Тимоти Лири и Эрик Галликсен . Двадцать две альтернативы недобровольной смерти, 2

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2020-11-23 19:14

Философия ИИ

Страх смерти был эволюционной необходимостью в прошлом

В былые времена постоянной генетической обязанностью топ-менеджмента (людей, контролировавших различные области генофонда) являлось принуждение людей чувствовать себя слабыми, беспомощными и зависимыми перед лицом смерти. Благо для расы или нации совершалось за счёт жертвы индивида.

Повиновение и подчинение вознаграждались отсроченными платежами. За собственную преданность человек получал бессмертие в загробном улье, также известном как «рай», «небеса» или «Царство Божие». Чтобы поддерживать должный уровень преданности, управляющие генофондом должны были контролировать «рефлексы умирания», дирижировать оркестром триггеров-стимулов, активирующих «контуры смерти» мозга. Это достигалось через ритуалы, внушавшие зависимость и послушание, когда «тревожные колокола смерти» начинали звонить в мозге человека.

Возможно, мы сможем лучше понять этот механизм внушения, если рассмотрим другой набор «ритуалов», тех, через которые человеческие ульи управляют рефлексами зачатия и размножения. Их обсуждение должно меньше вас тревожить — а механизмы контроля, применяемые общественной машиной, в обоих случаях достаточно похожи между собой. Мы приглашаем вас на мгновение «выйти за рамки системы», и ясно увидеть то, что обычно невидимо, ибо прочно закреплено в наших ожиданиях.

Каждый род во время полового созревания своих членов даёт им ритуалы, табу и этические предписания, руководящие жизненно важными ситуациями с участием сперматозоида и яйцеклетки.

Самостоятельное управление своей похотливой ДНК-машиной всегда несёт в себе угрозу кровосмешения в улье. Одежда, уход за собой, ухаживание и свидания, контрацепция и аборты — всё это фанатично упорядочено в родоплеменных и феодальных сообществах. Личные инновации строго осуждаются и подвергаются остракизму. Индустриальные демократии могут отличаться по количеству сексуальных свобод, предоставленных личности. Но в тоталитарных государствах, таких, как, например, Китай или Иран, строгая ханжеская мораль контролирует рефлексы спаривания и управляет любыми отношениями между мальчиками и девочками. В правление китайского диктатора Мао «романы» запрещались, потому что ослабляли преданность государству, то есть, местному генофонду. Если же подростки сами находят и выбирают себе пару, они с куда большей вероятностью принесут потомство вне улья, с большей вероятностью будут настаивать на распоряжении своей собственной жизнью, и, что хуже всего, уменьшится вероятность прививания ими слепой лояльности генофонду для своего потомства.

Ещё более строгие ритуалы общественного импринтинга управляют «рефлексами умирания». Контроль улья над «смертными» реакциями в докибернетических сообществах считается чем-то самим собой разумеющимся.

В прошлом такая консервативная деградация индивидуальности была эволюционным преимуществом.

В течение целых эпох стабильности вида, когда племенные, феодальные и индустриальные технологии осваивались и оттачивались, мудрость содержалась внутри генофонда, сохраняясь в коллективном лингвистическом сознании — расовой базе данных улья.

Поскольку жизнь человека была короткой, грубой и бесцельной, то, что мог узнать один индивид, практически не имело значения. Мир менялся столь медленно, что знание могло быть воплощено только внутри вида. Не имея технологий для личного освоения передачи и хранения информации, индивид был попросту слишком медленным и маленьким для того, чтобы что-то значить. Креативность, Преждевременная Индивидуация — всё это было совершенно антиэволюционно. «Белая ворона», мутационное отклонение. Только «деревенские дурачки» могли пытаться высказывать независимые и недозволенные суждения.

В феодальную и индустриальную эры Управленцы использовали страх смерти, чтобы мотивировать и контролировать людей. Сегодня политики используют смертоносные войска, полицию и смертную казнь, чтобы защищать общественный порядок. Организованная религия поддерживает свою власть и богатство за счёт муссирования и режиссуры страха смерти.

Среди множества вещей, в которых согласятся между собой Папа Римский, мусульманские аятоллы и протестанты-фундаменталисты, будет то, что уверенное понимание и самостоятельное освоение процесса смерти — это последнее, что нужно разрешить человеку. Одно лишь упоминание о кибернетическом пост-биологическом разуме или потребительских возможностях для бессмертия является табу, грехом. По некогда справедливым причинам защиты генофонда.

Религии хитро монополизировали ритуалы смерти, чтобы усилить контроль над суеверной публикой. На протяжении всей истории священники и муллы слетались к умирающим людям, словно стервятники. Смерть принадлежала им.

Живя в двадцатом веке, мы систематически подвергаемся программированию на то, Как Нам Умирать. В штатном расписании больниц присутствуют священники и раввины, готовые прочитать «отходные молитвы». В каждой армии есть свой католический капеллан, проводящий Таинство Соборования (ну и название, честно!) над умирающим солдатом. Аятолла, главный мулла исламского Культа Смерти, отправляет юных солдат на минные поля в Ираке с бирками, гарантирующими немедленное прибытие на конечную станцию, курорт Аллаха — в коранический Рай. Произошло ужасное ДТП? Зовите врачей! Зовите священника! Зовите Преподобного!

В индустриальном обществе всё становится частью Большого Бизнеса. Смерть затрагивает Голубой Крест, Medicare, системы здравоохранения, администрацию финансирования здравоохранения, отделения для неизлечимо больных. Гробовщиков. Кладбища. Похоронные ритуалы.

Монополия религии и сборочных линий топ-менеджмента обрабатывает умирающих и умерших даже более эффективно, чем живых.

Мы помним, что знание и осознанный выбор в таких вопросах генофонда, как зачатие, оплодотворение «в пробирке», беременность и аборт, достаточно опасны для отцов церкви.

Но самоубийство, концепция права на смерть, эвтаназия, продление жизни, внетелесные опыты, оккультные эксперименты, истории астральных путешествий, рассказы о смерти и возрождении, спекуляции о внеземных цивилизациях, крионика, банки спермы и яйцеклеток, банки ДНК, дающие личную власть технологии Искусственного Интеллекта — всё, что поощряет вовлечение индивида в личные размышления и эксперименты на тему бессмертия — анафема для ортодоксальных Пастырей Семени из феодальных и индустриальных эпох.

Почему? Потому что, если стадо не боится смерти, ослабнет хватка религиозных и политических управленцев. Власть генофонда под угрозой. И когда ослабевает контроль генофонда, начинают появляться опасные генетические инновации и мечты о мутационных изменениях.

Многие верят, что Кибернетическая Эра, в которую мы вступаем, могла бы ознаменовать начало периода просвещённого и разумного индивидуализма, уникального времени в истории, когда людям доступна технология, способная поддерживать огромное многообразие персонализированных культур и стилей жизни, мир разнообразных и сообщающихся между собой социальных групп, формирование которых начинается с одного человека.

Бурно развивающиеся технологии вычисления и связи предлагают нам богатое пиршество знаний и личного выбора на расстоянии протянутой руки. В таких условиях практическая мудрость и действенный контроль переходят от веками длившейся власти генофондов к оперативно самомодифицирующимся мозгам людей, способных выдержать ускоряющийся темп изменений.

При помощи настроенных под себя, персонально запрограммированных квантово-лингвистических приборов человек может выбрать своё собственное социальное и генетическое будущее. И, возможно, сможет выбрать не «умирать».

Комментарии: