Чему именно учил Будда? Часть вторая

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


Какая истина наиболее очевидна, универсальна и неоспорима? К какому выводу мы неизбежно приходим, стоит нам только напрячь силы внимания и попробовать сформулировать главную характеристику опыта своего сознания? Всё непрестанно движется и трансформируется. Повсюду, на каждом участке реальности от мала до велика происходят перемены, и лишь в силу привычки мы не замечем основного числа этих стремительных метаморфоз.

Отыщите укромное место и сядьте в полном покое и тишине напротив стены – предмета солидного, внушительного, на чьё постоянство, казалось бы, можно смело рассчитывать. Задержите на ней взгляд и следите за тем, что будет происходить. Долго ждать не придётся, поскольку мысль тотчас возобновит свой всегдашний лихорадочный бег: она примется то нестись по прямой, то резко менять траекторию, делать круги, восьмерки и зигзаги. В сознании, где-то на заднем плане, будут рождаться и мгновенно затухать образы. С удивлением вы заметите, что процесс дыхания состоит из бесчисленного множества крошечных звуков и ощущений в носу, во рту, в груди и легких, которые с невероятной скоростью сменяют друг друга. По всему телу станут возникать небольшие всполохи ощущений: покалывание, давление, легкая боль, немного тепла, немного прохлады, будто бы касание, затем что-то едва различимое и не поддающееся описанию. Приглядитесь к любому из них, и оно на ваших глазах распадётся на мириады ещё меньших переживаний. То, что представлялось мимолетным приливом тепла в районе колена, окажется целой драмой в трёх частях со спадами и нарастаниями температуры и богатейшей гаммой сопутствующих впечатлений.

Ваш зрачок отказывается быть прикованным к стене: он сопротивляется неподвижности и совершает постоянные крошечные колебания туда-сюда. Немного меняется освещенность, всё зрительное поле подрагивает, вибрирует, осциллирует. Поразительно, но даже звуковое пространство окутавшей вас тишины динамично и неоднородно. Оно искривлено и будто слегка пульсирует, в дополнение к пульсации крови в ушах. Исследуйте его лучом внимания, и ваше сознание будет то проваливаться в крошечные ямы, то взбираться на кочки. Каждая частичка опыта пребывает в потоке, она распадается на атомы, распадающиеся на атомы, распадающиеся на атомы – и так вплоть до последних пределов способностей человеческого восприятия. Проявив подобную повышенную внимательность, можно и в пустой комнате испытать приступ морской болезни от постоянной качки мироздания и головокружительного темпа перемен.

На заре западной философии Гераклит Эфесский произнёс известные слова: «В одну и ту же реку нельзя войти дважды». Это совершенно справедливо, ведь воды её непрестанно обновляются, и по той же причине не получится дважды взглянуть на одну и ту же стену, на одно и то же небо, на что бы то ни было вообще.

Всё это верно и с сугубо научной, физической точки зрения. Изображение на привычных всем экранах и свет, льющийся из ламп, непрерывно мерцает с частотой как минимум пятьдесят раз в секунду. Мы не замечаем этого, но они то затухают, то рождаются вновь, и всякое подобное перерождение выбрасывает из устройства электромагнитную волну, несущуюся вперёд со скоростью света и состоящую из мириад микроскопических частиц – фотонов. Стул, на котором мы сидим, земля, по которой ступаем, все предметы окружающего жизненного мира пребывают в движении, стоит нам только увеличить масштаб исследования. Некоторые элементарные частицы вещества исчезают и возникают вновь с частотой несколько триллионов раз в секунду. Мир сотрясается в непрерывных судорогах, он дрожит, колеблется, перетекает из одного состояния в другое, разваливается на части и вновь пересобирается каждое новое мгновение.

Уменьшим теперь пространственно-временной масштаб и с посекундного анализа перейдем к разбору дней, лет и тысячелетий. Взору откроется точно та же картина. Меняются наши взгляды и обыкновения, цели и желания, внешний вид и обстоятельства существования. Одно поколение приходит на смену другому, а цивилизации появляются как будто бы только чтобы кануть в небытие; виды живых существ выходят на эволюционную сцену и сходят с неё, звезды рождаются и гибнут, галактики формируются и распадаются на части, возникает мир – и гибнет мир. Этот фундаментальный и неоспоримый факт, справедливый на любом временном отрезке от миллисекунды до миллиарда лет, был назван Буддой принципом непостоянства (anicca, аникка).

Пять скандх и двенадцать баз опыта

Непостоянство представляет собой первую и основополагающую истину, где всё устройство мысли Сиддхартхи берёт исток. Мир в целом непостоянен, наш индивидуальный опыт непостоянен, и из глубин этого понимания мы не можем не задаться следующим вопросом. Из чего состоит наблюдаемое нами бытие, эфемерное, не знающее покоя и передышки, несомое потоком времени? В попытках дать на него ответ Будда разделил все психофизические феномены, попадающие в поле нашего сознания, на пять скандх (kkhanda), то есть на пять совокупностей: одна материальная и четыре ментальные.

1.Материя (r?pa). Порой человека так затягивают мысли или захлёстывают эмоции, что он будто бы теряет контакт с окружающей действительностью. Глаза его смотрят, но не видят, уши слушают, но не слышат. Что и говорить про остальные органы чувств. Он погружается в созданную собственной психикой виртуальную реальность, которой как будто бы чуждо всё физическое, материальное, телесное. Даже в такие моменты, тем не менее, если пристально их разобрать, наш опыт по большей части состоит из полученной ранее информации от ощущений тела.

В голове проносятся зрительные образы, склеенные из виденных некогда форм и цветов, в пространстве сознания мы слышим подобия своего голоса и других доносящихся из его глубин звуков. Наконец, ход мысли и всплески эмоций непременно сопровождаются канонадой из ощущений по всему телу, без которых они были бы бесплотным духом – неосязаемыми, немыслимыми, невозможными.

В повседневных ситуациях зависимость опыта от телесных ощущений ещё очевиднее. Фундамент его составляют пять органов чувств и возникающие благодаря ним краски и формы, звуки и тактильные ощущения, вкусы и запахи. Сюда следует отнести и свыше десятка других независимых каналов сенсорной информации, не выделяемых во времена Будды, но хорошо известных современной науке: датчики температуры, боли, давления, равновесия и многие другие. Словом, явления мира приходят в соприкосновение с нашими врождёнными сенсорными способностями и рождают этот глубинный слой нашего бытия, который на языке пали называется рупа, то есть материя или форма.

2. Сознание (vi????a). Какими бы материальными органами чувств мы ни обладали, мы ничего не узнаем о получаемых ощущениях, если они не будут затем представлены в пространстве нашей психики. Глаза могут смотреть, но мы – как часто и случается – не увидим, уши слышат, но это полностью выпадет из фокуса внимания. Имея это в виду, Будда добавил к пяти материальным органам чувств, к пяти внутренним материальным базам, как он это называл, шестую и нематериальную базу – сознание (виньяна). Это орган ментального ощущения, наше шестое чувство, у которого только одна задача – регистрировать существование психофизических феноменов, каковыми бы те ни были.

3. Восприятие (sa???). Когда ощущение стало объектом ума и было зафиксировано сознанием, наступает черёд третьего этапа. Мы пытаемся понять, чем именно является осознанное нами с точки зрения его внутреннего содержания, пытаемся распознать и интерпретировать полученный опыт. Прозвучал звук, после слух уловил его, а сознание зарегистрировало и спроецировало в пространство психики для рассмотрения. Теперь начинается процесс восприятия (санна).

Это низкий звук или высокий? Громкий или тихий? Слышали ли мы подобное и на что он похож? Предвещает ли он беду или благой исход? Шестерни мозга начинают энергично вращаться – и по итогам сих трудов на отраженный сознанием феномен вешается набор ярлычков, рассказывающих, что он такое и является ли он для нас хорошим, дурным или нейтральным.

4. Чувство (vedan?). Как только восприятие вынесло свой вердикт, воспринятое явление начинает задействовать эмоциональную систему. Оно становится приятным, неприятным или нейтральным (в последнем случае его окраска просто слишком слаба, чтобы мы могли её квалифицировать иначе). Каждое явление – не важно, звук это, цветоформа, осязательное ощущение или вкус – подвергшись восприятию проходит через стадию чувства (ведана) и приносит нам или положительные, или отрицательные эмоции разной степени интенсивности от едва различимых до крайне сильных.

5. Автоматическая волевая реакция (sa?kh?ra). Прозвучал звук, он был осознан, он был воспринят, и он, будучи приятным, подарил нам вспышку положительных переживаний. Теперь, на заключительном этапе психика по врожденной склонности начинает его хотеть, хотеть повторения приятного ощущения и того, что его вызвало. За чувством приходит санкхара, и это один из самых сложных для перевода терминов. И в западной, и в отечественной традиции его часто передают как ментальные образования, воля, бессознательные впечатления, обусловленные явления и с помощью многих иных слов. Все популярные варианты, основанные на дословном переводе слова (означающего «сумма сделанного»), упускают суть.

В контексте пяти совокупностей санкхара имеет иное значение, вторичное по отношению к буквальному. Она представляет собой автоматическую реакцию влечения к приятным ощущениям и отторжения неприятных. Со временем подобные автоматические реакции действительно становятся ментальными образованиями, копятся и оседают грузом в психике индивида в виде привязанностей, и об этом мы ещё поговорим подробнее. Именно санкхара, наше влечение к одним вещам и избегание других, приводит в движение поступки и вся последовательность запускается заново: ощущение, осознание, восприятие, чувство, реакция, ощущение, осознание, восприятие, чувство, реакция – и так далее.

В ходе исследования человеческой психики и пяти скандх Будда развил свою теорию дальше и выделил двенадцать баз опыта (MN 148). Только что мы обсудили первые шесть из них, которые носят внутренний характер. Это пять классических органов чувств (зрение, слух, осязание, вкус и обоняние) и само наше сознание – шестой и ментальный орган ощущения.

Непременным их дополнением он назвал шесть внешних баз – сами объекты мира, соответствующие органам чувств и регистрирующиеся ими. Пять внешних баз входят в первую материальную скандху (рупа), и к их числу относятся цветоформы, звуки, осязаемые явления, вкусы и запахи. Шестая и последняя внешняя база включает оставшиеся скандхи со второй по пятую (то есть ментальные объекты: акты осознания, восприятия, чувства и реакции).

Психическая жизнь человека всегда следует одному и тому же алгоритму: когда внешняя база в виде объекта (допустим, звук) приходит в контакт с внутренней базой в виде органа чувств (допустим, слухом), она может быть зарегистрирована сознанием. В этом случае возникает психофизический феномен, наше восприятие пропускает его через свои жернова, взвешивает, классифицирует и говорит, хорош он для нас, плох или безразличен. Это рождает приятное, неприятное или нейтральное чувство, после чего в нас возникает автоматическая реакция притяжения к приятным и желание их повторить и отторжения неприятных и желание их избежать.

То, что мы привыкли называть чувствами и мыслями, не относится лишь к какой-то одной из баз опыта или скандхе, но формируется из огромного их количества в различных соотношениях. Так, порыв гнева складывается из ощущений, волнами проходящих по телу и регистрируемых сознанием, восприятий, то есть информационной модели происходящего, феноменов приятного и неприятного, а также реакций желания в виде влечения или отторжения.

При всём при этом в изложенном механизме именно ментальный орган ощущения (наше сознание) и ментальные объекты играют ведущую роль. Во-первых, без сознания контакт внутренних и внешних баз не будет отражен в пространстве психики. Он не будет зафиксирован и потому всё равно что вообще не состоится. Во-вторых, без восприятия, чувства и затем волевой реакции не будет никаких оснований для поведения, для всего дальнейшего процесса жизни. Ощущения всегда даны нам через посредство умственных способностей (понимаемых здесь в расширительном смысле). Они берут эту сырую материю первой скандхи и творят из неё ткань человеческого бытия. Именно поэтому Будда говорил: «Ум предшествует всем явлениям, ум обладает первостепенным значением, всё создаётся умом» (Dhp 1).

Принцип пустотности (su??at?, шуньята)

Всякий предмет жизненного мира человека состоит из пяти скандх, как тех, что возникают благодаря органам чувств и преобразуются умом в данный конкретный момент времени, так и накопленных в ходе опыта прошлого и хранящихся в погребах и складах бессознательного. Мельчайшие испытываемые индивидом ощущения сперва осознаются, затем подвергаются интерпретации способностью восприятия, которая крайне своевольно группирует их, разъединяет, навешивает ярлычки и передаёт на следующий этап цикла психической обработки. Более того, сами результаты восприятия, в том числе наши мысли и идеи, повторно и многократно проходят через этот процесс: они непрерывно редактируются.

Человек, таким образом, живёт в пользовательской иллюзии, сотворённой его умом, сотворённой его мозгом, если выражаться на языке современной науки. Каждое впечатление и переживание есть искусственная конструкция, наподобие схематического наброска, будто бы описывающего некую реальность, которую он никогда не видел и никогда не сможет увидеть. У всех нас есть только эти наброски, и мы пытаемся собрать из них цельный пазл. Лишенные связи с чем бы то ни было помимо творимого мозгом миража, мы тем не менее в состоянии понять, что получаемый нами опыт есть именно мираж. Мы способны познать конструктивный и обманчивый характер любого явления действительности – его пустотность.

Вот перед нами лежит книга, и предмет этот чрезвычайно простой и надёжный, редко вызывающий сомнения. Но стоит попробовать рассмотреть его свежим взглядом, внимательно и непредвзято, в лежащем перед вами предмете вы нигде не найдете книги. Вы увидите обложку, корешок, иллюстрации, бумагу, а также отпечатанные на ней буквы, но самой книги нигде не будет. Книга пустотна, она пуста в своей сущности и есть конструкт ума, выдуманный и пустой понятийный крючок, на который нанизана совокупность психофизических феноменов.

Хорошо, положим, это лишь крючок, но ведь то, что нанизано на него, должно быть реальным? Двигаясь по следу этого вопроса, попробуем изучить один из элементов, составляющих книгу: иллюстрацию на обложке. Мы увидим изображенные на ней предметы, заметим формы и краски, но нигде не обнаружим иллюстрации. Водите пальцем по обложке, исследуйте в лаборатории, но иллюстрации на ней нет. Явление, которое мы так называем, пустотно в своей сущности и распадается на части при прикосновении. Копнем теперь ещё глубже и изучим бумагу, на которой выполнен рисунок. Бумага оказывается так же пустотна, нереальна и рассыпается на вереницу отдельных едва различимых глазом точек и волокон на поверхности, каждое из которых рассыпается вновь. Мы уже сталкивались с этим при разборе принципа непостоянства: атомы дробятся на атомы, дробящиеся на атомы – и так вплоть до последних пределов человеческих способностей восприятия.

Названный процесс всегда будет одинаков, и в руках по его итогам у нас останется лишь пустота. Сделаем, наконец, последний ошеломляющий жест и заставим змею бесконечности укусить себя за хвост. Задумаемся о самой пустотности. Она также пуста в своей сущности. Нигде не обнаружим мы этой пресловутой пустотности, ни в книге, ни на её красочной обложке или прекрасной белой бумаге, ни на небе, ни на земле, ни даже в самом этом понятии. Это конструкт ума, состоящий из конструктов ума, состоящих из конструктов ума.

Довольно курьезное положение вещей, описанное здесь, и сам термин пустотность (шуньята) стали играть ключевую роль лишь в философии буддизма Махаяны, более чем через пятьсот лет после смерти Будды. По этой причине идея пустотности считается позднейшим изобретением, но это несправедливо, поскольку (хоть и в несколько расплывчатой форме) она неоднократно встречается в речах самого Будды и текстах Палийского канона (SN 22.95).

Пустотность как характеристика всего мироздания не означает, что ничего не существует и повсюду царит пустота в буквальном значении слова. Это лишь указание на условность и взаимозависимость всех человеческих восприятий, лишенных стабильной внутренней сущности. Сущность книги зависит от целой вереницы других явлений: бумаги, иллюстрации, буквы, языка. Каждое из них в свою очередь может быть определено только с помощью сотни иных – и так далее. Одно зависит от другого, одно обуславливает другое и обладает только относительной природой, будучи пустотно само по себе.

Из понимания шуньяты никоим образом не следует вывода, что истины и достоверности не существует и всякое наше утверждение равно любому другому, коль скоро все они пустотны. Сам Будда никогда бы не взялся за составление собственного учения, не стал бы его проповедовать, если бы придерживался столь нелепой и легко опровергаемой позиции. Да, шуньята учит нас, что всё носит искусственный и условный характер, создано нашей психикой и потому в определённом смысле иллюзорно. Однако коль скоро всё есть созданная мозгом иллюзия и нет, строго говоря, никакой абсолютной истины, с которой можно было бы сравнить каждую из них, мы способны сопоставить их только друг с другом. Взявшись за это, мы тотчас же делаем ключевое для жизненной практики наблюдение: статус этих ограниченных по своей природе знаний и решений далеко не одинаков. Одни устойчивы и надёжны, вытекают из прочих и согласуются с ними, другие же рассыпаются при первом касании. Но что самое важное, одни ведут нас к счастью, освобождению и росту, как плот из рассказанной Буддой притчи, а другие – к страданию, закабалению, регрессу. Разумеется, плот, способный нас отвезти по первому маршруту, также условен и в конечном счёте пустотен. Но поистине лучше ехать именно на нём.

Принцип пустотности «Я» (anatt?, анната)

Каждому человеку присуще врождённое убеждение: мы привыкли считать и отчётливо ощущаем, будто являемся авторами собственных мыслей и поступков. Мы кажемся себе более-менее цельными личностями, наделенными свободной волей субъектами, действующими в независимо существующей внешней реальности. Будда был одним из первых, кто решил удостовериться, прощупывается ли твёрдая почва под повсеместной верой в «Я» или тем более в некую «вечную душу». Он вновь проявил повышенную внимательность к собственному сознанию, посекундно исследовал изменяющийся и обновляющийся опыт психической жизни. Наши ощущения приходят и уходят, их осознание вспыхивает и гаснет, проносятся мысли, напрягается тетива желания. Сколько ни вглядывайся, получается обнаружить лишь эту пляску множества психофизических феноменов, но никакого индивида, никакого цельного субъекта среди них нет. Действительно, порой проскальзывает мысль о «Я» и эти столь привычные местоимения: «моё», «моя», «мне», – но они ничем не отличаются от любых других и исчезают столь же быстро, как появились.

Более того, в психике непрестанно сталкиваются разные потребности, влечения, опасения, идеи, она есть пространство борьбы противоположных начал. Будда понял, что пустотность поистине распространяется на все явления и субъект здесь не исключение. «Я» также пусто в своей сущности. Исследуя то, что принято так называть, мы нигде, ни на одном отрезке изучаемого нами объекта, не находим «Я». Это просто удобный ярлычок для сваливания в кучу и обозначения одним словом огромного множества различных действующих сил, каждая из которых является мини-субъектом, мини-автором сама по себе. «Я» по своей природе множественно и суть название не для активного центра происходящего в нашей жизни, а для его результата.

Лучше всего это можно понять на примере природного явления, даже столь заурядного как внезапное дуновение ветра. Есть ли у него автор? Можно ли считать порыв ветра чьим-либо поступком? Конечно же, нет, это просто перепад давления воздуха, следствие состояния атмосферы в данный конкретный момент времени. Он вызван миллионами физических причин из прошлого. Каждая из них в свою очередь вызвана бесчисленным количеством других причин, и эта цепочка теряется в бездонной глубине времён.

Точно так же ощущение, мысль, решение, поступок есть продукт обусловливания, подчиняющийся общим законам природы. Они представляют собой неизбежный результат стечения множества обстоятельств внутреннего и внешнего характера. У каждого события нашей жизни столько же авторов, сколько у падения камня по склону горы или разбивающейся о берег волны. «Я» за них не только не ответственно, но и вообще не существует в принятом понимании этого слова.

Сегодня, благодаря наукам о мозге, мы знаем, что иллюзия субъекта вмонтирована в человеческий мозг и не по чьему-то злому умыслу, дабы водить человечество за нос, и не по досадной природной ошибке. Она выполняет важнейшие эволюционные функции, поскольку, огрубляя и упрощая действительное положение вещей, позволяет нам быстрее производить вычисления и принимать решения. Мы изобрели понятие «Я» для удобства и свалили в нём в кучу великое множество различных психических явлений и сил. Одновременно мы забыли, что оно является понятием собирательным и начали считать «Я» реальной и цельной действующей силой – душой, субъектом. Сложилась такая же нелепая ситуация, как если бы сперва человечество придумало слово «город», соединив в нем всё от лопат и домашнего скота до домов, людей и деревьев, а потом принялось верить, будто город совершает поступки и принимает решения. Говоря «город», мы произносим одно слово, но обозначаем при этом нечто разнородное и множественное. Так и произнося «Я», мы используем одно слово, но за ним стоит не единство, а столь же полицентрическое и разнородное явление, как город, который не может быть субъектом.

Вера в «Я» оказывает человеку неоценимую помощь в простых задачах жизни, но она же сдерживает наши высшие возможности, не давая пробиться за очерченные биологией ограничения развития. «Я» пустотно – и то, что сегодня можно считать подтвержденным научным фактом, Будда обнаружил две с половиной тысячи лет назад. Он обозначил это термином анатта (или анатман, если пользоваться санскритом), который дословно переводится как «не-Я», «отсутствие Я». Мы есть всё пространство нашего опыта, а не стоящий в его средоточии воображаемый человечек. Это понимание освобождает и преображает, но его ключевое значение станет ясно лишь в дальнейшем.

Принцип страдания (дуккха)

Бытие состоит из мельчайших элементов, движущихся в стремительном потоке, природа каждого из которых пуста. На этом, однако, вовсе не заканчиваются фундаментальные наблюдения, которые мы в состоянии сделать. Закинем удочку в четвёртый раз, оттолкнувшись от первоначального инсайта, и продолжим следовать его логике. Реальность непостоянна и динамична. Как невротик она не способна усидеть на месте и даже в мгновения кажущегося покоя остервенело барабанит пальцами по собственному бесконечному телу и совершает бесчисленные движения, представляющиеся несколько избыточными. Иными словами, во всём мире чувствуется неудовлетворённость, незавершенность. Вот откуда идёт эта экзальтированная суета всех и вся – от электронов и кварков до галактик. Его переполняет снедаемая жаждой сила, некая неугомонная и толкающая вперёд и в стороны воля.

Хотя подобные утверждения применительно ко всему мирозданию можно счесть не самоочевидными, про человека это можно сказать сразу и наверняка, ведь все необходимые факты имеются в нашем распоряжении. Едва ли найдется кто-то, кому потребуется более нескольких минут пристального внимания, чтобы окончательно в том увериться: каждую секунду жизни мы томимся на огне неудовлетворённости и время от времени крышка раздражённо подпрыгивает, выпуская в окружающий мир струю обжигающего пара. Мысль перескакивает с одного предмета на другой лишь потому, что ни один не удовлетворяет её вполне – до самой нашей смерти она будет пребывать в этом обречённом поиске. Любое положение тела или состояние, стоит лишь задержаться в них подольше, становятся мучительны и требуют перемены. Мы дышим, потому что нам не хватает воздуха, едим, ибо нуждаемся в пище, чешемся, потому что хотим избавиться от неприятного ощущения, творим, чтобы расширить себя вовне и ликвидировать чувство неполноты. Неудовлетворённость есть источник любого поступка от шевеления пальцем до стихосложения. Именно она заставляет нечто предпринять и предшествует действию в виде ощущаемого нами бесконечного зуда нехватки и недостачи.

С этого трагического озарения мысль Сиддхартхи пришла в движение. В своей первой проповеди он назвал его Первой благородной истиной, так как оно содержит в себе ту главную и великую проблему, решению коей посвящены все последующие размышления и методики. Будда сформулировал её следующим образом:

«Благородная истина страдания, монахи, такова: рождение есть страдание, старение есть страдание, болезнь есть страдание, смерть есть страдание, соприкосновение с неприятным есть страдание, разлучение с приятным есть страдание, не получить желаемое есть страдание – словом, цепляние за пять скандх есть страдание» (SN 56.11).

Используемый здесь и в других сутрах Палийского канона термин dukkha (дуккха) вбирает все негативные переживания от зуда неудовлетворённости, заставляющей нас действовать, до страха, сомнения, тревоги, отчаяния, физической боли и многого другого. Это означает, что страдание не есть досадное явление жизни, которое время от времени обрушивается на индивида. Оно представляет собой фундаментальную и постоянную характеристику опыта, так что каждая секунда нашего бытия наполнена им в разных формах и объемах. Болезнь, старость и смерть, невзгоды и катастрофы есть лишь легко доступная взору верхушка айсберга, чьё массивное тело уходит на километры в тёмные глубины. Даже если мы бы полностью устранили их из собственной жизни, то всё равно остались бы подвластны силе дуккха, поскольку источник её внутри, а не снаружи. По этой причине вместе с непостоянством (аникка) и пустотностью «Я» (анатта) страдание входит в три характеристики существования, классические для буддизма и упоминаемые ещё в Дхаммападе (Dhp 277-279). В традиции Махаяны к ним добавляется в качестве четвертого элемента всеобщая пустотность (шуньята), что вполне оправдано и находит опору в текстах Палийского канона.

Причина страдания

Вообразим, что внутри нас на ясном небе души весело сияет солнце и мы, радостные и воодушевленные, отправляемся на прогулку. Шаг сменяется шагом и всё будто бы прелестно, но вдруг проезжающая мимо машина обдаёт нас дождем из грязных брызг и пачкает совсем ещё новую одежду. Свет внутри незамедлительно меркнет, из налетевших грозовых туч сыплются молнии и по всему телу бежит разряд отрицательных переживаний. Произошло нечто, идущее вразрез с нашими желаниями, а потому представляющее собой угрозу. Специально обученная лимбическая система мозга оповещает об этом весь организм: она производит санкхару – автоматическую волевую реакцию отвращения, избегания, маленький укол страдания.

Непосредственный виновник поразившего нас укола – уже много раз упоминавшаяся стихия желания, называемая Буддой ta?h?, что буквально означает «жажда», «вожделение», «стремление». С одной стороны, танха генерирует постоянный негативный фон через создаваемое ощущение постоянной нехватки чего-то, неполноты и неудовлетворённости. С другой стороны, неприятное происшествие кажется нам таковым лишь в сравнении с желаемым положением вещей. Если бы мы были свободны от жажды и не предпочитали один набор обстоятельств другому, страдание лишилось бы питающей его основы. Будда, как и тысячи мыслителей до этого, не мог не заметить столь очевидное обстоятельство и сформулировал Вторую благородную истину следующим образом:

«Благородная истина причины страдания такова: его производит желание (ta?h?), которое является причиной перерождения и сопровождается страстным вожделением, его вызывает поиск новых удовольствий то здесь, то там, желание существовать или желание не существовать» (SN 56.11).

Вторая благородная истина есть совершенно верное, но всё ещё поверхностное объяснение, и заслуга Будды состоит в том, что он пошёл значительно дальше. Вернемся к истории, где нас обдало грязной водой и внутри зародилась санкхара отвращения. В этой точке началось самое важное. Автоматическая реакция, назначение которой – оповестить об опасности, не погасла, исполнив собственное предназначение. Она продолжила возникать вновь и набирать обороты. Раздражение стало расти, ум принялся пережёвывать произошедшее и омрачаться. Наша первоначальная реакция отвращения и страдание вошла в раскручивающуюся алгоритмическую петлю и из искры стала пламенем.

Здесь будет уместно привести одну из известнейших притч Будды – притчу о двух стрелах. В ней Сиддхартха говорит:

«Испытывав чувство страдания, обычный и непосвященный человек печалится и скорбит, он бьёт себя в грудь и приходит в отчаяние. Так он переживает боль как физическую, так и ментальную. Это как если бы в него сперва выпустили одну стрелу, а сразу после этого – выпустили и вторую, так чтобы он почувствовал боль от них обеих» (SN 36.6).

Врождённая неудовлетворённость человека, как и все не совпадающие с нашими желаниями обстоятельства, есть первая стрела из аллегории Будды. Она столь глубоко сидит в нашем теле, что избавиться от неё всё равно что невозможно – да и никакой необходимости в том нет. Дело в том, что почти весь объём испытываемых нами негативных эмоций порождается второй, третьей, четвертой и последующими стрелами. Первичная автоматическая реакция возмущённого желания, сама по себе крайне слабая и непродолжительная, множится и раскручивается сознанием. Она повторяется раз за разом, крепнет и раскаляется – вот что поистине мучит человека. Он нелепым образом страдает из-за того, что ему недостаточно хорошо, и его психика остервенело порет себя саму за то, что нечто пошло не по плану, без всякой пользы и смысла.

Иными словами, желание мертвой хваткой цепляется и за объекты своего притяжения, и за объекты отторжения, сжимая их до боли и посинения. Это легко можно увидеть на примере телесных ощущений. Малейшие тактильные сигналы вроде покалывания, веяний холода или тепла вызывают внутри столь же слабое, но несомненное желание продлить те, которые были приятны, и избавиться от неприятных. Мы мгновенно ухватываемся за приятные для нас состояния: и не хотим, чтобы они ушли, и боимся, что они уйдут. При возникновении неприятных переживаний мы мгновенно обнаруживаем в себе цепляние и влечение к состоянию, в котором их не было или не будет.

Чем больше в нас эта склонность, чем сильнее хватка, тем на более плачевные последствия это обрекает, причем происходит это всё с логической неизбежностью. Фундаментальная природа мироздания, как мы помним, состоит в пустотности и непостоянстве. Всё течёт и меняется, за рождением следует гибель, а многое в жизни остаётся неопределённым и непредсказуемым. Предпринимаемые человеком лихорадочные попытки уцепиться за то, что непостоянно и удержать в руках ветер, не могут не порождать страдание.

Будда обозначал цепляние и привязанность термином up?d?na, смысл которого можно очертить ещё строже. Цепляние есть порождаемое желанием и ведущее к страданию избыточное повторение направленных на тот или иной объект автоматических реакций отвращения или влечения – санкхар. Упадана – это когда нас окатило грязной водой и мы, оценив ситуацию и испытав укол досады от столь малого, что он даже не ощущается, до мучительного, вцепляемся в произошедшее и генерируем всё новые и всё более сильные санкхары. Мы начинаем злиться, негодовать, возмущаться, пока спустя некоторое время омрачённость не отступает. А затем очередная вещь в жизни происходит не по плану. Так мы проводим день за днём и год за годом в ядовитых клубах вышедших из-под контроля автоматических реакций. Именно цепляние лишает нас покоя, затмевает рассудок и распаляет негативные эмоции, делая из крошечных угольков недовольства или физической боли жаркое адское пламя.

Карма и сансара

Повторяющиеся волевые реакции не просто формируют климат человеческой психики, но лежат в основе структуры индивидуального существования. Самые слабые из них подобны черточкам и исчезают вскоре после того, как появились. Другие же напоминают глубокие борозды или каналы, по которым постоянным бурным потоком течёт жизненная энергия.

Во всяком прожитом дне на передний план выходит одно или изредка несколько главных желаний и привязанностей – они определяют собой его характер и позволяют ответить на вопрос, чем именно он был. В масштабе месяца или года мы тоже с легкостью обнаруживаем сильные и ключевые для их хода стремления. Это уже не блеклые и легко стирающиеся со временем штрихи, продержавшиеся лишь сутки, а отчётливые борозды в узоре нашей жизни. Санкхары столь долго были в цикле самоповторения, что глубоко отпечатались на бумаге и составляют теперь саму сущность этих периодов. Наконец, на отрезке многих лет и всей жизни мы с легкостью прослеживаем мощные силовые линии влечения и отторжения, проходящие сквозь толщу времён. Это то, из чего создаётся рисунок нашей жизни, её главные контуры и образуемое ими изображение. Можно с большой точностью ответить на вопрос об устройстве личности и о характере прожитой тем или иным человеком жизни, исследуя то, к чему он стремился дольше всего, изучая вещи, за которые прочнее всего цеплялась его воля.

Возникают же эти формирующие нас стремления следующим образом. Когда в психике по итогам восприятия и чувства возникает санкхара, при достаточной силе она порождает действие по стремлению или избеганию – то, что называется kamma на языке пали или karma на санскрите. Основное значение слова карма – это любой рожденный из автоматической волевой реакции поступок с точки зрения тех последствий, которые он производит в будущем, в первую очередь с точки зрения последствий для нашей жизни.

Во-вторых, карма – это накопленная сумма последствий от поступков, совершенных в прошлом, вернее – суммарная сила энергетического заряда этих поступков. Каждое наше действие, вызванное санкхарой, влияет на будущее. Являясь причиной, оно непременно образует следствие. Если в основании поступка, учил Будда, лежала мощная волевая реакция, при этом не важно, на что именно направленная, то оно передаёт сильный энергетической заряд. Образуется много кармы и возникают сильные санкхары, то есть сильные новые влечения, которые приводят в движение новые поступки.

Когда человек умирает, создаваемая им причинно-следственная цепочка событий, разумеется, не исчезает. Она продолжает жить дальше через плоды его действий. Более того, Будда настаивал, что после смерти индивидуального сознания накопленный им волевой энергетический заряд, созданная им карма приводит к рождению нового сознания впоследствии. Происходит перерождение, по итогам которого сила санкхар умершего остаётся в мире и продолжает существовать в новом сознании. Принципиально важно здесь понимать, что никакое «Я» или «душа» не перерождаются после смерти, согласно учению Будды. Новое сознание, которое возникнет, не имеет никакого отношения к личности умершего (у которого, между прочим, не было «Я» и «души» даже при жизни в соответствии с принципом анатта). Новое сознание просто получило причинно-следственную эстафету из прошлого и обладает примерно тем же энергетическим зарядом цепляния.

Будда много раз критиковал учение о личном перерождении и в одной из сутр, полностью посвященной развенчанию этой нелепой веры, приводит следующий пример:

«Из коровы, Читта, получается молоко, из молока – творог, из творога – масло, из масла – топлёное масло, а из топленого масла – сливочная пенка. Но когда у нас молоко, мы не называем его творогом или маслом, или сливочной пенкой. И когда у нас творог или масло, или сливочная пенка, они не обозначаются никаким из других имён. Точно так же, Читта, в каждый отдельный момент времени только настоящее состояние существования реально, но не прошлое и не будущее» (DN 9).

Чтобы разобраться со смыслом всей сутры в целом и этой аналогии в частности, её нужно ещё немного развернуть. Когда из травы получается молоко, нет никакой «души» или «Я», которое бы перекочевало сначала из травы в молоко, а затем в масло и, наконец, в наше тело. Просто трава как явление, проходя через цикл трансформаций, передаёт причинно-следственное наследие далее по цепи, как и всё остальное в мире. Будда учил, что не существует никакого перерождения личности в смысле наивной веры индуизма в трансмиграцию душ. Просто умерший, чьи поступки черпали силу из энергетического заряда носителей воли в прошлом, передал этот заряд в будущее. Из этой кармы родилось новое сознание с санкхарами, соответствующими по силе цепляния тем санкхарам и карме, что были у покойного. Природа кармы и санкхары одинакова в том, что оба термина обозначают совокупность следствий. Однако санкхара есть более узкое по смыслу понятие, ибо представляет собой именно автоматическую волевую реакцию и связанный с ней психический отпечаток, созданные волевыми реакциями прошлого, в то время как карма есть любое событие, вызванное таковыми реакциями.

Без санкхар не было бы причин для новых поступков, не возникали бы остальные четыре скандхи: новые ощущения, осознания, восприятия и чувства. Без них не было бы новых рождений, а всякое новое рождение сознательного существа в буддизме нежелательно. Одновременно, являясь актами влечения или отторжения, санкхары неизбежно порождают страдание в бесконечном и бессмысленном цикле.

Наш мир, подчинённый столь зловещей логике обусловливания, называется в буддизме сансарой (sa?s?ra). Этот термин, общий для практически всех учений Индии, переводится как блуждание, движение по кругу. Будда понял, что страдание можно остановить только одним способом – разбить колесо сансары. Для этого требуется сперва уменьшить, а потом свести на нет автоматические волевые реакции, что уменьшит объём кармы. Карму нужно не чистить, вопреки расхожему выражению, а именно уменьшать. Строго говоря, не существует никакой хорошей или плохой кармы, как и хорошей или плохой санкхары – и чистить там просто нечего. Они измеряются лишь силой заряда. Если кармы много и санкхары сильные, это плохо. Если кармы мало и санкхары слабые, это хорошо, ибо их способность приводить к страданию таким образом угасает.

Будда сделал неизбежный и неутешительный вывод из сложившейся картины: личное освобождение от страданий и полное уничтожение одной-единственной цепочки кармы колесо сансары не остановит. Сознания продолжат возникать под давлением чужих кармических зарядов – и демоническое вращение колеса продолжится. Полное и истинное освобождение требует спасения от страдания всех живых существ и затухания их кармических зарядов. Поняв это, Будда принялся проповедовать своё учение и, вероятно, в его уме звучали эти сильные строки из Дхаммапады:

«Сквозь бесчисленные рождения в колесе сансары я блуждал, ища, но не находя строителя этого дома. Печально это быть рождённым снова и снова. О, строитель этого дома. Я увидел тебя. Тебе больше не возвести его вновь. Все брусья сломаны. Гребень крыши лежит в щепках. Мой ум освободился от обусловленности. Достигнут конец желания» (Dhp 153-154).

Хотя буддистские философы в разговоре с мирянами часто ловко обходят этот момент, юлят и дают прямой ответ лишь под давлением, будто бы неохотно, мы не будем сглаживать углы, даже рискуя шокировать читателя. Конечная цель буддизма, неоднократно провозглашенная самим Буддой, такова: полное и окончательное уничтожение всех индивидуальных носителей сознания равное их освобождению от страдания. Это и значит остановить колесо сансары. Более того, это даже не является спорным утверждением, и всё, что требуется для понимания названного момента – умение проследить логику его мысли и хотя бы поверхностно знать базовые тексты. То, что именно представляет собой такое гашение сознаний и совокупного кармического заряда, в чём состоит предложенный Сиддхартхой метод как личной, так и всеобщей трансформации, мы разберем в третьей части.


Источник: m.vk.com

Комментарии: