Еще про травму

Почти 20 лет назад один известный американский нейробиолог по имени James McGaugh с группой других нейро-чуваков показали в исследовании, что эмоционально будоражащий опыт, как правило, хорошо и надолго запоминается. Гормоны надпочечников, высвобождаемые в подобных ситуациях, играют важную роль в консолидации воспоминаний. Они критическим образом влияют на активность амигдалы и гиппокампа. Если конкретней, чем больше адреналина вырабатывается в определенной ситуации, тем более точным будет воспоминание о ней.

Возвращаясь из лаборатории в жизнь: например, если мы лицезреем несчастный случай с участием близкого для нас человека (или любую другую ситуацию, в которой будут увеличено вырабатываться вышеуказанные гормоны; ситуация не обязательно со знаком минус), то в течение долгого времени у нас будет храниться весьма яркое и точное воспоминание об этом событии.

Спросите жителей Нью-Йорка, что они делали 11 сентября 2001 года. А потом узнайте, что они делали, например, 8-го или 9-го. В повседневной жизни большая часть событий предается забвению.

Все это (про адреналин), конечно, верно, но до определенной степени. Сталкиваясь с совершенно невыносимой ебаниной — в ситуации так называемого безысходного ужаса — система памяти перегружается и «падает» (выражаясь на слэнге компьютерщиков). Запоминалка разваливается. И вместо яркого воспоминания, мы не помним ничего связного, либо вообще ничего.

Это «выключение» касается таламуса, интегрирующего сырые данные входящих ощущений. То же самое происходит с фронтальными долями, областью, ответственной за наше чувство локации себя во времени и перевод чувств в слова (это все убедительно показал в фМРТ исследованиях чуваков, переживающих травматический флэшбэк в прямом эфире, Bessel van der Kolk, позже это же подтвердилось другими многочисленными исследованиями).

В этой невыносимой точке запускается система выживания, и бразды правления берет наш эмоциональный мозг (лимбическая система и ствол мозга), который не подлежит сознательному контролю и не может коммуницировать с помощью слов.

И если в обычных обстоятельствах эти две системы памяти (назовем их упрощенно рациональная и эмоциональная) трудятся вместе, чтобы образовывать интегрированный отклик на события, то высокое нервное возбуждение не только изменяет баланс между ними, но также приводит к «отсоединению» других областей мозга, ответственных за верное хранение и интеграцию входящей информации, таких как гиппокамп и таламус (это я, признаюсь, уже забыл, у кого вычитал).

Порой можно встретить мнение, что к травматическому опыту напрямую лучше не прикасаться, лежит себе там забытый и пусть лежит.

Но проблема с травматическим опытом состоит в том, что он НЕ ЗАБЫВАЕТСЯ :) Он не просто где-то там лежит себе спокойно. Он ЖИВЕТ в нас, просто закодирован принципиально иным образом и поэтому «помнится» по-особому (учитывая данную форму памяти, помнится=ПЕРЕЖИВАЕТСЯ) как внутренняя напряженность/тревожность/раздражительность/стеснительность, недоверчивость, склонность к сверх-реагированию, чувствительность к громким звукам, чрезмерная уязвимость в межличностном пространстве, кошмары, панические атаки, оцепенение/провалы в себя, трудности с концентрацией внимания и памятью, искажения в самовосприятии, головные боли напряжения, хронические болевые синдромы, сердечно-сосудистые штуки и т.д. и т.п. — у него может быть много масок.

Как мы видим, закодирован этот опыт на телесном/аффективном уровне в виде разрозненных кусков/следов ощущений и переживаний. Он НЕ забыт. Наоборот, он навечно застрял в настоящем. И повторяет сам себя.

И одна из наших задач в терапии, предварительно собрав его в единое и понятное целое, — сделать так, чтобы он ушел туда, где ему и место, в прошлое. Чтобы он перешел в формат декларативной памяти. И — в определенном смысле — наконец-таки здоровым образом забылся (=стал 1. событием, 2. случившемся в прошлом и 3. не оказывающим непосредственного воздействия на наше настоящее, потерявшим свой травматический заряд).

P.S.

Он беспризорник. Который отчаянно стучится в дверь нашего сознания, чтобы наконец обрести дом. Быть услышанным, пережитым и осмысленным в контексте первоначальных событий. Мне здесь всегда вспоминаются страшилы из фильмов ужасов. Какая-нибудь девочка-привидение, которая достает всех, пока те наконец не узнают ужасную историю касательно ее жизни и смерти, после чего она перестает мучить героев фильма. Как будто все, что хотел этот призрак, это быть познанным и принятым в своей невыносимой истории.

Конечно, в жизни все гораздо сложней.

Как я уже писал пару месяцев назад,

«Если же на заре нашей жизни (в начале строительства домика нашей самости) что-то пошло не так, такой ребенок становится в какой-то степени бездомным, ему не на что опереться внутри себя. Порой к такому исходу могут приводить события, с которыми психика ребенка справиться не в состоянии, а заботящиеся лица не в состоянии помочь своему чаду «переварить» случившееся. В результате в его домике разгуливает ураган, грозящий разрушить и без того еще хрупкие помещения. Чтобы справиться с нависшей катастрофой, психика «замуровывает» комнаты, на которые обрушилось стихийное бедствие, оставляя для проживания небольшие кусочки жилплощади, островки безопасности.

Завывание сквозняков, возня крыс и пр. испуганно принимаются за присутствие чудищ-юдищ за стеной внутри домика (все те личные трагедии, которые ребенку было не с кем разделить и пережить, образуют такие изолированные зоны непереносимого опыта, контакта с которым психика будет в дальнейшем избегать любой ценой).»

И как писал один relational психоаналитик (простите, запамятовал имя, в тетрадке только этот отрывок сохранился):

«11 сентября 2001 года я смотрел телевизор в комнате ожидания в домашнем офисе, который делили мы с женой. Стоя там, среди скопления наших пациентов и супервизантов, записанных на 10 и 11 часов, я не мог предвидеть, что, сев несколько минут позже, я буду не в состоянии думать. В тот момент я познал ужас и позднее многое другое. У детей, переживших потерю, подвергшихся физическому/эмоциональному насилию, пренебрежению и др., «башни-близнецы» падают каждый день их детства. После того, как «башни» упали, все факторы, связанные с их обрушением, становятся тем, что эти люди бессознательно сканируют каждый день своей жизни.»

От себя добавлю: только эти дети не будут помнить про свои личные «башни». Они будут бояться конкретно ЭТОГО преподавателя из текущей ситуации, раздражаться на ЭТОГО ребенка, который бессознательно им будет напоминать о каких-то своих дистрессах, пережитых в подобном возрасте, они будут ипохондрично тревожиться по поводу своей текущей болячки, переживая ранний опыт беспомощности и надвигающийся призрак аннигиляции применительно к ЭТОЙ ситуации.

Их система выживания, внутренний детектор дыма, застряла в прошлом и бесконечно глючит на настоящее.

Так и будет продолжаться, пока не удастся наладить мосты между теми странными штуками, которые переживаются здесь и сейчас, и их родословной. Пока их не удастся вернуть на родину, в прошлое, туда, где их истинный дом.

Чтобы наш эмоциональный мозг, наше тело — все наше существо пришло к состоянию «Джон, Вьетнам окончен».

Источник: vk.com

Комментарии: