Перспективы человека в эпоху глобальной эволюционной сингулярности: трансгуманизм versus биоэтика?

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


Перспективы человека в эпоху глобальной эволюционной сингулярности: трансгуманизм versus биоэтика?

Выражение «эволюция, управляемая человеком» введено в научную лексику Николаем Вавиловым («Селекция представляет собой эволюцию, направляемую волей человека» [1]). Чарльз Дарвин устранил Творца из объяснения эволюции, показал, что естественный процесс может вести к тем же самым результатам, что и творческая, созидательная деятельность. Мысль Вавилова идет в обратном направлении — от естественного к искусственному: Человек принимает на себя обязанности Бога-Творца, берет на себя ответственность за судьбу Вселенной. «Человечество — это эволюция, осознавшая самое себя», — выразился когда то Джулиан Хаксли, потомок соратника Чарльз Дарвин и продолжатель их интеллектуальной традиции (Цит. по: [2]). Теперь приходится добавить — эволюция, вставшая перед выбором, «Куда идти?»

«И сказал Господь: Вот Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не стал жить вечно».

Бытие,  3, 22

«Ученый-философ не должен смотреть на современную человеческую природу как на нечто незыблемое, а должен стремиться изменить ее ко благу людей. Мы вправе составить себе идеал человеческой природы, к которому человеку следовало бы стремиться»

Илья Мечников, 1907 год

«Совершенно ошибочен  взгляд  прагматизма,  что  истина  есть полезное для жизни. Истина может быть вредна для устройства обыденной жизни».

Николай Бердяев.

В ряду авторов идеи управляемой  эволюции необходимо упомянуть рядом с Николаем Вавиловым только что процитированного джулиана Хаксли, Джона Холдейна и еще целый ряд ученых и философов, высказывавших сходные мысли. Однако именно Вавилов наиболее четко сформулировал суть происходящих изменений в мировоззрении и целях практической деятельности человечества.

Российский генетик говорил о селекции — создании новых сортов сельскохозяйственных растений и пород домашних животных. Селекция в то время  основывалась на использовании различных приемов создания новых комбинаций наследственных признаков — гибридизации, мутагенезе и отборе. Возникновение новых комбинаций оставалось процессом неуправляемым, случайным с точки зрения преследуемых селекционером целей. Как уже указывалось, технологическая неэффективность евгенических программ сочеталось с этическими дилеммами и социополитическими конфликтами.

Тем не менее, перспективы технологизации эволюционного процесса было осознано многими естествоиспытателями и гуманитариями. И даже более, то же самое можно сказать о близящемся наступлении эры телесного самоконструирования человека разумного. Еще в начале ХХ века, другой великий славянский мыслитель и ученый — Илья Мечников писал о неизбежности перехода человека к рациональному управлению собственной биологической природой: «Человеческая природа, должна быть видоизменена сообразно определенному идеалу. Садовник или скотовод не останавливаются перед данной природой занимающих их растений или животных но видоизменяет их сообразно надобности. Точно так же и ученый философ не должен смотреть на современную человеческую природу как на нечто незыблемое, а должен стремиться изменить ее ко благу людей» [3. с. 269-270]. Биологу вторил представитель гуманитарного знания — психолог Л.С.Выготский (1927 г.): «Когда говорят о переплавке человека, как о несомненной черте нового человечества, и об искусственном создании нового биологического типа, то это будет единственный и первый вид в биологии, который создаст себя сам» [4]. Это высказывание тем более показательно, что, как справедливо замечает В.М.Розин [5], Л.С.Выготского трудно отнести к сторонникам биологического редукционизма в психологии.

Но тогда еще контуры превращения телесности и сознания человека в объект инженерно-конструкторских разработок и технологических манипуляций воспринимались как философская, метафизическая проблема.

Рождение генетической инженерии в корне изменило ситуацию. Теперь мы располагаем мощным, хорошо разработанным и относительно доступным набором "инструментов" конструирования организмов с заранее запланированным набором наследственных, в том числе и неизвестных ранее признаков. Рутинными процедурами стали:

1.   выделение из клетки отдельных генов, хромосом или их фрагментов, целых клеточных ядер;

2.   синтез генов вне организма;

3.   молекулярное клонирование — копирование и размножение выделенных или синтезированных генетических структур

4.   целенаправленную перестройку выделенных генетических структур;

5.   трансгеноз — перенос и интеграция генов и их структурных элементов в геном (набор генов, обеспечивающих нормальную жизнь и размножение) иного организма;

6.   соматическая гибридизация — объединение и согласование работы нескольких геномов, принадлежащих разным организмам в одной клетке, минуя обычный половой процесс.

Сейчас уже обозначились основные технологические схемы использования этого «инструментария», перспективы и сферы их применения:

1.   создание организмов с модифицированным геномом; т.е. имеющих набор генов, отсутствующий у любого реально существующего биологического вида. (Например, сортов картофеля, в геном которого введены гены «тюрингенской бациллы», определяющей синтез токсина, смертельного для насекомых и других членистоногих, но безвредного для позвоночных животных и человека. Такие сорта не поражаются колорадским жуком.)

2.   Генотерапия — лечение наследственных болезней с помощью введения нормальных генов в клетки носителей генов наследственных болезней

3.   Генодиагностика (генетические тесты) — методы диагностики наследственной патологии, наследственной предрасположенности к определенным заболеваниям, генетически обусловленной реакции организма на конкретные лекарственные препараты и т.п., а также выявление носителей соответствующих генов,  основанные на исследовании молекулярной структуры генома пациента. В расширенном толковании  — методы обнаружения носителей любых генов, генотипов, наследственных признаков и т.п.

4.   Генетическая дактилоскопия — использование тех же методов с целью генетической идентификации личности;

5.   Клонирование целого организма и его отдельных органов, т.е.получение клона ѕ совокупности генетически идентичных клеток или особей, происходящих от общего предка путем бесполого размножения.

(Сразу заметим, существует заметная разница между строгим научным смыслом этих терминов и повседневным их употреблением. Например, генотерапией в средствах массовой информации, юридических и политических документах зачастую именуют любую целенаправленную перестройку генома человека (в частности, введение генов фотосинтеза);  клонированием -воссоздание конкретной особи с использованием генетической информации молекул ДНК, выделенной из живых организмов или их останков, и прочее, и прочее, и прочее).

Скорость создания новых, генетически модифицированных организмов возросла в десятки раз. Самым радикальным образом были ликвидированы видовые репродуктивные барьеры. Для генетических технологий не существует по оценкам экспертов никаких принципиальных теоретических ограничений в конструировании любых мыслимых комбинаций наследственных признаков новых, искусственно выведенных организмов. Новые технологии схемы оказались в значительно большей степени согласуемы с этическими, культурными и психологическими установками, составляющими «символ веры» Западной цивилизации. Согласитесь, одно дело говорить о «рациональном подборе» родительских пар, совсем другое -об инъекции генов интеллекта в клетки новорожденного.

А, значит, вопрос о будущем биологического вида Homo sapiens (человек разумный) переходит из сферы философских рассуждений и научной фантастики в сферу практической этики и политики [6-8].

Отметим, что содержание термина  не исчерпывается и не сводится к целенаправленному вмешательству в геном человека и геномы других организмов. Во-первых, человек не просто стал технически способен создавать любые живые организмы, но и конструировать искусственные и естественные самовоспроизводящиеся экологические системы — геобиоценозы.  Во-вторых, о чем будет сказано ниже и о чем говорил Л.С.Выготский, «переплавка человека» означает не только и не столько изменение его наследственности, сколько реконструкцию его психики — управление сознанием.

Красивая метафора Николая Вавилова — одного из прозвестников новой эпохи — на наших глазах превращается из научного прогноза в реалии глобализирующегося мира. Этот переход коренным образом изменяет не только идеологические, философские и мифологические стереотипы и догмы, радикальным трансформациям подлежит сам способ бытия человечества, его стратегия выживания. От принимаемых отдельными странами и международными организациями биополитических решений в ближайшее время станет зависимым эволюционное будущее человека и биосферы. Именно поэтому во введении в это исследование современные технологии реализации биовласти названы технологиями управляемой эволюции.

Информационное общество и технологии управляемой эволюции

Нынешнюю фазу эволюции техногенной (технологической, Западной) цивилизации —  результат длившейся весь ХХ век научно-технической революции  — принято называть не только «обществом риска» (У.Бек, М.Дуглас и А.Вилдавски), но и «информационным обществом» (Ю.Хаяши, Д.Белл). Эти названия фиксируют три основных и взаимосвязанных признака ситуации, которая определяет образ жизни и перспективы будущей истории человечества, по крайней мере, — на ближайшие десятилетия:

  • информационный характер современных "высоких" технологий;
  • усложнение среды обитания человека разумного, где нарастают кризисные явления и возникают новые источники опасности для его существования, благополучия и здоровья;
  • качественные трансформации природы социального риска, обусловленного развитием науки и технологии, который теперь способен поставить под вопрос само существование или же сохранение идентичности человеческой цивилизации (экзистенциальный риск [9]).

Начнем с так называемой информационной революции (на рубеже 1980-1990 гг.). Обыденное понимание информации делает ее синонимом знаний, сведений известий. Но со времени публикаций пионерских работ Клода Шеннона конца 1940-х гг. утверждается другое понимание, которое, делает информацию фундаментальной категорией описания реальности — наряду с материей и энергией. Информацией обозначают свойство объектов, состоящее в том, что изменения структуры одного объекта (источника информации) порождают соответствующие изменения структуры другого объекта (приемника), причем характер таких изменений не зависит непосредственно от природы материальной связи между объектами.

Если воспользоваться приведенным выше определением, к информационным технологиям следует отнести любые способы реконструкции объектов реальности, основанные на изменении содержащейся в них информации. Итак, информационные технологии помимо собственно программного компьютерного обеспечения, включают в себя генетическую инженерию и биоинформатику, психосоматическое программирование и прочие способы управления сознанием и т.д. и т.п.

Объектами информационных технологий   являются так называемые сложные неравновесные самовоспроизводящиеся системы. Такие системы, к которым относятся живые организмы, общество, культура, ментальность, а теперь и технические системы, несут информационную программу собственного «расширенного воспроизводства». Такую самокопирующуся (реплицирующуюся) программу в эволюционной теории в последнее время называют репликатором. Иными словами, закодированная в репликаторах информация не безразлична с точки зрения их стабильности и способности к самовоспроизводству. Адаптивная информация существенным образом увеличивает шансы ее носителей на выживание и распространение в сравнении с «конкурентами». Таким путем в анализ поведения открытых самовоспроизводящихся систем с необходимостью оказывается вовлеченной категория естественного отбора — запоминание и размножение случайно возникшей комбинации символов, оказавшейся удачной в рамках некоей системы критериев.

Очевидно, функция отбора в эволюции заключается в создании адекватных (т.е. взаимно-рефлексивных) отношений между содержащейся в эволюционирующей системе самовоспроизводящейся информацией, и параметрами внешней среды. С такой точки зрения эволюция (точнее коэволюция) может рассматриваться как рефлексия эволюционирующей системой условий среды обитания. В частности, это означает, что в генах любого живого организма закодирована информация, воспроизводящая природные условия, в которых жили его предки. Равным образом особенности духовной и материальной культуры любой социальной общности есть источник информации о ее истории — природной среде, социокультурном и геополитическом окружении, природных и социальных потрясениях и т.д. и т.п. К этой эвристически продуктивной аналогии мы вернемся несколько ниже.

Материальные носители, способы записи (код), воспроизводства и реализации информации могут быть различными. В живых организмах носителем информации выступают молекулы нуклеиновых кислот (генетический код). В процессе эволюции человека жизненно важная информация стала кодироваться с помощью языка и передаваться от поколения к поколению путем воспитания и обучения (социокультурный код). Позднее появляются технологии письменности, книгопечатания, компьютерного программирования  и.п. Таким образом, эволюция живых организмов и эволюция культуры имеют нечто общее. И в том, и в другом случае эволюция  — есть процесс изменения информации, обеспечивающей собственное воспроизводство и воспроизводство материальных носителей информации. Если в распоряжении людей появилась новая информация, которая существенно повышает их шансы на выживание и продолжение рода, то, используя ее, они могут иметь более многочисленное потомство, которому и передадут свое знание. Распространение информации в этом случае не ограничено биологическим размножением, что и объясняет на порядок более высокие темпы культурной эволюции. «Культурная эволюция — процесс гораздо более быстрый, чем биологическая эволюция. Один из ее аспектов — глубоко заложенная в человеке (и странным образом — ламаркистская) способность к культурной эволюции путем передачи от одного поколения к другому накопленной информации, в том числе моральных (и аморальных!) критериев оценок» — писал известный американский эволюционист Эрнст Майр.

Утрата или изначальное отсутствие адаптивного значения не ведет с необходимостью к утрате соответствующего массива информации. Как результат — скорость накопления информации обгоняет темпы эволюционных изменений, т.е. скорость накопления адаптивной информации. Эту закономерность можно, по всей видимости, считать общей для всех форм и всех уровней эволюционного процесса от молекулярно-генетического (структура генома) до социокультурного и технологического.

В биологической эволюции это проявляется и в накоплении в геноме не имеющей кодирующей функции избыточной (молчащей, эгоистической и т.п.) ДНК [10], и в постепенном накоплении нейтральных с точки зрения приспособленности мутаций в популяциях организмов (так называемая недарвиновская эволюция [11]). В психофизиологии давно известно, что сложность нейронных сетей коры головного мозга человека значительно выше необходимого для нормального функционирования сознания. И, наконец, в соответствии с так называемым «законом Мура» период удвоения количества циркулирующей в современном обществе информации составляет 1,5-3 года, причем, как ясно из предыдущего, отнюдь не вся она является адаптивной, или попросту —  полезной для ее носителя.

Отсюда следует важнейший вывод и для теории познания, и для теории культуры. Каждый из нас все в меньшей мере оперирует информацией, получаемой в результате непосредственного взаимодействия с физическим миром, и во все большей степени — имеет дело с информацией, получаемой в результате общения с другими людьми.

Интеллектуально-информационные ресурсы становятся для производства и экономической деятельности, не менее важными, по крайней мере, чем ресурсы материальные и энергетические. Современная экономическая система превращается в экономику знаний.

Для эволюции сознания последствия оказываются еще более значительными. Сознание (индивидуальное и коллективное) интегрируется в своеобразное информационное облако, соединяющее и разъединяющее его с реальностью. Эта вторичная, полученная от  других лиц информация, в результате становится инструментом формирования и манипулирования сознанием (психосоматического программирования). Нас все меньше убеждают с помощью логических аргументов, нам все в большей степени внушают определенные поведенческие стереотипы. На этом основываются социальные — политические и рекламные — технологии.

На другом полюсе функциональных и причинных связей культурогенеза с иными формами эволюционного процесса возникают генные технологии, назначение которых — преодоление дисгармонии биологической эволюции и социально-экологических условий существования человека.

Расхождение между социокультурным и биологическим векторами антропогенеза в настоящее время не стало меньше по сравнению с началом ХХ века, когда оно было диагностировано Ильей Мечниковым. Генно-культурная коадаптация достигается за счет коадаптации геннокультурной. Результатом этого становится, что границы приспособительно-эволюционной пластичности человека все в большей мере ограничиваются его генетической программой. Последняя становится одним из основных источников социального риска. Автор научно-художественной книги «Апгрейд обезьяны» А.П. Никонов [12, C. 127] в присущей ему несколько эпатажной манере заявляет: «Зверь внутри нас еще не приручен окончательно. Однако сегодня техногенной цивилизацией накоплены слишком большие энергоресурсы и инструментальная мощь, которую опасно доверять «недоприрученному». Значит, зверь должен быть либо убит, либо приручен. Возможно, реализуются оба варианта».

Итак, если принципиально возможен  выход из ясно обозначивщегося цивилизационного кризиса, то он будет осуществлен по одному из трех сценариев:

I.    «убийство зверя», т.е. уничтожение биологической составляющей биосоциальной природы человека как носителя Разума.

II.«приручение», т.е. модификация генетической программы, детерминрующей поведенческие модусы, т.е. ее подчинения требованиям современной социотехнической среды обитания.

III. коадаптация био-, социо- и техногенеза, составной частью которых является изменение многомерного пространства эволюционных направлений дальнейшего развития Ноосферы в целом.

Несмотря на неакадемический стиль приведенного выше высказывания, его автор четко диагностирует одну из необходимых черт последнего варианта — возрастание терпимости не только к социокультурному, но и биологическому многообразию. Более того, толерантность и стабилизация подобного разнообразия становится одним из необходимых условий устойчивого развития человечества (корни такого взгляда восходят, очевидно, еще к идеям Ф.Добржанского).

Однако в любом случае оказывается необходимым наличие многокомпонентной системы саморегуляции и саморазвития цивилизации:

  • фундаментальной науки (1) как предпосылки разрабатываемых
  • технологических концепций (2), использование которых контролируется  посредством
  • структур осуществления биовласти (3) и
  • устранения социально-экологического риска (4) на основе рациональной
  • методологии принятия биополитических решений (5).

Культовый американский публицист и философ Фукуяма в книге с симптоматичным заглавием «Наше постчеловеческое будущее» уверенно заявил, что самая существенная угроза существованию человечества заключается в разработке эффективных технологий осуществления биовласти: «Агитпроп, трудовые лагеря, перевоспитание, фрейдизм, выработка рефлексов в раннем детстве, бихевиоризм — ни один из этих методов не опирался на знание нейронной структуры или биохимической основы мозга, ни у кого не было понимания генетических источников поведения, а если и было, то его нельзя было применить для воздействия на них». И еще: «Природа человека формирует и ограничивает возможные виды политических режимов, так что если какая-либо технология окажется достаточно могущественной, чтобы переформировать нас, то это будет, видимо, иметь пагубные последствия и для либеральной демократии, и для природы самой политики» [6] (необходимо добавить — евгеника и расовая гигиена).

До возникновения генетической инженерии связующим звеном между биологической эволюцией и технологическим прогрессом выступала материальная и духовная культура.

Технологические новации изменяли образ жизни и, в той или иной форме влияли на течение биологических процессов. Хрестоматийный пример: создание технологий орошаемого земледелия сначала создало благоприятные условия для размножения малярийного комара, а затем, — к распространению серповидноклеточной анемии.

С изобретением методов генетической инженерии появляется и чем далее, тем более усиливается тенденция технологизации генетико-биологической эволюции. Вся система становится замкнутой и приобретает крайне неустойчивую конфигурацию

Технология делает нашу генетическую конституцию и содержание нашего сознания предметом рационалистического контроля и управления. Результат развития обоих видов информационных технологий оказывается единым: технологии манипулирования сознанием (изменения социокультурного кода) и технологии изменения генетического кода являются одновременно технологиями управляемой эволюции.

Второе их название — HI-HUME технологии (по аналогии с HI-TECH технологиями). Объектом HI-TECH технологий является внешний мир, Макрокосм, предметом HI-HUME технологий — в конечном итоге сам субъект, Микрокосм.

В настоящее время HI-HUME технологии представлены уже не отдельными модификациями технологических схем, представляющих собой реализацию 2-3 базисных теоретических парадигм. В настоящее время они носят системный характер и затрагивают все сферы психосоматического бытия человека. Ф.Фукуяма выделил четыре сферы, где уде сейчас возможно широкомасштабное манипулирование человеческой природой [6, c. 3-7]. С определенными уточнениями их можно обозначить следующим образом:

  • нейрофизиология и эволюционная психология человека;
  • нейрофармакология  и техника модификации эмоций и поведения человека; 
  • геронтология и разработка технологий продления индивидуальной человеческой жизни;
  • генная инженерия.

С другой стороны, содержания термина технологиями управляемой эволюции оказывается шире, чем HI-HUME технологии, поскольку они включают в себя эволюцию систем, существование не обязательно подразумевает наличие человека в качестве носителя адаптивной информации.

  • Компьютерная техника и программирование, в частности, самопрограмирующиеся компьютерные системы (искусственный интеллект).
  • Робототехника.
  • Киборгизация  — имплантация технических устройств в живые организмы, расширяющая интеллектуальные и физические возможности последних.
  • Нанотехнологии — технологические схемы, предусматривающие возможность создание так называемого «ассемблера» [13] познающего и позиционирующего в пространстве химически активные структуры вплоть до отдельных атомов и их группировок. Концептуальные поля генетической инженерии, киборгизации и нанотехнологии перекрываются по крайней мере, частично. Все они решают сходные технические задачи принципиально сходными методами применительно к объектам различной природы[1].

Сама потенциальная возможность создания подобного рода технических средств многократно увеличивает степень социального риска, порождаемого развитием науки и технологии. Изменение генетической основы носителей разумной жизни означало бы радикальный разрыв существующей культурной традиции, разрушение существующего социокультурного кода. человека. «Академичность»  приведенной формулировки скрывает ее ярко эмоционально окрашенный этический смысл. По сути, последствия актуализации именно этого сценария будущей эволюции человечества будут равносильны генно-культурной катастрофе. Кажется, Фридриху Шиллеру принадлежит афоризм «Любовь и Голод правят миром». Если добавить сюда еще Власть, то мы действительно получим три мотива, комбинации которых исчерпывают все многообразие сюжетов художественной литературы. Наше мировосприятие и мировоззрение, способы познания мира изначально были канализированы (но не предопределены!) предшествующей биологической эволюцией. Тем более это касается перевода разумной жизни на иной — небиологический носитель.

Управляемая эволюция как фактор трансформации менталитета современной цивилизации

В течение последних десятилетий идея изменения человеческой природы — целенаправленного или спонтанного превратилась из некоей маргинальной концепции, вызывающей достаточно жесткое неприятие и отторжение со стороны гуманистической философии Запада в один из доминирующих мотивов развития современной ментальности. Очевидно, своеобразным предтечей ее оказался Фридрих Ницше с его верой в необходимость преодоления дисгармонии между социокультурной и биологической составляющей человеческой природы. Предсказываемое им эволюционное решение этой дилеммы — преодоление культуры с позиций современности выглядит антигуманным и крайне опасным. Но, как выяснилось, альтернатива — «подтягивание» (а затем и «преодоление») нашей биологии посредством современных технологий к новым техносоциальным реалиям бытия Разума оказывается столь же тревожным. Выше уже упоминалось о жестко негативном восприятии общественным мнением Запада в конце ХХ столетия книги П.Слотердийка, посвященной именно этой эволюционной перспективе Homo sapiens. Но спустя всего несколько лет к этой же теме обращаются вполне респектабельные и либерально-гуманистически ориентированные мыслители, к числу которых относятся Фукуяма и Хабермас. Стиль этих книг далек от эпатажа — это академически бесстрастный философский и социологический анализ. И реакция на их произведения уже принципиально иная — идея неизбежности коренных преобразований человеческой природы постепенно внедряется в ментальность современного человека.

Даже более того, эта идея постепенно пролиферирует в ткань гуманистического мировоззрения — основную несущую конструкцию, направляющую развитие Западной цивилизации в течение последних двух столетий. Приходится говорить  не о модификации, а о качественном преобразовании основных постулатов «Проекта Просвещения», качественном изменении содержания категорий, человек, гуманизм, рациональность и проч. Концепт трансгуманизма Дж.Хаксли с возникновением технологий управляемой эволюции перестает быть отдаленным, граничащим с утопией предвидением и получает практическое измерение.

В 1998 году была основана Всемирная Трансгуманистическая Ассоциация. По утверждению одного из ее основателей, Ника Бострома суть новой концепции сводится к следующему: «Трансгуманизмом в широком смысле слова называют движение,  развивающееся в течение последних двух десятилетий, которое можно определить как междисциплинарный подход к объяснению и оценке возможностей для усиления человеческих способностей и самого человеческого организма, открывающихся в результате технологического прогресса. Сюда включаются радикальное улучшение состояния здоровья, искоренение болезней, устранение неоправданных страданий и увеличение интеллектуальных, физических и эмоциональных возможностей человека. Другие темы, разрабатываемые  трансгуманизмом, включают в себя колонизацию космического пространства, создание машин, обладающих искусственным интеллектом, и иные потенциальные усовершенствования, которые способствовали бы прогрессирующему улучшению человеческих способностей». Трансгуманизм видится ему как дальнейшее развитие и усовершенствование гуманистической концепции в новой исторической ситуации: «Трансгуманизм можно описать как продолжение гуманизма, от которого он частично и происходит. Гуманисты верят, суть людей в том, что лишь отдельные личности имеют значение. Мы можем не быть идеальными, но мы можем улучшить положение вещей и содействовать рациональному мышлению, свободе, терпимости и демократии. Трансгуманисты согласны с этим, но они также придают особую важность тому, кем мы потенциально можем стать. Мы не только можем использовать разумные способы улучшения положения человека и окружающего мира; мы также можем использовать их, чтобы улучшить себя, человеческий организм. И доступные нам методы не ограничены теми, которые обычно предлагает гуманизм, такими как образование. Мы можем использовать технологические способы, которые в итоге позволят нам выйти за пределы того, что большинство считает человеческим»[14]. Фукуяма в своем интервью редакции журнала «Foreign Policy», на наш взгляд дал значительно более конкретное, критическое и ясное определение понятию трансгуманизм и целям нового движения: «Не более и не менее, как освобождение человеческой расы от биологических оков»[2].

Действительно ключевыми категориями трансгуманизма являются постчеловек (posthuman) — потомок человека, модифицированный до такой степени, что уже не является человеком и трансчеловек (transhuman) — «потенциальный шаг» на пути эволюции в постчеловека отличающийся от современных людей такими признаками «как улучшение тела имплантантами, бесполость, искусственное размножение и распределенную индивидуальность»[3]. Добавим, что среди технологий, обеспечивающих переход разумной жизни в постчеловеческую эру наряду со вполне реалистичными (перечисленными выше) упоминаются и такие:

  • экономика изобилия — отсутствия дефицита ресурсов, связанная с развитием нанотехнологий;
  • парадайз-инжиниринг — удовлетворение всех потребностей человека, в том числе, потребности в неограниченном развитии, возможность перестройки человеческого разума и экосистемы (рая на Земле).
  • загрузка - перенос человеческой личности из мозга в компьютер.

Таким образом, формирующаяся в ментальности установка и соответствующая ей философско-мировоззренческая доктрина трансгуманизма явно имеет отличительные признаки утопической мифологемы, связанной генетической связью с особенностями катастрофического сознания и идеологической установкой технологического детерминизма. (Вообще говоря, это отнюдь не исключает наличия в ней эвристически продуктивных рационалистических теоретико-логических конструктов).

С нашей точки зрения рационализация течения глобального эволюционного процесса (включая сюда самоконструирование психосоматического бытия самого субъекта такого вмешательства) является неизбежным. Однако спонтанное развитие HI-HUME-технологий, не сопровождаемое рациональным социальным и политическим контролем, выглядит столь же нежелательным, как и социально обусловленный отказ от их разработки. Обе альтернативы достаточно быстро привели к углублению кризиса, неконтролируемому производству социальных рисков и полному коллапсу техногенной цивилизации. Действительной  биополитической проблемой эры технологии управляемой эволюции есть разработка идеологии сохранения и баланса в новых эволюционных реалиях человеческой идентичности и адаптивной пластичности. Решение этой задачи подразумевает развитие достаточно мощной системы коадаптаций между биологической, социокультурной и технологической составляющими эволюции человечества. Ниже мы постараемся нарисовать общий эскиз своего видения этой проблемы, основанного на методике коэволюционного подхода.

Генно-культурная и технокультурная коэволюция в зоне эволюционной сингулярности

С момента создания технологий управляемой эволюции человечество встанет перед новой точкой эволюционной бифуркации. Последствия ее достигают такого масштаба, что требуют особого термина, более точно отражающего суть происходящего перелома. По нашему мнению в качестве такого термина можно использовать эволюционную сингулярность, понимая под ней коренное изменение господствующей формы и механизмов глобально-эволюционного процесса. (Это словообразование уже встречается в философской и футурологической литературе применительно к возможной смене носителя разумной жизни). До настоящего времени можно насчитать по крайней мере, три таких точки. После каждой из них скорость эволюционных трансформаций возрастала в 10-100 раз.

I.    Большой Взрыв — начало космологической эволюции Вселенной (приблизительно 14 млрд лет назад);

II.Биогенез — возникновение самореплицирующихся макромолекул нуклеиновых кислот. Ведущий механизм эволюции — естественный отбор «наиболее приспособленных» репликаторов. Основная форма передачи информации — биологическая наследственность (приблизительно 3,8-4 млрд лет назад);

III.Антропогенез — возникновение человека. Ведущий механизм эволюции путем культурных и технологических инноваций (несколько млн лет назад).

IV.Трансгуманизация. Очередная эволюционная сингулярность (если она произойдет), как было показано в предыдущих разделах означает переход к новой форме эволюционных изменений, в основе которых — целенаправленное самоконструирование материального носителя интеллекта. В уравнении глобальной эволюции биосоциальная природа человека перестает быть константой.

В соответствии с трактовкой известного украинского генетика акад. В.А.Кордюма на завершающих стадиях антропогенеза — его трансформации из биологической формы эволюции в социально-культурную возникает временной разрыв, когда стабильность биосферы уже близка к минимуму, а ноосферные (социокультурные) механизмы саморегуляции еще не могут обеспечить достаточный уровень стабильности. Глобальный  экологический кризис грозит перейти в фазу глобального кризиса человеческой цивилизации — Первый Ноосферный кризис [15]. Как некий зародыш новых систем саморегуляции научно-технического прогресса, и выступает возникновение еще одного цикла обратной связи (на этот раз отрицательной), связанного с увеличением удельного веса «предупреждающего знания». С возникновением новой формы, в которой осуществляется процесс глобальной эволюции, доминирующая до этого форма, если и не прекращается, то оказывается в подчиненном положении. Она уже не успевает за возросшими темпами эволюционных преобразований. Результаты предшествующих стадий эволюции выступают в качестве контролера — ограничителей потенциально возможных направлений последующих стадий эволюции. Таковым ограничителем для биогенеза стали физические условия на нашей планете — результат космологической эволюции. Точно так же результаты биогенеза  определяют фазовое пространство социокультурной эволюции. Проекция этой закономерности в сознании создает впечатление — в значительной мере иллюзорное — телеологического характера эволюционных трансформаций вообще. Это впечатление, по всей видимости, связано с тем что положение исследователя — это взгляд изнутри. Позиция постороннего наблюдателя, стоявшего, так сказать, «над схваткой» для нас в принципе невозможна, поскольку означала бы выход за пределы наличной реальности. (Приведенные аргументы справедливы и в отношении так называемого антропного принципа, который, как известно, пытается дать ответ на вопрос: «Почему законы физической Вселенной таковы, что делают возможным возникновение Жизни и Разума в той форме, в которой они существуют»? Единственно корректный ответ на него должен выглядит, исходя из приведенных соображений, следующим образом: этот мир возник в результате длительного исторического развития, протекающего при данных значениях мировых констант. Разумная жизнь в ее конкретной форме есть одно из проявлений современной стадии этого процесса и анализ возможных альтернатив не может быть сопоставлен с эмпирическими фактами. Следовательно, антропный принцип выходит за пределы концептуального поля науки и относится к компетенции метафизики и/или религии. Глобальная эволюция — в значительно большей степени, чем история — не имеет сослагательного наклонения).

Как уже говорилось, три элемента — самовоспроизводящаяся информация (наследственность, информационная программа), способность к самопроизвольному или индуцированному внешней средой изменению (изменчивость) и отбор являются инвариантами всех форм эволюционного процесса, материальным носителем которых в настоящее время выступает человек. В совокупности они составляют так называемую дарвиновскую триаду факторов, наличие которых оказывается необходимым и достаточным условием эволюции самовоспроизводящихся неравновесных систем, о которых говорилось выше.

В то же время эволюция каждого типа таких систем обладают качественной специфичностью. Для биологической формы эволюции характерно то, что процессы воспроизводства информации (репликация), ее осуществление (репликация и трансляция) и изменчивость  (мутагенез) не полностью совпадают друг с другом. Как результат,

  • реализация (осуществление) информации, т.е. ее перенос между молекулярными носителями внутри индивидуума является односторонним (центральная догма молекулярной биологии), вследствие чего;
  • изменения структурно-функциональной организации индивидуумов, даже если они прямо влияют на их шансы оставить потомство, не обязательно передаются другим индивидуумам (знаменитый постулат Августа Вейсмана — благоприобретенные признаки не наследуются), и;
  • изменение содержания самовоспроизводящейся генетической информации не являются заведомо адекватными условиям выживания их носителей;
  • обмен адаптивной  информации между индивидуумами также происходит, за определенными исключениями, только в одном направлении — строго вертикально (от старшего поколения индивидуумов к младшему), а следовательно;
  • обмен адаптивной информацией между надындивидуальными системами имеет подчиненное значение и касается только отдельных элементов, влияющих на приспособленность, а не целостной системы адаптаций.

Единицей отбора в этом случае выступает отдельные информационные сообщения (гены), влияющие на дискретные элементы адаптивной ценности индивидуума, и отдельный индивидуум в целом. Селекция надындивидуальных образований (групповой отбор) возможна постольку, поскольку может быть редуцирована к отбору отдельных генов.

В случае социокультурной эволюции процесс воспроизводства адаптивной информации и ее изменение объединены в целостную систему (воспитание и обучение). Поэтому

  • изменчивость социокультурной информации целенаправленна (по крайней мере, частично) в отношении ее влияния на выживание ее носителей;
  • перенос информации между  индивидуумами не связан определенным направлением и осуществляется свободно внутри данного надындивидуального образования (социума);
  • возможен обмен адаптивной информации между социумами.

В силу этого обстоятельства отбор переносится на надындивидуальный уровень, его единицей становится социальные общности разной степени сложности. Формирование индивидуальной социокультурной информации, определяющей свойства конкретной личности, происходит в процессе ее включения в систему социальных отношений (социализации). Генетически запрограммированные признаки индивидуума выступают в качестве каркаса, ограничивающего или/и направляющего социализацию. Иными словами

  • социокультурная форма эволюции не способна эффективно направлять течение биологической эволюции своих носителей, его влияние сводится к опосредованному взаимодействию и вытеснению.

Поскольку человек в настоящее время выступает в качестве материального носителя и в технологической форме эволюционного процесса те же особенности характерны и для него. Однако развитие технологии основывается на адекватных идеальных моделях объективной реальности (научные теории). Механизм их создания в целом включает в себя те же инвариантные элементы, как и иные формы эволюционного процесса. Этот тезис является центральным в концепции эволюционной эпистемологии [16]. Дополнительный цикл рефлексии — отражение объективной эволюции природы в субъективной эволюции сознания обеспечивает трансформацию социокультурной эволюции в технологическую. Последняя обеспечивает большую эффективность адаптивной составляющей в общем пуле самовоспроизводящихся информации. Причины этого заключаются в следующем:

  • «изменчивость» — возникновение альтернативных технологических решений оказывается целиком целенаправленным, а вследствие этого
  • отбор перспективных технологий начинается уже на стадии предшествующей формированию информационных программ (в данном случае — технических проектов);
  • в отличие от социокультурогенеза, технологическая эволюция формирует механизмы одностороннего контроля течения биологической эволюции.

На основании этого компаративного анализа преобразований механизма эволюции, связанных с прохождением точек сингулярности можно сделать несколько достаточно на наш взгляд интересных выводов.

I.   Первый и наиболее тривиальный вывод заключается в констатации общего ускорения эволюционных преобразований, наблюдающихся после прохождения очередной сингулярности.

II. Предшествующие формы эволюционного процесса выступают по отношению к последующим в качестве ограничителей-контролеров фазового пространства последующих трансформаций.

III. Действие законов предшествующей фазы эволюции после прохождения сингулярности оказывается блокированным или ограниченным в результате наложения более динамичных процессов новой формы эволюционного процесса. (Например, первичная структура нуклеиновых кислот определяется в настоящее время биологической функцией заключенной в них генетической информации, а не только и не столько параметрами химических связей между отдельными входящих в их состав нуклеотидами. Аналогично, векторное пространство естественного отбора радикальным образом переориентируется и сужается, хотя и не исчезает совсем, после перехода к антропогенезу).

IV. В ходе эволюции наблюдается перманентное «освобождение»  самоорганизующихся неравновесных систем от прямой зависимости от действия внешних — спонтанных факторов. Этот процесс особенно интенсифицируется в точках сингулярности. В рационалистической философии эта констатация впервые была осознана в рамках кантианской этики, хотя его интерпретация в современных условиях и выглядит достаточно архаично. В теории биологической эволюции тот же самый постулат наиболее последовательно обоснован известным российско-украинским биологом И.Ф.Шмальгаузеном. Принимая в коэволюционной связке эволюционирующая система — эволюционирующая внешняя среда один из компонентов константным во времени, приходим к двум выводам из этого постулата.

IVa. Скорость накопления заключающейся в эволюционирующей системе, информации обгоняет скорость накопления адаптивной информации (об этом уже говорилось в предыдущем разделе).

IVb. В ходе эволюции прослеживается четкая  тенденция к росту той части окружающей среды, где возможно существование данной формы самоорганизующихся систем. Преобладающим механизмом выступает здесь либо реактивные изменения программы самовоспроизведения эволюционирующих систем (биологическая эволюция), либо активные и более быстрые преобразования окружающей среды эволюционирующими системами (социокультурная и технологическая эволюция).

V. В силу изложенных выше закономерностей наблюдается интеграция разнородных механизмов и форм эволюционного процесса с образованием новой системной целостности. В роли основного системообразующего фактора выступает наиболее динамичная на данный момент форма эволюционных преобразований.

VI. В результате происходит замещение стохастических, вызванных внешними факторами закономерностей динамическими, обусловленными внутренними причинно-следственными зависимостями. Эволюция принимает форму самопрограммирующегося процесса.

VII. При этом открытый характер глобальной эволюции даже возрастает (возможно, значительно), поскольку место внешней стохастической неопределенности занимает внутренняя нелинейность эволюционирующей системы.

Для обладающего самосознанием представителя Homo sapiens, наблюдающего эволюционный процесс «изнутри», по мере возрастания объективных предпосылок свободы — возможности делать ничем не ограниченный выбор из нескольких альтернативных вариантов развития событий, возрастает ответственность за близкие и отдаленные последствия такого выбора, которые оказывается невозможным предвидеть заранее в полном объеме. Ощущение отсутствия свободы возвращается, с тем, однако отличием, что  источник принуждения видится уже в ситуации цугцванга — результатах предшествующих актов выбора.

Общей тенденцией всех трех форм (технологической социокультурной и биологической) эволюционного процесса, в которых участвует человек,  по отдельности  является возрастание уровня организации, приспособленности и адаптивности. (В теории биологической эволюции эта глобальная тенденция носит название анагенеза).

Однако она может быть замещена прямо противоположной в результате их нелинейного интегрального взаимодействия. Результатом в таком случае становится «выживание» более примитивных форм со сниженным уровнем интеллекта эволюционных форм [17]. С момента обособления человека как носителя Разума его стратегия выживания предусматривала решение триединой задачи:

1.   Обеспечение социополитической безопасности, т. е. внутренней стабильности и пластичности отдельных социальных общностей (социумов) — рода, племени, затем коммуны, государства и т.д. ;

2.   Обеспечение геополитической безопасности конкретной общности в системе отношений между различными социальными группами;

3.   Обеспечение экологической безопасности — выживания данного социума в изменяющейся природной среде.

Технологический прогресс, обеспечивающий, прежде всего, совершенствование военной техники и средств покорения природы, выступал как основной способ достижения приемлемого уровня внешней безопасности общества. Эволюция духовной культуры, обеспечивала безопасность внутреннюю.

В техногенной цивилизации обе они в значительной мере зависят от развития науки и технологии. При этом относительная важность внутренней безопасности человечества непрерывно растет и это имеет серьезные последствия для эпистемологической (познавательной) ситуации.

Как считает российский социолог А.П.Назаретян условием выживания человечества вообще и технологической цивилизации в особенности достаточно высокий уровень «техно-гуманитарного баланса»: чем выше энергетическая мощность технологий, тем более эффективные социокультурные регуляторы их использования[18].

Сама эта мысль не является чем-то принципиально новым. Аналогичную концепцию предлагал еще основатель биоэтики Р. Ван Поттер полвека назад. Один из единомышленников А.П.Назаретяна справедливо заметил, что речь идет не столько и не столько о научной гипотезе, сколько о философско-мировоззренческом постулате. Необходимым и достаточным эмпирическим обоснованием этого постулата служит само существование человечества, не имеющего генетически детерминированной программы ограничения агрессивности в отношении особи своего вида. (Физическая слабость человека, о которой писал еще Ф.Ницше, делала давление естественного отбора, благоприятствовавшего наследственному закреплению таких программ, слишком незначительным — в отличие от большинства хищников).

Эффективность подобного рода культурных ограничителей кажется не столь уж большой. Однако, как показывают некоторые расчеты, величина относительной (т.е. сопоставленной с численностью населения на данный момент) смертности вследствие актов насилия (войны, терроризм, репрессии, геноцид и т.п.) оставалась на протяжении XIX-XX веков более-менее постоянной — порядка 1-2%, а в сравнении с предшествующими эпохами (когда она достигала 30%) даже снижалась.

Конечно, очевидна приблизительность таких статистических выкладок и ее зависимость от политических и идеологических позиций исследователей. Далее, даже если они и верно отражают общую тенденцию, то объяснение не обязательно должно сводиться к технолого-культурной коэволюции, совершенствованию морали (Кстати, как выразить этот показатель в численном виде?) и проч. Причины могут заключаться во взаимной обусловленности прогресса различных типов технологий — средств нападения и защиты, например. Еще один фактор стабилизации — чрезмерно быстрый технологический прогресс и неспособность общества к нему адаптироваться вызывают гибель значительной части населения, социоэкономический или даже цивилизационный кризисы Легко просчитываемый результат всех этих процессов — упадок науки и технологии, т.е. возвратное движение к прежнему стационарному уровню. Опять очевидный пример — опустынивание территорий орошаемого или подсечного земледелия, кочевого скотоводства и закат практикующих эти технологии цивилизаций. Таким образом, взаимоотношения между  технологическим прогрессом и социокультурной эволюцией развиваются неравномерно, рывками, проходя через фазу кризиса.

Очевидно, возникает потребность в целостной методологии, в качестве которой, может выступать глобальный эволюционизм, предусматривающий рассмотрение интеграции новейших высоких технологий как процесса обуславливающего и обусловленного социокультурными и геннокультурными трансформациями. В основе этого процесса лежат два альтернативных, но взаимосвязанных способа кодирования, воспроизводства, и преобразования информации, имеющей приспособительное значение — биологическое (генетическое) и социокультурное наследование. В настоящее время уже четко просматривается возможность появления еще одного способа — компьютерного. Таким образом, с одной стороны биологическую и социокультурную эволюцию можно рассматривать как некие «информационные технологии», с другой, — говорить об инвариантности процессов биологической, социокультурной и «технологической» эволюции(Аналогия биологической эволюции и технологического развития приобрела широкую популярность в отечественной литературе со времени появления русского перевода «Суммы технологии» Станислава Лема, впервfые опубликованной на польском языке в 1964 г. [19])..

С нашей точки зрения наиболее существенным недостатком теоретического подхода А.П.Назаретяна есть то, что он уже по определению бинарный — из него выпадает собственно биополитическая составляющая развития цивилизации. Игнорирование этой составляющей приведет к существенным искажениям в общей картине тенденций развития био- и ноосферы, а тем более — прогноза будущей их эволюции. Поэтому с нашей точки зрения более адекватное наименование для новой области междисциплинарных исследований — концепция социобиологической и технокультурной (техносоциальной) коэволюции.

Фукуямовский тезис о «конце истории», популярный на Западе в конце ХХ века может оказаться ложным. К такому выводу пришел сам автор концепции — Ф.Фукуяма, заявившей в своей последней монографии, что происходящая в последние годы биотехнологическая революция. «Это не просто технологическая революция в нашей способности декодировать ДНК и манипулировать ею... Эта научная революция опирается на открытия и достижения  в ряде взаимосвязанных отраслей, помимо молекулярной биологии, включая когнитивные науки о нейронных структурах мозга, популяционную генетику, генетику,  генетику поведения, психологию, антропологию, эволюционную биологию и нейрофармокологию» [6].  Российский философ Б.Г.Юдин замечает: «Одна из отличительных особенностей нашего времени состоит в том, что не только те науки, которые некогда были названы объясняющими, но и науки гуманитарные, которые принято характеризовать как понимающие, все в большей мере воспринимаются — о более того, осознают себя — как науки технологические, позволяющие изменять человека» [20].

Перед человечеством — два несовместимых методологических подхода к проблеме биовласти и два альтернативных сценария развития человечества.

По первому сценарию человечество принимает на себя ответственность за последующее течение собственной биологической эволюции (название одной из научно-популярных статей на эту тему — «Второе изгнание из Рая»).

По второму сценарию человечество в целях сохранения собственной биосоциальной идентичности и предотвращения необратимого разрыва в эволюции разумной жизни на Земле накладывает жесткое морально-правовое табу на любые модификации собственной генетической конституции.

Одним из главных претендентов на роль инициирующего процесс разрушения социокультурного и социо-политического гомеостаза, развивающегося по схеме цугцванга, выступают генные технологии и фундаментальная генетика. Это справедливо как  для публикаций в средствах массовой информации, так и для высказываний экспертов и государственных деятелей Запада. (См. напр.: [21]. Излагаемая в этой статье негативистская и крайне алармистская точка зрения на проблему клонирования в целом дает адекватное представление об отношении христианских конфессий к перспективам прикладного использования методики клонирования человека в любых, в том числе, терапевтических целях).

В соответствии с этим сценарием процесс разрушения человеческой цивилизации инициируется внедрением генетических технологий в клиническую практику, которое постепенно, шаг за шагом ведет к эрозии этического и культурного фундамента современной цивилизации и завершается утратой человечеством собственной генетической идентичности,  распадом  на несколько самостоятельно эволюционирующих видов. В силу политических коллизий, а не только природной или техногенной катастрофы может произойти переход в эру «постчеловеческого мира». «Приводным ремнем» социально-политической истории и биосоциальной эволюции XXI века становятся  (среди других источников напряженности) биополитические коллизии. А следовательно, биополитологическая проблематика, связанная с механизмами осуществления биовласти, приобретает, как любил говорить М.Горбачев «судьбоносное значение», или точнее роль основного формообразующего фактора для будущего человечества.

Когда-то Иммануил Кант писал, что человек, будучи разумным существом, способным выдвигать цели, автономные от законов природы, перешел из царства необходимости в царство свободы. Это утверждение либо принималось, как основа современной доктрины прав человека, либо отвергалось, как игнорирующее естественную основу человеческих устремлений и мотивации поведенческих модусов. С возникновением генетических и информационных технологий кантовская деонтология  обрела эмпирическую базу и уже, поэтому превратилась в свою противоположность. Став абсолютно свободным по отношению к  собственной биосоциальной природе, человечество вновь особенно остро ощутило свою зависимость от нее.

Вопрос о природе человека стал кардинальной проблемой, от решения которой зависит наше будущее. HI-HUME технологии дают нам возможность самоконструирования в соответствии с заранее поставленными целями.  Но сценарий грядущего, к которому мы стремимся, зависит от нашего нравственного выбора, от наших представлений что есть Добро и что есть Зло. А они меняются вместе с нами. Будущее человека и будущее того мира, в котором он живет, все больше зависит от него самого, но по прежнему открыто и по прежнему непредсказуемо.

1.     Вавилов Н.И. Избранные произведения. М.: Наука, 1966, с. 169..

2.     Вельков В.В. Смысл эволюции и эволюция смысла // Человек. 2005. № 5. С. 5-67.

3.     Мечников И.И. Этюды оптимизма. Изд. 6.- М.: Наука, 1987.-328 с.

4.     Выготский Л.С. Исторический смысл асихологического кризиса (методологическое исследование) // Собрание сочинений в 6 т. М.: Педагогика, 1982. Т. 1. С. 43.

5.     Розин В.М. Биологический подход: редукция и объяснение (к проблеме соотношения биологического и небиологического планов) // Мир психологии. 2005. № 4 (44). С. 13-31.

6.     Фукуяма Ф. Наше постчеловеческое будущее. Пер. с англ. М.: АСТ, 2004. 343 с.

7.     Хабермас Ю. Будущее человеческой природы. Пер. с нем. М.: Весь мир, 2003.144 с

8.     Чешко В.Ф., Кулиниченко В.Л. Наука, этика, политика: Социокультурные аспекты современной генетики. Киев: ПАРАПАН, 2004. 228 с.

9.     Bostrom N.Existantional Risks: Analizing of Human Extinction Scenarios and Related Hazard // Journal of Evolution and Technology. 2002.Vol. 9,

10.  Глазко В.Н., Глазко Г.В. Введение в генетику,  Киев: КВIЦ, 2003. С. 224-226.

11.  Кимура М. Молекулярная эволюция: теория нейтральности. Пер. с англ.  М.: Мир, 1985. С. 3, сл.

12.  Никонов А.П.Апгрейд обезьяны: Большая история маленькой сингулярности М: НЦ ЭНАС, 2004

13.  Drexler, E.. Nanosystems. New York: John Wiley & Sons, Inc., 1992

14.  Бостром Н. Что такое трансгуманизм // Экогеософский альманах, СПб.: 2000, №3, С.59-67 Цит. по: www.really.ru/review/faq.html

15.  Кордюм В.А. Биоэтика — ее прошлое, настоящее и будущее // Практична ф_лософ_я.-2001.-№ 3.- С.4-20.

16.  Поппер К.Р. Эволюционная эпистемология // Эволюционная эпистемология и логика социальных наук: Карл Поппер и его критики. М:Эдиториал УРСС, 2000.

17.  Bostrom N. The Future of Human Evolution // Death and Anti-Death: Two Hundred Years After Kant, Fifty Years After Turing / Ed. Ch.Tandy. Palo Alto, California: Ria University Press, 2004. P. 339-371

18.  Назаретян А.П Цивилизационные кризисы в контексте универсальной истории. М.: ПЕР-СЕ, 2001. 239 с.

19.  Lem St. Summa technologiae. Wyd. 4. Krakow, 1984.-352 s.

20.  Юдин Б.Г. О человеке, его природе и будущем // Вопр.философии.-2004.-№ 2.

21.  Thompson B., Harrub B. Human cloning and stem-cell research sciences slippery slope // Reason and Relevation.-2001.-No 8, 9, 10.


Источник: transhumanism-russia.ru

Комментарии: