Важнейшие принципы и установки смыслогенетического подхода исследования Культуры А.А. Пелипенко.

Мифоритуальная система (МРС) – первая из двух полностью реализовавшихся в истории культурных макросистем.

На первый взгляд, исследования МРС могут показаться академически отвлечёнными и далёкими от животрепещущих тем современности. Однако когда устои привычного и кажущегося незыблемым мира рушатся, и на повестку дня встают последние экзистенциальные вопросы, мысль вновь, и вновь обращается к идее предопределённости настоящего и будущего историческим прошлым. Идея постижения современности через обращение к прошлому не нова. Но пути понимания культурно-исторического опыта существенно разнятся. То, что получаемый ответ содержательно соответствует вопросу – тоже не открытие. Но практический вывод из недостаточности ответа делается нечасто. Состоит он в том, что смена парадигм должна начинаться с гносеологии – с изменения постановки исследовательских задач и далее – обновления эпистемологического аппарата. В кризисные, переломные эпохи решение таких задач требует коренной перестройки всей системы представлений о мире и решительного отказа от парадигм, исчерпавших свой познавательный потенциал. Несомненно, что и в понимании древних культур прорыв будет достигнут не столько расширением материала, сколько благодаря выработке принципиально новых, более глубоких подходов к его интерпретации.

Приведу важнейшие принципы и установки смыслогенетического подхода:

Культура – не инструмент или способ решения человеком своих адаптационных или иных задач, а саморазвивающаяся система, встроенная в эволюционную пирамиду универсума. Проблемы адаптации человека к условиям существования – всего лишь внутренний момент системного развития культур, т.е. одно из его (развития) условий, но никак не цель. Мир, который в КМ называют импликативным (ИМ, термин Д. Бома), в философии – трансцендентным, в ненаучном обыденном употреблении – запредельным (тонким, параллельным, потусторонним и т.п.), не есть фикция ума, лишённая онтологии эпистема или мифологический образ, а реальность, хотя и не данная человеку в непосредственном восприятии. Характер взаимоотношений между этой реальностью и сознанием не описывается с помощью субъект-объектных диспозиций. Вернее, отношения эти к последним не сводятся, не редуцируются. Субъект-объектная оппозиция годится тут лишь для определённого класса ситуаций. Структурной единицей и первичным элементом-носителем всякой культуры выступает смысл. Смыслообразование – продукт особого психического режима, обусловленного самонастройкой нейродинамической системы/психики в ответ на вызовы эволюционной болезни антропогенеза. Способность порождать смыслы качественно отличает человека от животного. Таков ответ смыслогенетической теории на «антропологический казус» современной науки (прежде всего, этологии), ретуширующей качественную границу между человеком и животным. Культура/культуры, как и любая вовлечённая в эволюцию система, будь она абиотической или живой, обладает полевыми свойствами и способностью к нелокальным взаимодействиям. Субстратом, т.е. первичным сетевым элементом культурного поля, служит сфера человеческой ментальности. Культура обладает субъектностью. Притом, что её носитель человек, от последнего принципы её самоорганизации не зависят и не выводятся из его сознания и жизненного мира. Историческая эволюция понимается как последовательная и направленная смена как отдельных (ЛКС), так и макросистем. Основаны эти изменения на имманентной трансформации ментальных конфигураций и, соответственно, типов человека как культурно-исторического субъекта. При этом тип ментальной конституции человека и тип культурно-исторической организации находятся меж собой в отношениях сложной корреляции. Из этого положения, суть которого будет разворачиваться в последующем тексте, следует ряд частных методологических установок.

Направленность эволюции культур и Культуры как макросистемы заключается в устремлённости к реализации всех своих потенциально возможных в данной материнской среде форм. Для ранней МРС таковой средой служила биосистема, а в дальнейшем – для каждой локальной культуры – смешанная природно-культурная среда. Поскольку всякая ЛКС постоянно пребывает в состоянии динамического взаимодействия со средой, то диапазоны возможных культурных реализаций постоянно изменяются. Эту ситуацию невозможно описать в таких понятия как конечная и бесконечная цели развития. Границы возможностей самореализации культур не могут быть установлены и даже помыслены заранее; человеку не дано до такой степени отстраниться от своей культуры. Но, в то же время, границы эти, рано или поздно, непременно в закатные эпохи обозначаются. Иными словами, любая культура устремлена к потенциально бесконечной самореализации, но в любых средовых условиях она (саморелизация) обречена на конечность: и во времени, и в пространстве истории. В реконструкции исторических форм смыслогенетическая теория придерживается принципа восхождения от когнитивных схем к ментальным структурам, и от них – к социокультурным практикам и, наконец, к отдельным культурным феноменам. Таким образом, культурная реальность разных исторических эпох постигается на основе реконструкции когнитивных схем соответствующего исторического субъекта. Притом, что эволюция нелинейна, общая направленность у нее сохраняется, а потому принцип детерминизма остается в силе. Другое дело, что само понятие детерминизма нуждается в переосмыслении. Для описания эволюционной нелинейности вводятся эпистемы диффузной причинности и переменного доминирования смыслов. Вообще, подход к проблеме детерминизма строится прежде всего на отказе от примитивной антиномичности: либо царство случайности, либо всё предопределено. В синхронном историческом срезе, разные общества находятся на разном уровне детерминизма. Зависит он от многих факторов, связанных с особенностями культурно-исторического опыта, но прежде всего, от стадии системного развития ЛКС. Чем длиннее её история, тем выше предопределенность будущего выбором, сделанным на исторических развилках прошлого; ведь каждый акт такого выбора сужает поле возможных альтернатив. Соответственно, самый низкий уровень детерминизма и максимальной, хотя и абстрактной свободы исторического выбора наблюдается у ЛКС/народов, только начинающих самостоятельный путь в истории. Что же касается общего уровня предопределённости в глобальном измерении, то он определяется взаимодействием ЛКС с разным уровнем детерминизма. Анализ количественно-качественных характеристик итоговой амальгамы и образующих её компонентов мог бы стать отдельным исследовательским направлением. Категорически отвергается экзогенетический перекос в объяснении культурно-исторической динамики; большее значение придаётся автоморфическим факторам. При всем многообразии культурно-исторических форм, в развитии Культуры как эволюционирующей системы прослеживается некая доминанта. Из того, однако, не следует верность классически-эволюционистского положения о том, что все народы в своём развитии проходят одинаковые стадии. Потому категорически отвергаются идея культурно-антропологического единства человечества и сам концепт абстрактного «философского» человека.

Остаётся добавить, что смыслогенетическая теория отказывается от формулирования своих методологических оснований в архаической дихотомии идеализм – материализм. Об этом не стоило бы даже и говорить, если бы не традиция безосновательного увязывания эволюционизма как такового с материалистическим мировоззрением, а также укоренившейся дурной привычки делить культуру на материальную и духовную.

Поясню самые общие положения смыслогенетического подхода к пониманию МРС. Доисторическим прологом МРС выступают первобытные (доархаические) культуры. Верхний палеолит, открывая эпоху архаики, знаменует обретение Культурой своей раннесистемной стадии, развитие которой происходило во времена неолита и ранних цивилизаций Классического Востока. Закат МРС приходится на рубеж II – I тыс. до н.э., когда в результате начавшейся Дуалистической революции (ДР) утвердилась новая маркоисторическая система – логоцентрическая. В последующую эпоху МРС существовала как витальный фон (материнская система) для её развития. На этом этапе историческая динамика МРС представляет собой сложное переплетение адаптирующего (горизонтального) доразвития с деградацией и эрозией; о господстве мифоритуальных практик говорить уже не приходится, как и о безраздельном доминировании мифа в мышлении. Впрочем, влияние мифоритуальных практик на пришедшую им на смену социокультурную реальность до конца не выявлено и не изучено. Здесь, как, впрочем, и во многом другом, позиции культуролога расходится с позицией историка-древника: для последнего «жизнь после смерти» МРС выходит за пределы изучаемого предмета, для культуролога же – никоим образом нет.

Среди необозримого моря литературы, посвящённой древним культурам, ясно выделяются два методологических полюса, два принципиально разных подхода. Первый выстраивает картину культурного бытия в её, главным образом, экологических, ландшафно-климатических, хозяйственно-технологических, демографических, социологических и военных аспектах. Второй во главу угла ставит мифо-религиозные, обрядовые, художественно-эстетическиие и иные подобные аспекты, т.е. всё то, что принято обобщённо именовать духовной культурой. Поляризация этих направлений столь велика, что кажется, будто мы имеем дело с двумя совершенно разными мирами, изучаемыми несовместимо разными типами научного интеллекта. Взаимное отчуждение таково, что принадлежащие к разным «лагерям» авторы даже не упоминают друг друга в своих обзорных материалах.

Андрей Пелипенко. Постижение культуры. Часть II. Мифоритуальная система. Вступление.

Источник: vk.com

Комментарии: