинга, который тебя доведет до конкретного результата. А тьютор же может сопровождать человека на большем пути, поэтому тьютор существует внеинституционально. Когда мы говорим про индивидуально-образовательную программу, мы понимаем, что у нее есть те же параметры, как и у любого проекта.

Мы начинаем мыслить «я — точка сборки», и в эту точку сборки помещается то, что раньше называлось дополнительным образованием. В отдельных инициативах мы размышляем, что возможное будущее развитие университета — это как раз-таки помощь человеку осмыслять любой его опыт: рабочий, повседневный, бытовой, неформальный как образовательный. Мы уходим в проектно-программную логику, а программы надо периодически пересматривать, потому что мир меняется. Я меняюсь, потому что то, что меня удовлетворяло полгода назад, спустя полгода нового образовательного опыта, возможно дальше будет меня менять, параллельно все перестроится вокруг, у меня вырастут новые нейронные сети в голове. И как бы что я буду сидеть, делать с одним своим дипломом?

— Максим, спасибо. Тут у нас очень много вопросов вообще по поводу рефлексии. И когда этому учиться. Начинать ли это со школы, как это прокачивать и так далее. Дополните о навыке рефлексии в целом, по жизни. Кажется, без этого никуда не сдвинуться, ничего не выстроить. Так ли это?

Таисья Погадаева: Я задумалась о том, что вначале надо ставить цели, а затем заниматься рефлексией. На лекции одного человека, который очень сильно поменял мою жизнь, я услышала: «Наверное, лучше об этом никогда не знать и не думать. Потому что понять, что надо ставить цели, рефлексировать — смерти подобно, ты после этого умер и ты появился другой. И искренне желаю вам с этим никогда не встретиться, но я без этого дальше двигаться с вами не могу, поэтому если вы хотите двигаться со мной — с целеполаганием и рефлексией стоит познакомиться». Знаете, наверное самое ценное — это рефлексия своих ошибок, т. е. когда ты сделал выбор, а потом что-то пошло не так.

На самом деле, нет ошибок, есть движение, которое не совпадает с твоим целевым результатом.

Когда мне говорят: «Я боюсь ошибиться», я отвечаю: «Ошибка — это иллюзия, есть совпавшие ожидания и не совпавшие ожидания». Если вы научитесь понимать, почему цель, которую вы поставили, не достигли, это вам даст намного больше, чем пять дополнительных курсов. Рефлексия — это то, что переводит вас с одного уровня ощущения себя на другой. Это способность посмотреть со стороны, зафиксировать этот момент и посмотреть, а туда ли я иду, а за тем ли я иду, как оно мне.

— Я еще хочу задать один вопрос. Такой перерыв gap year, когда мы берем год, не поступая в вуз, но, может, на осмысление того, кто мы, что мы, зачем и что мы по этому поводу чувствуем, помогает ли это определиться с траекторией?

Максим Буланов: Мне кажется, что про gap year мы говорим, когда человек 11 лет просидел в коробке, и прежде чем прыгнуть на 5 лет в следующую коробку, ему нужен gap year. Когда мы работаем с людьми, которые в школу не ходили, а обучались на homeschool, им этот gap year не нужен, они уже все придумали. Все-таки для тех, кто отсидел эти 10 лет за партой, gap year строго рекомендуется. Это первый опыт, который рефлексируется.

Андрей Волков: Я это поддерживаю. Между бакалавриатом и магистратурой много студентов берет этот gap year. В этом же есть большой смысл — иногда надо делать остановку и взглянуть, а что ты реально получил. А когда ты без перекура до докторской степени, не поднимая головы, двигаешься — первый раз поднимешь голову где-то в 30 лет и поймешь, к чему ты пригоден и что ты хочешь делать. Наоборот, такие остановки чрезвычайно полезны. […] По мере того, как мы будем избавляться от этих социальных мифов, от этих социальных страхов, я думаю, эта практика, как вы ее называете gap year, будет расти и расти, она очень осмысленная.

— По поводу дауншифтинга. Тут, как Максим сказал, 11 лет в коробке, потом год перерыва. Но некоторые, тридцатилетние, решают уехать куда-то. Вы к этому так же относитесь? Это больше про выгорание, усталость, а не выстраивание нового маршрута?

Андрей Волков: Я лично отношусь к этому как к эскапизму социальному, нажать кнопочку «ликвидироваться из этого мира». Нет, когда я говорил про gap year, я имел в виду попытку резкой смены деятельности. Таисья говорила про рефлексию. Она возникает, только если ты сменил тип деятельности, социальной позиции. Скорее только сделав поворот из какой-то другой деятельности, ты можешь посмотреть на себя действующего, а не переживающего, утомленного солнцем. Вот поэтому к такому эскапизму, или что вы называете дауншифтингом, я отношусь как к нормальному уходу на пенсию, но считаю, что жить и работать интересней, чем нажимать кнопочку «исчезнуть».

— Вопрос к Илье. Конечно, это нельзя назвать gap year, но рассматривают долгосрочное обучение тоже как попытку сбежать из текущей реальности. Знакомы Вам такие студенты, которые кидаются, как в омут головой, сами не знают пока, чего хотят. Я говорю про взрослых людей, которые не определились.

Илья Залесский: Мне кажется, у человека, где-то в глубине его сознания, возникает ощущение, что у него что-то не так в жизни. Он решат покрасить волосы, подвинуть диван, но в какой-то момент у него возникает ощущение, что это все не помогает. И он понимает, что нужно сделать какие-то более существенные изменения. На самом деле, не так много зон, где человек может сильно поменять свою жизнь. Профессия — это одна из них, а образование — это способ изменения профессии, или способ изменения того, как ты воспринимаешь свою текущую профессию. […] Мне кажется, что образование — это скорее не желание отменить текущую картинку, а желание нажать кнопку «дальше». Можно нажать escape, а можно нажать enter, чтобы двигаться вперед. Если образование имеет кнопку escape, это связано с программами, такими как «образовательный туризм», когда можно поехать на год в Новую Зеландию и учить английский. Такие программы связаны с желанием отдохнуть, или перестать делать что-то здесь и сейчас.

Максим Буланов: У меня был недавно такой опыт вот этого замедления, причем, кстати, я согласен про enter. Дауншифтинг как явление — это значит замедлиться и пойти в противовес вот этой культуре «работай, чтобы тратить», или наоборот: «больше думай о том, как ты живешь». Это, как Вы, Андрей, сказали: «аспирантура без перекура». Естественно, что у нас не остается времени подумать, и как раз это связывает с разговором про тьюторство и прочее. Многие студенты говорят, что групповые тьюториалы помогают сделать эту остановку. На час в неделю забыть о том, что у тебя есть дедлайны, немножко посмотреть на себя. Вдруг осознаешь себя потерянным, растерянным, не умеющим критически осмыслить, что с тобой происходит, и ты идешь этому снова учиться.

— Спасибо большое, Максим, за дополнение. Следующий вопрос для Таисьи. Если мы говорим про то, что студентам пока сложно делать выбор, они только учатся, совершают ошибки, им помогают рефлексировать свой опыт на протяжении нескольких лет. Не видите ли вы смысл в том, чтобы индивидуальные траектории вводить позже. Например, в магистратуре, а студентов до магистратуры учить более классическим методом?

Таисья Погадаева: Я за то, чтобы вводить индивидуальную траекторию в школе как можно раньше. Если человек признает, что индивидуальные траектории нужны, то вводить эту опцию надо как можно раньше, по мере готовности человека к выбору.

Ответственность за свое будущее должны нести субъекты. Когда мы даем возможность студенту, школьнику, выбирать — он становится субъектен в этот момент. Когда же мы говорим про то, что за него все предопределено — тогда речь идет о коробке. Не надо делать из него объект. Я уверена, что современное поколение ничем не хуже нас ориентируется в том, что их окружает, и оно готово к тому, чтоб начинать пробовать это. Я не говорю, что надо делать это в первом классе, когда мы говорим о каких-то грамотностях, банальных научениях, но чем раньше мы начнем, тем будет лучше.

Илья Залесский: Мне кажется, опыт дисциплины не меньше стимулирует нас к осознанности и пониманию, что тебе на самом деле нужно.[…] Мне кажется, что идея про индивидуальные траектории для школьников зачастую на практике имеет странные формы жизни. Во-первых, не все дети предрасположены, есть много детей, которые формируются с синдромом гиперактивности и дефицита внимания. Им просто психологически тяжело с этим находиться.

Я часто вижу, как этих детей пытаются искусственно внедрить в среду, где им нужно много выбирать. Мне правда кажется, что есть разные дети, и у каждого в этом смысле много особенностей. И к счастью, сильная сторона Российского образования в вариативности, которая была всегда. Советский Союз был далеко впереди всех остальных, как ни странно, и до сих пор, даже в Москве, выбор школ и возможностей между тем, куда отправить ребенка, колоссальный. Можно любую педагогическую концепцию без своего ребенка реализовать. Многие из них не предполагают индивидуальную траекторию, и многие без этого росли. Была возможность реализовать то, что хочется, и даже если это не всегда подразумевает ранний выбор, люди готовы выбирать гораздо позже, чем нам кажется.

Максим Буланов: Мне кажется, стоит различить индивидуальную образовательную траекторию как педагогический прием, когда мы проектируем образовательную среду. Со всеми критериями проектируем ее, закладываем какие-то KPI, хотим отрефлексировать вместе с учащимися его путь. И часто просто говорим про какую-то философскую категорию этого образовательного пути. <…>

Андрей Волков: Если бы с нами был Гегель, он бы сказал: мы гельпектически на это смотрим. Выбор должен быть, и надо нести ответственность за этот выбор. Но сделав выбор, должна быть неизбежность, необратимость дисциплинарная. Как бы тебе не хотелось уйти в сторону. Эта диалектика выбора и упрямства исследования определенного пути должна сохраняться. Мне кажется, в средней школе, среднем вузе у нас перекос в дисциплинарные практики, чем в способность завершить выбор. Я считаю, этот баланс надо подвинуть в эту сторону значительно.

— Андрей, спасибо большое. Я хотела бы попросить каждого из вас дать некую рекомендацию, напутствие, о чем стоит подумать.

Таисья Погадаева: Здесь все сильно зависит от возраста. Если говорить все-таки о студентах, то я бы порекомендовала быть смелыми и не бояться пробовать разное. Зачастую, даже если тебе сейчас кажется это впустую, потом ты столкнешься с практикой, похожей на эту, ты уже будешь готов. Не бояться, и забыть слово «ошибка». Есть опыт, который бывает разный, и к нему нужно относиться конструктивно, а не эмоционально.

Илья Залесский: Я бы честно пожелал всем, предполагая, что нас слушают люди, которые находятся в процессе выбора, оценивать свои силы здраво и концентрироваться на главном.

Для построения своей территории важна ритмичность, понимание, с какой скоростью ты реально можешь двигаться, и, исходя из этого, приватизировать то, что тебе нужно.

Это вроде бы банально, но при этом, 99% людей этого не делают. Карантин очень хорошо это показал, когда люди думали, что сейчас, за эти три месяца, я выйду совершенно другим человеком. А оказалось, что за 3 месяца можно выучить то, что можно выучить за три месяца.

— Спасибо большое!

Максим Буланов: Я хочу сказать, что вы не одиноки, сколько бы вам ни было лет, и чем бы вы ни занимались, сейчас, в эту самую минуту, где-то на земле ходят люди, которые страдают от тех же вопросов, что и вы. И знаете, что нас всех объединяет? То, что со всеми нами все в порядке. Главное понять, что с тобой происходит и что ты с этим будешь делать, а не почему это с тобой случилось, как говорила моя коллега Вера Дорофеева.

— Спасибо большое, Максим! Андрей?

Андрей Волков: Я сталкиваюсь чаще всего с людьми 30+, в своей практике педагогической и человеческой, и из этого опыта могу сказать, что людей подводит утилитарность, следование к практическим целям, результатам. Надо иногда быть немножечко меньше утилитарным, взглянуть на свою практику не обязательно из категории успеха, достижения целей, KPI и всего остального, а расширить диапазон мышления. Для этого нужны коммуникации. Ищите людей, с кем вы можете поговорить. Таких людей не очень много, и их трудно найти, но если удается — это классное подспорье жизни. Этот не утилитарный взгляд иногда становится очень практичным и полезным в жизни, а не только в традиционной социальной практике.


Источник: m.vk.com

Комментарии: