Выдержки из статьи "Феминитивы в русском языке: анализ исторической ситуации в конце XIX – первой половине XX в."

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2020-11-01 17:30

лингвистика

Предметом рассмотрения в данной статье является история феминитивов, связанных с обозначением профессиональной деятельности и претерпевших различные изменения за последние несколько веков. В ХХ веке русский язык стал ареной борьбы двух противоположных лингвистических тенденций: 1) образования и употребления феминитивов и 2) употребления слов мужского рода в качестве «нейтральных» для именования как мужчин, так и женщин. Представляется, что эта борьба выходит за рамки сугубо лингвистического поля и оказывается вписанной в общекультурный и исторический контексты, связанные со спецификой репрезентации «мужского» и «женского».

Ранее, до XIX столетия в русском языке действовала историческая тенденция разграничения профессий по мужскому и женскому роду, присвоения людям как мужского, так и женского пола собственных лексических именований. При этом в женском роде существовали либо слова, имеющие отношение к традиционно женскому труду («няня», «прачка»), к которым невозможно было образовать пару мужского рода, либо обозначения труда, который допускался для лиц обоих полов («швец» – «швея», «гувернер» – «гувернантка»). Таким образом, женский род профессий мог обозначать какие-либо исконные виды деятельности («кружевница»), а мог мыслиться как «дополнительный», требующий преобразования слов мужского рода путем прибавления различных суффиксов («лекарь» – «лекарка»).

Еще в первой половине XIX века большинство профессиональных обозначений не могли быть применимы к женщинам в силу исторических причин: неучастия женщин в общественной и политической жизни, запрета для них многих видов трудовой и учебной деятельности. Если возникала окказиональная потребность обозначить женщину, занимающуюся «мужским» трудом, то в виде исключения могли использоваться слова мужского рода. При этом подчеркивалась именно необычность явления, его исключительный характер: «Старшая была музыкантша, средняя была замечательный живописец» (Ф. Достоевский, «Идиот»); «Будущая жена Дуная, бывшая первым стрелком в Киеве, отправляется во чисто поле искать себе супротивников, с тем чтобы выйти замуж за того, кто любит ее» (С. Шашков, «Очерк истории русской женщины»). Так в XIX веке появились зачатки тенденции, которая возобладала в современном русском языке, – возникновения обобщенного значения у слов мужского рода.

Борьба двух языковых тенденций – образования у профессий форм женского рода против употребления слов мужского рода в качестве «общего» профессионального обозначения – в полную силу развернулась во второй половине XIХ – начале ХХ века. Этот период характеризуется расширением областей женского труда, увеличением количества женщин, участвующих в общественной, политической, трудовой жизни, развитием женских общественных движений. Именно в это время в России начинают активно действовать различные женские организации (суфражистские, социалистические, либерально-феминистские), выступающие за женскую эмансипацию. В их цели, в частности, входила задача сделать видимым женский опыт и присутствие женщин в жизни общества.

Лингвисты отмечают, что «если в этот период женский труд проникал в какую-либо область производственной или общественной жизни, то возникала и потребность назвать женщину в ее новой функции» [4]. В таком случае могли использоваться как старые слова женского рода, которые совместно с определениями формировали составные названия («сестра милосердия», «классная дама»), так и всевозможные новые аффиксальные образования («телефонистка», «телеграфистка», «авиаторша» и т. п.). Интересно, что при этом существительные с суффиксом «-ш(а)», которые в наше время многими воспринимаются как имеющие пренебрежительный оттенок, на рубеже веков «широко использовались в нейтральном стиле, не имея того сниженного стилистического оттенка, который они имеют в наши дни, и не смешиваясь с названиями женщин по мужу» [5].

В публицистике того периода встречаются как старые, так и новые обозначения женских профессий, например: «Аэроплан Вуазен, на котором должна была летать де Лярош, на первый день полета стоял еще в ящиках, так какавиаторшу ожидали только на третий день полетов» («Летание». 1910. № 2.); «К указанным лицам комиссия просит также направлять запросы относительно учительниц, репетиторш, переписчиц и лектрис» («Женский вестник». 1906. № 12.). На рубеже веков рост образования новых слов женского рода был очень велик, и это нельзя объяснить простой языковой инерцией. Скорее всего, существовала потребность в подчеркнуто «женских» обозначениях профессий и социальных статусов, чтобы вывести женщин из круга невидимости, из сферы «Kinder, K?che, Kirche» [6] в открытый мир общественных отношений.

Неудивительно, что на рубеже XIХ–ХХ вв., в период ломки мировоззрений, борьбы консервативных представлений с эмансипационными идеями, первая волна образования феминитивов встретила первую волну сопротивления. Многие новообразованные формы воспринимались с затруднением или вызывали нарекания. Так, филолог И. М. Желтов в рецензии на русско-немецкий словарь Павловского писал: «Зато мы, да и все мыслящие люди, наверное, уже не посетуют на почившего словарника за то, что им не помещены в его труде новоизмышленные речения: курсистка, педагогичка, фельдшерица и другие, образованные зачастую даже в противность законам языка» [7]. Важно отметить, что слова «курсистка» и «фельдшерица», с осуждением упоминающиеся в статье, вполне прижились в русском литературном языке и отражены во многих словарях ХХ века [8].

Итак, именно конец XIХ – начало ХХ вв. характеризуются первым всплеском образования феминитивов в русском языке. Однако в тот же исторический период в силу стала входить противоположная тенденция – употребление слов мужского рода в обобщенном значении. По отношению к женщине начинают употребляться слова: «автор», «адвокат», «архитектор», «редактор», «секретарь», «тюремщик» и т. д. Изначально такое употребление сопровождалось пояснительными словами «в качестве», «в должности» или указанием на женский пол, например: «Русские женщины делали попытки поступить в качестве добровольца в армию» («Женский вестник». 1904. № 1.); «Советом присяжных поверенных … принята в адвокатское сословие в качестве помощника присяжного поверенного г-жа Бубнова» (Там же. 1908. № 10.); «Обе эти брошюры принадлежат одному и тому же неизвестному – автору-женщине» (Там же. 1908. № 1); «Я познакомился с его родной сестрой, женщиной-врачом Верой Семеновой» (А. Чехов, «Хорошие люди»). Однако спустя какое-то время авторы стали позволять себе опускать сопроводительные слова, что поспособствовало укреплению тенденции к «обобщенному» употреблению слов мужского рода.

Таким образом, пытаясь приспособиться к изменившимся социальным обстоятельствам, на рубеже XIX–XX вв. русский язык одновременно развивал все доступные ему способы отразить и обозначить новые позиции женщин в обществе: «старый» способ, предполагающий создание отдельных слов женского рода, и «новый» способ, пытающийся придать словам мужского рода обобщенное значение.

Период Первой мировой войны и революционные годы характеризуются значительным вовлечением женщин в сферу промышленности и общественной деятельности. В этот период женский род активно приобретают слова, обозначающие рабочие профессии. Наиболее продуктивным оказывается суффикс «-к(а)», который начинает присоединяться в качестве «принудительной» пары к словам и суффиксам мужского рода: «вузовка», «активистка», «интеллигентка», «милиционерка», «кулачка», «нэпманка». В профессиях, связанных с промышленностью, наибольшее распространение получил суффикс «-щиц(а)»/«-чиц(а)»: «вагонщица», «грузчица», «крановщица», «лебедчица», «укладчица».

Процессы словообразования феминитивов проходили настолько интенсивно и неконтролируемо, что в спорных случаях были задействованы различные словообразовательные модели [9]. Слова одного значения возникали в разных местах и могли сосуществовать в прессе и разговорной речи: «контролерка» – «контролерша», «комсомолка» – «комсомоловка», «кустарка» – «кустарница», «санитарка» – «санитарница», «буржуазка» – «буржуйка».

Однако в языке интеллигенции, а также при обозначении высококвалифицированных профессий или общественно-политических занятий постепенно начинает преобладать тенденция употребления «обобщенных» слов мужского рода. Так, исследователи отмечают, что существительные с суффиксом «-тель» («деятель», «руководитель», «председатель», «читатель») легче расставались со значением мужского пола и активнее вытесняли слова женского рода, чем, например, существительные с суффиксом «-щик». Возможно, это происходило потому, «что первые шире использовались в общественно-политической лексике и новая тенденция <употребление слов мужского рода – В. Б.> коснулась их раньше, а большая частотность способствовала и большей эволюции» [10].

К 1930-м годам тенденция употребления «нейтральных» слов мужского рода начинает также доминировать в формах существительных множественного числа («студенты», «кандидаты», «спортсмены»). Однако в единственном числе феминитивы все еще остаются значимыми для обозначения рабочих профессий. Так, в списке профессий, рекомендуемых для женщин в начале первой пятилетки, 220 из 278 профессий названы словами женского рода, а 58 – словами мужского рода, при этом большинство названий мужского рода связано с «затруднительностью образования коррелятов женского рода (слова на "-ер", "-ир", "-ор", "-арь", "-ик")» [11; 12].

Преобладание женских именований рабочих профессий связано с тем, что в 1920–30-е годы продолжалась борьба за вовлечение женщин в производство. В вышеупомянутом рекомендательном списке отмечается, какие из профессий могут или должны быть женскими, «и пока женщина на определенном посту вызывала удивление, ее обязательно стремились назвать иначе, чем мужчину; когда же это становилось привычным, название унифицировалось в мужском роде» [13]. Отсюда следует, что пока было актуально сделать профессию «видимой» для женщины, она именовалась в женском роде, но как только женщины осваивали какую-либо сферу деятельности и становились в ней наряду с мужчинами, необходимость в их «видимости» отпадала, и профессия начинала именоваться в «общем» мужского роде.

На рубеже 1920–30-х гг. можно обнаружить следующие изменения в языке:

1. Начинают утрачиваться некоторые слова женского рода, преимущественно с непродуктивными суффиксами: «архитектриса», «директриса», «лектриса», «инспектриса», «авиатриса», «адвокатесса» и т. д.

2. Тенденция применения к женщинам слов мужского рода приводит к курьезному появлению мужского рода профессий на исключительно женских должностях: «женкор» (женский корреспондент), «женорг» (женский организатор).

3. Появляются случаи употребления глаголов, прилагательных и причастий в женском роде рядом со словами мужского рода, обозначающими профессию: «инженер сказала», «наша новая врач».

В последующие годы тенденция употребления слов мужского рода в обобщенном значении проявляется не столько в снижении темпов образования парных слов женского рода, сколько в интенсивном снижении их употребления. Исследователи отмечают, что в социальных условиях сталинского советского периода постепенно отпала необходимость подчеркивать противопоставление мужского и женского труда, выделять женщин в профессиональной деятельности, притом «чем более социальна, чем более общественна и чем выше по квалификации профессия, тем скорее утверждается слово мужского рода с обобщенным значением» [14].

…. Протченко полагает, что количественный рост имен существительных отвечает потребности общественной жизни и является фактом обогащения словарного состава русского языка. Исследователь одним из первых отмечает активную борьбу двух тенденций современного русского языка: образования феминитивов и развития «обобщенного» значения у слов мужского рода [17]. Протченко делает вывод, что «новые названия в большем количестве и с более четкой последовательностью возникают в обозначениях тех разновидностей труда, где участие женщин оказывается преобладающим» [18], то есть в текстильной, пищевой, обувной и других видах легкой промышленности, в типографском и печатном деле, на местах обслуживающего персонала и т. д. В спортивных терминах феминитивы приобрели широкое распространение («футболистка», «шахматистка», «штангистка») по причине различия нормативов для мужчин и женщин, что требовало постоянно подчеркивать пол выступающих. В то же время большая часть недифференцирующихся названий, которые не образуют пары женского рода в литературном языке, объединяется рядом черт, общих в смысловом отношении: они обозначают воинские звания и специальности («снайпер», «штурман», «офицер»), а также высокие звания и должности («министр», «академик», «доцент», «декан»). Как нам представляется, данный факт имеет не столько языковые, сколько социальные причины.

В 1960-е годы люди старшего поколения стали замечать, что обозначения профессий женского рода практически исчезли из употребления.

Таким образом, попытка первой волны эмансипации русских женщин заявить о своей видимости, значимости и присутствии в общественных сферах вступила в невольную борьбу с большевистской тенденцией к уравниванию мужчин и женщин по критериям мужского как всеобщего, которая нашла выражение в языковой тенденции к развитию обобщенного значения у слов мужского рода. Несмотря на то что данная тенденция в русле большевистской логики мыслилась как прогрессивная, она могла стать одним из факторов, которые привели к постепенному исчезновению женского субъекта из языка советской эпохи.

Вероника Беркутова

Комментарии: