Почему наука бессильна

Это не пандемия, а постпандемия

Hынешние баталии коронаэнтузиастов и коронаскептиков лет через 10 будут восприниматься не как поиск истинной из двух полярных трактовок пандемии COVID-19, а как общее заблуждение сторон, впервые столкнувшихся с новым видом глобального кризиса.

Аналогично будет и с изобилием высказываемых ныне прогнозов и сценариев посткоронавирусного мира. И предрекающие радикальные изменения в мире, и обещающие сохранение статус-кво прогнозы,—не подтвердятся, и о них просто забудут.

В 2020-х произойдет раскручивание множества цепочек малоприятных и, порой, катастрофичных событий, запущенных пандемией COVID-19. Путем проб и ошибок и не без потерь будут найдены пути преодоления последствий этих событий. С запозданием, но все же будут выработаны принципиально новые классы стратегий адаптации к новому виду кризиса.

Увидев, куда это привело к концу десятилетия 2020-х, человечество, возможно, поймет, что с ним происходило в его начале. И тогда, с высоты обретенного понимания ошибочности многих принятых решений и заблуждений, лежащих в их основе,—человечество, возможно, назовет случившееся в 2020-х «Большим откровением». Ибо это откровение не только позволит понять, что явил миру джокер в обличии коронавируса, но и прояснит характер дальнейшего развития цивилизации в 21-м веке.

______________________________________________________

Экзистенциальный кризис

Tретий месяц, как события, связанные с пандемией COVID-19, все глубже погружают человечество в подобие экзистенциального кризиса. Миллиарды людей, думая о происходящем, испытывают растерянность и тревогу. А мысли о будущем вызывают у них лишь глубокий психологический дискомфорт, а то и просто страх. Люди не понимают причин происходящего и его последствий. 

Не понятно даже, что вообще на Земле происходит. Как трактовать происходящее?

• Как смертельную опасность для жизни тысяч людей пандемию нового коронавируса?
• Как рядовую эпидемию (типа нового сезонного гриппа), риски которой раздуты “пандемией паники и страха”?
• Как инфодемию—гигантский информационный каскад (возникший самопроизвольно или хитро спланированный), который, подобно горной лавине, сметает все на своем пути: экономику, социальную сферу, благополучие и счастье миллионов людей?

А еще люди не представляют, во что может трансформироваться мир после того, как это «нечто» закончится—в торжество авторитаризма, или новой левой идеи, или новой технорелигии Большого брата …

Но весь этот психологический дискомфорт, и страх неопределенности—далеко не самое худшее в экзистенциальном кризисе человечества. Куда опасней могут оказаться их практические последствия.

• Не поняв, с чем мы столкнулись, невозможно судить об эффективности избираемых стратегий борьбы с этим «нечто». 
• Не поняв в какую сторону и насколько сильно это «нечто» может трансформировать экономику, политику, социальную сферу, права и свободы граждан,—бессмысленно спорить о стратегиях, адаптирующих общество к траектории грядущих изменений.

Ситуация еще более усугубляется прогрессирующей в последние годы поляризацией общества в развитых странах. По всем важнейшим вопросам в обществе складываются два непримиримых лагеря, представители которых стоят на диаметрально противоположных позициях. И ни малейших намеков на консенсус. Каждая из сторон убеждена в своей абсолютной правоте, не видеть которую, по их мнению, может лишь идиот или себе на уме жулик, или зашоренный фанатик, или … подставьте любое другое уничижительное определение, перечеркивающее любую возможность договориться с подобным субъектом.

Но договариваться нужно. Стоя на полярных позициях, мы будем лишь бесконечно спорить о частностях: эффективен карантин или вреден, как трактовать статистику смертей, от чего больше страдает экономика—от введения карантина или от опоздания с введением карантина, и т.д. и т.п.

Тем не менее, эксперты тонут в бесконечных и бессмысленных спорах, в которых на большинство вопросов не существует однозначных ответов. И где обе полярные позиции могут быть признаны, как верными, так и ошибочными, в зависимости от чрезвычайно сложной и разнообразной совокупности контекстов.

Что же делать правительствам, когда эксперты упорно настаивают на диаметрально противоположных стратегиях? 

Просто дергаться между противоположными вариантами в столь ответственном выборе—себе дороже. К добру это не приведет. Ибо верно сказано в старом японском стихотворении, процитированном братьями Стругацкими:

«Сказали мне, что эта дорога
Меня приведёт к океану смерти,
И я с полпути повернула вспять.
С тех пор все тянутся предо мною
Кривые, глухие окольные тропы…»

Какак сделать выбор?

Aнтагонизм различных точек зрения на COVID-19 (пандемия или инфодемия; страшная угроза или просто новый сезонный грипп) ничем не отличается от антагонизма по любому другому важному вопросу: от ГМО до глобального потепления.

?? Одна из сторон уверена, что риски для человечества, хоть пока до конца и не понятны, но могут быть запредельно высоки.

?? Другая—убеждена, что потенциальная запредельность рисков оппонентами раздута (вследствие их скудоумия или мотивированности), а на самом деле, никакой супер-опасности нет и в помине.

Но если решение по ГМО или климату может еще какое-то время ждать (хотя и не факт), то решение по коронавирусу, точно, не ждет. Решение необходимо сейчас. Ибо в зависимости от понимания сути происходящих событий и оценки рисков возможных сценариев их развития, определяется стратегия выхода из усугубляющегося хаоса, провоцирующего коллапс многих аспектов жизни цивилизации. А еще от этого принципиально зависит, наступит ли мир вторично на те же грабли, если придет новая волна COVID-19 или чего-то еще похуже.

Моделирование хода пандемии показывает, что «средний вариант»—наихудший во всех отношениях. Он усугубляет и пандемию, и ее негативные последствия. Значит все же нужно принять единственно верное решение. Но делая его, необходимо понимать, что речь идет вовсе не о ложном противопоставлении «болезни» и «лекарства от болезни».

Речь не о выборе между спасением жизней людей или спасением экономики (от последствий мер по спасению жизней людей). И то и другое важно. Ибо нет ничего ценнее человеческой жизни. Но и обвал экономики может в итоге вылиться в не меньшее число человеческих потерь.

На самом же деле, проблема в ином. В том, что всего за пару десятилетий мир колоссально усложнился и стал качественно иным.

В усложнившемся мире альтернативные трактовки происходящего (пандемия или инфодемия, сверхвысокие или обычные для гриппа риски, жизни или экономика …) уже не работают. В сегодняшнем мире просто не существует независимых альтернатив.

Теперь единственным выбором остается выбор между верной и ошибочной оценкой всего комплекса рисков при столкновении многих сложных систем.

?? Пандемия COVID-19 (сложная система) врезается в паническую информационную пандемию (другая сложная система).

?? Вместе они врезаются в экономику (третья сложная система).

?? Энергия тройного соударения отбрасывает их на социальную структуру общества (четвертая сложная система).

?? И все вместе они обрушиваются на политическую структуру общества (еще одна сложная система), одновременно парализуя её и провоцируя на выбор серединного пути между компромиссами и ничегонеделанием.

?? Ошибочные решения политических структур общества придают дополнительный импульс развитию пандемии COVID-19, тем самым замыкая положительную обратную связь сложных систем, скользящих по кромке хаоса и неумолимо приближающихся к критической точке полной непредсказуемости.

Разделить в этой куче мала риски для отдельной сложной системы уже не представляется возможным. Посему одинаково бессмысленно пытаться бороться только с пандемией или только с инфодемией, спасать только жизни людей или только экономику.

Но почему так? Из-за чего мир столь усложнился?

Обсуждать все это в деталях мы здесь не будем, ибо это заслуживает отдельного обстоятельного разговора. Но объяснить это хотя бы кратко просто необходимо. Поскольку в этом заключается суть происходящего сейчас в мире. И не только в контексте коронавируса, но и в других важных контекстах. Например, почему неизбежен приход «Большого брата—сына Большого бога».

Скачок сложности

Цивилизация—это взаимодействие множества сложных систем. Этим термином в науке о сложности называют системы из большого числа элементов, беспорядочное взаимодействие которых приводит к возникновению у систем уникального качества—эмерджентности. Данное качество проявляется в спонтанном появлении у системы свойств, отсутствующих и никак не вытекающих из свойств её элементов. Из-за этого, понимание поведения частей системы далеко не всегда позволяет понять поведения всей системы в целом. А поскольку многие из таких систем еще и иерархичны (а их части сами по себе могут быть сложными системами), прогнозирование поведения сложных систем становится практически не реальным.

И это не единственное отличительное качество сложных систем. Рост сложности систем становится мощнейшим катализатором расширения спектра потенциальных проблем в их функционировании. В том числе, потенциально катастрофических. 

В итоге имеем два ключевых свойства сложных систем: непредсказуемость и потенциальную катастрофичность. Причем, чем выше сложность системы, тем выше и то, и другое.

Теория сложности систем определяет несколько ключевых фактора, от которых зависит уровень их сложности.

1. Разнообразие акторов, входящих в систему.

2. Их взаимосвязанность.

3. Уровень их взаимодействий.

4. Адаптивность их поведения (насколько поведение одного актора влияет на поведение другого и наоборот).

Теперь о том, почему за последние несколько десятков лет цивилизация скачкообразно усложнилась. 

Причина этого в мультипликативном эффекте бурного усложнения всех четырех вышеназванных характеристик.

• В современном мире разнообразие акторов на всех уровнях постоянно растет: от числа полов и групп интересов, до числа профессий и стран.
• Взаимосвязанность также лавинообразно увеличивается на всех уровнях: от социальных сетей на уровне индивидов, до международных производственных и логистических цепочек.
• Рост уровня взаимодействия акторов огромен: люди все реже отрывают внимание от своих смартфонов, и все большее число индустрий уже не могут функционировать при отключении их информационных систем взаимодействия с другими акторами.
• Наконец, адаптивность тоже неуклонно растет, вследствие все большего увеличения влияния в экономике и социальной психологии роли инфокаскадов, провоцирующих такие сетевые явления, как цепные реакции, стадное поведение и т.п.

Существует немало исследований, в которых увеличение сложности по каждой из названных характеристик оценивается количественно. И хотя значения количественных оценок разнятся у авторов, использующих различные подходы к оценке, все они показывают увеличение сложности не в разы, а на порядки.

Основными причинами этого стал взрывной рост в распространении инфо-коммуникационных технологий на фоне расширения глобализации и децентрализации. В результате наша цивилизация всего за пару десятков лет превратилась в гигантскую запутанную гиперсеть.

• Ее масштаб увеличился до планетарных размеров вследствие глобализации.
• «Размер ячеек» сети все более мелко дробится в результате глобального тренда децентрализации всюду и во всем: от политического устройства до уберизации бизнеса.
• Взаимосвязанность все большего числа акторов растет не только за счет децентрализации, но и за счет роста числа ролей одних и тех же акторов (это следствие роста разнообразия взаимоотношений).
• Скорости и объемы инфо-коммуникаций в этой колоссальной гиперсети растут по экспоненте, в результате взрывоподобного развития технологий.
• Адаптивность взаимосвязанности акторов (как результат их взаимовлияния) в результате совершенствования инфо-коммуникаций растет даже не по экспоненте, а по гиперболе.
  — Финансовые и товарные рынки следуют за «впечатлениями» участников игры (их ожидания в значительной степени формируют будущее рынков). 
  —Рекомендательные системы играют доминирующую роль повсюду (от выбора фильма или книги до выбора пары для романтических отношений).
  —Глобальное ранжирование и фильтрация информации поисковиками (опять же, вследствие взаимовлияния предпочтений акторов) формирует не только поисковые выдачи, но и выстраивает смысловую структуру медиаполя Интернета.

А в довершение ко всему этому, беспрецедентный в истории человечества рост ценности человеческой жизни, вследствие почти повсеместной демократизации и 70-летнего отсутствия большой войны. 

Мультиплицирование четырех факторов (разнообразие, взаимосвязанность, уровень взаимодействий и адаптивность) взрывным образом вознесло уровень сложности основных цивилизационных систем человечества (экономика, политика, социальная структура общества, наука, культура). В результате эти системы все чаще проявляют свойство эмерджентности, теряя прогнозируемость и становясь все более склонными к катастрофам. 

Биржевые игроки одними из первых ощутили неотвратимую силу возникающей, словно из ниоткуда, паники на финансовых рынках, запускающей лавину непредсказуемости. А в 2020 году каскад страха пандемии, тоже как бы из ниоткуда возникший в мировых медиа, быстрее коронавируса распространился по планете, провоцируя уже даже не лавину, а всемирный потоп непредсказуемости. Дальнейшая траектория развития мира окончательно перестала быть детерминированной. Мир, как глобальная сложная система, вошел в область джокера.

Джокер

Этот джокер вовсе не похож на сумасшедшего кинозлодея из «Темного рыцаря» или жертву несправедливого мироустройства, превращающуюся в народного героя, борца за права униженных и оскорбленных в фильме «Джокер».

И это не тот метафорический джокер из колоды поворотных моментов истории, вытянув который общества срываются в госперевороты и революции, массовое насилие и гражданские войны (об этом подробно написано мною в посте «Яростные 2020-е: насилие, войны, революции»).

Этот джокер не личность и не историко-социальная метафора, а один из терминов теории динамического хаоса—раздела теории нелинейной динамики сложных систем (подобных пяти системам, столкновение которых мы здесь рассматриваем).

Теория динамического хаоса исследует механизм непредсказуемых (случайных) явлений в т.н. неравновесных системах, эволюция которых состоит из чередования динамических и хаотических стадий. Хаос играет важнейшую роль для таких систем, поскольку именно на стадии хаоса (точнее, при выходе из него) возникает новая ценная информация. В разных научных школах для динамических и хаотических стадий используется несколько названий. Есть среди них и такие образные термины, как «русло»—динамическая стадия, когда система следует детерминированной траектории, и «джокер»—хаотическая стадия вблизи точки скачкообразного ветвления траекторий (точки бифуркации).

В пределах динамических стадий (русел) система может быть “просчитана”, и для нее может быть дан достоверный прогноз даже для достаточно неблизкого горизонта прогноза. В хаотической стадии, попадая в «область джокера», состояние системы меняется чрезвычайно быстро и даже мгновенно—скачкообразно. По сути, джокер—это правило или алгоритм, определяющий поведение объекта в области джокера, являющейся неким подмножеством фазового пространства состояний системы.

Каждое возможное состояние системы—это точка в её фазовом пространстве (пространстве возможностей системы). А траектория системы в этом пространстве показывает динамику переходов системы из одного состояния в другое.

На рисунке ниже показано фазовое пространство, в котором есть маленькая область G2. Это и есть область джокера, а вся остальная область фазового пространства обозначена G1. Если точка, описывающая текущее положение системы, находится в области G1, будущее состояние системы будет однозначно определяться текущим состоянием, а траектория системы будет гладкая и непрерывная. Но как только траектория системы приходит в область G2, все меняется,—в дело вступает джокер (правило, которое определяет дальнейшее изменение траектории). В соответствии с эти правилом, траектория может сколь угодно непредсказуемо измениться.

Джокеры бывают различных типов. Джокер 1го типа может скачком перебросить систему в точку А. Джокер 2го типа может, с вероятностью р1, перебросить систему в точку В или, с вероятностью р2, перебросить ее в точку С. Джокер 3го типа—вообще беспредельщик: он с разной вероятностью может перебросить систему в любую точку фазового пространства. Названными тремя типами разнообразие джокеров отнюдь не исчерпывается. Но полагаю, достаточно, чтобы понять, насколько непредсказуемым и катастрофичным может оказаться скачкообразное изменение состояния системы, инициированное джокером.

А теперь представьте, что таких систем пять: пандемия COVID-19, паническая информационная пандемия, национальная экономика, социальная и политическая структура современного общества. В каждой из систем есть свои джокеры, и, весьма возможно, не по одному. 

Непредсказуемость будущего при столкновении пяти таких систем—абсолютная. Уровень потенциальной катастрофичности столкновения—практически любой.

У математика, столкнувшегося с такой задачей, просто опускаются руки. Здесь уже нечего решать—задача минимизации рисков становится нерешаемой, потому что:

• система в околокритическом состоянии и в любой момент может произойти «фазовый переход» (перескок на иную траекторию в точке бифуркации);
• детерминированности в поведении системы больше нет, а вероятность ее перескока в любое из возможных состояний неизвестна;
• возможности прогноза исчерпаны—горизонт прогноза сжался до нуля.

Однако, в отличие от математиков, лицам принимающим решения (ЛПРам) опускать руки нельзя. В какой бы ситуации они ни оказались, решение все равно должно быть принято. В практике принятия решений, ситуация, когда необходимо принимать решения, находясь, говоря языком математиков, в области джокера,—называется «радикальная неопределенность».

Радикальная неопределенность

Впервые это понятие было описано еще в 1920-е гг. Экономисты Франк Найт и Джон Мейнард Кейнс использовали его для описания ситуаций с непредсказуемым исходом, который является как бы событием из абсолютно другой реальности. Вероятные риски при этом просчитать невозможно, и даже природа этих рисков остается неизвестной. По другому определению (принадлежащему бывшему министру обороны США Дональду Рамсфельду),—«это вещи, про которые мы не знаем, что мы их не знаем».

Иными словами, это область «неизвестного неизвестного» (unknown unknowns), откуда прилетают «черные лебеди».

Еще одно из определений радикальной неопределенности —?это ситуация, в которой любая количественная оценка издержек и последствий может быть оспорена, но выбор варианта решения делать все равно необходимо.

Современная научная теория принятия решений, основана, в основном, на классической парадигме рациональности. В ее рамках осуществляется поиск оптимальных решений в контексте известных результатов и их вероятностей. 

Насколько эта парадигма бессильна, столкнувшись с радикальной неопределенностью, иллюстрируется следующим рисунком.

На левом рисунке изображено следующее. В момент времени 30 (синий пунктир) для ограниченного объема имеющихся данных о ситуации (синие крестики) рассчитано оптимальное статистическое соответствие—модель процесса (красная линия). При этом конус возможностей (окрашен желтым), обусловленных некими четко сформулированными предположениями, получается огромным.

На правом рисунке изображено то же самое, но с позиций наблюдателя, находящегося в моменте времени 105. Огромный конус возможностей исчез, превратившись в узкую полоску, ширина которой определяется точностью статистического соответствия.

Т.е. в момент времени 30 ЛПРы могут хоть застрелиться, но верного решения они принять не могут, т.к. такого решения в этот момент времени просто не существует.

Именно в таком положение оказались ЛПРы всех мастей (от медиков до политиков), столкнувшись с пандемией COVID-19. Мало того, что им неизвестен диапазон возможных действий по исправлению ситуации. Им также неизвестна вероятность тех или иных результатов своих действий, а какие-то из результатов даже не представимы. Поскольку многие данные недоступны, а те что доступны всячески оспариваются, их использование для точного понимания, что происходит и как развивается пандемия, ненадежно. Возможные действия не проверены, их принятие населением не гарантируется, а долгосрочные социальные и экономические последствия туманны.

ЛПРы мучаются вопросом:

стремиться ли замедлить пандемию, или принять смерть уязвимых и минимизировать побочный экономический ущерб?

Увы, но любые попытки найти обоснованный ответ на этот вопрос не продуктивны. Непродуктивна даже сама постановка такого вопроса, ибо неизвестно, насколько мир близок к созданию действенных средств сдерживания коронавируса.

?? Если бы мы знали, что эффективное лечение или массовая вакцина против COVID-19 должны появиться в течение года-полутора, сдерживание пандемии до этого момента было бы правильным курсом.

?? С другой стороны, если знать, что эффективного лечения или вакцины не будет годы, а то и десятилетия (такое тоже вполне возможно), то значит большинство людей все равно заразятся. И тогда издержки мер сдерживания пандемии будут напрасны.

Но никто в мире не знает, где мы находимся между этими полюсами. Поэтому сама постановка вопроса об оптимальном компромиссе «цена жизней против цены для экономики» получается бессмысленной. Мы просто не знаем и не можем этого знать, как показано на рис. 3.

Но что же все-таки делать ЛПРам в состоянии радикальной неопределенности?

В таких ситуациях набор рекомендаций для них крайне ограничен.

1. Необходимо признать, что традиционный научный подход для таких ситуаций не работает.

2. Нужно сделать все возможное, чтобы в ходе развития ситуации не попасть в область джокера.

3. Если не повезло, и это все же случилось, следует менять парадигму принятия решений.

Рассмотрим каждую из названных рекомендаций.

Традиционная наука здесь не работает

Подозрения, что наука подходит в некоему пределу сложности, за которым уже нет гарантированных правильных решений, стали возникать еще в конце прошлого века. 

Произошедшая в 1986 г. катастрофа американского шаттла «Челленджер» и последовавшая через 4 месяца чернобыльская катастрофа породили новый термин «Ч-Ч синдром» (Челленджер-Чернобыль). Его суть в осознании, что традиционная наука бессильна предотвратить катастрофы в ситуациях, когда использование мощнейших новых мегатехнологий сочетается с политическим давлением, некомпетентностью и сокрытием информации.

N.B. Для тех, кому покажется странным сопоставление двух, казалось бы, несопоставимых по последствиям аварий, поясню. Конечно же, экологические и антропогенные последствия Чернобыля несопоставимы с последствиями взрыва “Челленджера”. Но так случилось исключительно в результате везения. Если бы в том полете на шаттл загрузили 23 кг плутония (по чистой случайности запланированные на следующий полет), то помимо взрыва корабля, произошла бы и радиационная катастрофа.

В опубликованном в мае 1986 года в The Guardian эссе, озаглавленном «Стихийные бедствия ставят на колени технологических волшебников: Чернобыль, Челленджер и синдром Ч-Ч» писалось:

«Правящие элиты больше не могут использовать экспертов для убеждения общественности в том, что их политика выгодна, правильна, обязательна и в то же время безопасна. «Синдром Ч-Ч» представляет собой смертельный удар по научному фундаменту легитимность современного мега-технологического государства. Мы стали свидетелями растущего беспокойства по поводу полномочий науки и ученых, а также их предполагаемого иммунитета от социальной и этической ответственности» (выделено автором).

Спустя 4 года двое из авторов того эссе—Сильвио Фунтович и Джерри Равец—опубликовали программную статью «Наука для пост-нормальной эры» (Science for the Post-Normal Age), на которую в Google Scholar сейчас уже аж 4783 научных ссылки. В статье изложена концепция «Постнормальной науки» (Post-Normal Science)—новой концептуализации науки для ситуаций, в которых «факты неточны, ценности спорны, ставки высоки, а решения срочны». Т.е. по сути, для ситуаций радикальной неопределенности.

Авторы определили область применения новой «постнормальной науки» следующим образом—в координатах: «уровень неопределенности» и «ставки на кону».

Из рисунка видно следующее.

• Методы прикладной науки эффективны в ситуациях, когда степень неопределенности ситуации незначительна, а ставки в игре не велики.
• Если ставки становятся значительными и/или уровень неопределенности становится высок, в дело вступают профессиональные консультанты.
• Однако, когда уровень неопределенности зашкаливает и/или уровень ставок при принятии решений становится критическим (что характерно для проблем высокой социальной значимости), даже профессиональные консультанты не в состоянии помочь.

Вот как иллюстрируется последний из трёх вышеперечисленных классов ситуаций в манифесте «Пост-нормальная пандемия: почему COVID-19 требует нового подхода к науке». Авторы манифеста—известные ученые из семи стран, на примере пандемии COVID-19 показывают полную бесперспективность попыток принятия обоснованных и точных решений с позиций рациональной парадигмы науки.

Сейчас (на момент написания манифеста) мы имеем следующие известные неизвестные:

?? ключевые элементы эпидемиологии: реальная распространенность вируса в популяции; роль бессимптомных случаев в быстром распространении вируса; степень развития иммунитета у людей; доминирующие контакты с вирусом; сезонное поведение болезни;

?? важнейшие социальные факторы: время для обеспечения глобальной доступности эффективной вакцины или лечения; характер нелинейности (потенциальной хаотичности) реакций отдельных лиц и коллективов во всех масштабах (от семей до населения регионов) на: стрессы и путаницу из-за введенных мер; перегрузку потенциала больниц и служб общественного здравоохранения; сокращение, закрытие или исчезновение предприятий и рабочих мест;

?? важнейшие экономические факторы, связанные с массовыми банкротствами, ростом безработицы, падением доходов населения, возникновением всевозможного дефицита и, в первую очередь, продуктов и лекарств;

?? важнейшие политические факторы, связанные с возможным возникновением массовых протестов и необходимостью недопущения их перерастания в акты массового насилия.

Еще хуже дело с неизвестными неизвестными, о которых мы пока даже не имеем представления:

?? нелинейные взаимосвязи между вышеперечисленными известными неизвестными;

?? переломные моменты в эпидемиологической, социальной и экономической динамике, скрытые пока что от нас в конусе возможностей;

?? характеристики петель гистерезиса процессов, подразумевающих, что системы и сообщества, возможно, не смогут вернуться к состояниям, подобным тем, в которых они находились до начала пандемии.

Все эти глубокие неопределенности делают любые количественные прогнозы в контексте пандемии COVID-19 спекулятивными и ненадежными. Но на то это и ситуация радикальной неопределенности—все под вопросом и все может быть оспорено, но выбор варианта решения делать все равно необходимо.

О способах преодоления этого противоречия, рекомендуемых пост-нормальной наукой, будет сказано в разделе «Смена парадигмы».

Как не попасть в область джокера

Легко сказать—не попасть в область джокера. Проблема в том, что джокер, подобно маленькому пушному зверьку, подкрадывается незаметно и без предупреждения. Для такого рода рисков в риск-менеджменте существует специальный термин «молчаливый риск» (Silent Risk). Наглядной иллюстрацией главной опасности в ситуации «молчаливого риска»—дебатов вокруг недостаточности доказательств уровня риска,—является приведенная выше картинка из одноименной работы Нассима Талеба.

Единственно правильный способ действия в подобных ситуациях—действовать быстро и решительно. При этом, действовать так, будто вы точно знаете—впереди Ниагарский водопад. Дебаты о том, что этот конкретный водопад совсем не столь велик и опасен как Ниагарский, следует оставить на потом. И даже если потом выяснится, что смертельной угрозы, действительно, не было,—не беда. В таких ситуациях лучше всего следовать т.н. «принципу предосторожности» и лучше перебдеть, чем недобдеть.

«Принцип предосторожности» гласит—

если какое-либо действие (или бездействие) может нанести серьезный вред общественным интересам (повредить здоровью населения или окружающей среде по всему миру), от этого действия (или бездействия) необходимо отказаться до получения научных обоснований его безопасности. В этих условиях груз доказательства безвредности лежит на тех, кто предлагает предпринять это действие (или бездействие), а не на его противниках.

Данный принцип предназначен для устранения неопределенности и риска в тех случаях, когда отсутствие доказательств и неполнота научных знаний имеют глобальные последствия. 

Так, если бы Китай действовал согласно «принципу предосторожности», столкнувшись в ноябре 2019 с новым неизвестным коронавирусом, мировой пандемии COVID-19, скорее всего, не случилось бы. Ведь миллионы потенциально зараженных разъехались по Китаю в декабре 2019 и январе 2020 (175 тыс. только за один день 1 января и 7 млн. за весь январь). И сотни тысяч зараженных авиапассажиров (примерно 85% из которых так и не были выявлены) разнесли инфекцию по всему миру.

Когда США 31 января закрыли авиасообщение с Китаем, вспышки пандемии уже были зафиксированы в 30 городах 26 стран мира.

Но даже тогда, когда вирус уже разлетелся по миру, у каждой из стран оставался выбор. Подобно Южной Корее,—действовать быстро и решительно или, подобно президенту Трампу, увещевать нацию, будто «у вируса не будет ни единого шанса против нас». Эта фраза была сказана Трампом 11 марта, когда пандемия лишь начиналась. А уже через 9 дней стало ясно, чего стоили слова президента Трампа.

Помимо двух названных важнейших действий (следование «принципу предосторожности» и решительные быстрые меры по минимизации риска), есть и третий важный фактор, способствующий избеганию области джокера—информационная прозрачность.

Если бы не желание властей Китая замести сор под ковер при обнаружении первых признаков эпидемической опасности в г. Ухань, возможно, пандемии удалось бы избежать или хотя бы уменьшить ее масштаб.

Четвертый фактор, конечно же, прогнозирование на основе постоянного мониторинга. И хотя сложные системы по самой своей природе не допускают долгосрочного прогнозирования, это не мешает прогнозам неблагоприятных погодных условий сохранять жизнь многих людей, пусть краткосрочными, но абсолютно необходимыми предупреждениями о грозящей опасности.

Резюмируя рассмотрение вопроса о мерах по снижению риска попадания в область джокера, в контексте пандемии COVID-19, можно с сожалением констатировать.

1. На «принцип предосторожности» забил далеко не только Китай, но и ВОЗ, и правительства многих стран.
2. Действовавших быстро и решительно (зеленая инфографика на рис. 8), оказалось меньше, чем тех, кто не торопился и колебался (красная инфографика).
3. Информационная прозрачность, особенно в ходе важнейшего начального этапа пандемии, отсутствовала (в первую очередь, по вине Китая и ВОЗ).
4. Мониторинг и прогнозирование со стороны ВОЗа также оказались весьма неэффективными, если не сказать резче.

Смена парадигмы

В предыдущих разделах было показано:

1. Срабатывание джокера в нелинейной динамике сложных систем может поставить ЛПР перед необходимостью принятия решений в условиях радикальной неопределенности (когда «факты неточны, цифры под сомнением, а ставки весьма высоки»).

2. В подобных ситуациях современная научная теория принятия решений, основанная на классической парадигме рациональности, не работает, поскольку нацелена на поиск оптимальных решений в контексте известных результатов и их вероятностей. Здесь же ничего этого просто нет.

Остается понять, существуют ли, в контексте пандемии COVID-19, альтернативные научные теории принятия решений, базирующиеся на ином концептуальном основании и пригодные для ситуаций радикальной неопределенности.

Не претендуя на исчерпывающий список альтернатив, назовем три наиболее перспективные альтернативные концепции.

• «Концепция расширенного экспертного сообщества» (Extended Peer Communities), предложеннаяСильвио Фунтович и Джерри Равец еще в 1990-х и с тех пор ставшая весьма популярной среди исследователей пост-нормальной науки.
• «Теория убеждающих повествований» (Conviction Narrative Theory)—это предложенныйДэвидом Такеттом и Кимберли Чонг в 2014 г. социо-психологический фреймворк концептуальной модели принятия решений в условиях радикальной неопределенности.
• «Динамическая причинно-следственная модель» (Dynamic Causal Model), предложенная в этом году исследовательской группой Карла Фристона,—это новый универсальный подход к решению проблем неопределенности методом, аналогичным тому, как (согласно теории Фристона) это делает мозг.

Каждая из названных альтернативных концепций требует для своего описания отдельного лонгрида. И они того стоят. Но поскольку нам давно пора заканчивать лонгрид, который вы сейчас (полагаю, из последних сил) читаете, отложим детальное описание альтернативных концепций. И приведем здесь лишь максимально краткое их описание с тем, чтобы познакомить с их сутью.

Концепция расширенного экспертного сообщества

В основе данной концепции пересмотр взглядов общества на науку (ограниченность ее возможностей), доверие (к назначенным экспертам) и свободу (по отношению к решениям экспертов и власти).

Рациональная парадигма принятия решений подразумевает, что 

• решения принимаются единоличным или коллективным ЛПРом в соответствии с анализом и рекомендациями уполномоченных авторитетных экспертов; 
• в основе рекомендаций экспертов лежит весь корпус накопленных знаний о ситуации, выводы из анализа собранных данных и расчетов вероятностей с помощью признанных достоверными моделей.

Парадигма принятия решений расширенным экспертным сообществом в ситуациях радикальной неопределенности подразумевает, что 

• решения коллективно принимаются расширенным сообществом, в работу которого вовлекаются все, кого затрагивает выносимое решение и/или внедряемая политика; 
• решение вырабатывается на основе согласованных коллективных целей расширенного сообщества с учетом социальных и этических аспектов устраивающих сообщество решений.

При выработке решений национального уровня для важнейших проблем социума, расширенное экспертное сообщество включает в себя все гражданское общество, объединенное одноранговой Р2Р сетевой платформой. Что в перспективе, позволяет перейти к «устойчивому одноранговому обществу» (Sustainable Peer-to-Peer Society).

Данная альтернативная парадигма принятия решений в контексте пандемии имеет практические перспективы далеко не во всех странах. Если воспользоваться классификацией стран по их антипандемийной стратегии, названной Кириллом Роговым «Архипелаг двух миров», данная альтернативная парадигма возможна лишь в либеральных странах «первого мира» (где проблема уровня смертности при пандемии волнует правительство и общество).

Теория убеждающих повествований

В ситуациях радикальной неопределенности, когда вероятность различных сценариев невозможно оценить (да и весь спектр сценариев неизвестен), теория убеждающих повествований предполагает, что люди используют при осмыслении информации и принятии решений некие рассуждения в форме рассказов / повествований (нарратива). Эти повествования нужны им для структурирования своих причинно-следственных гипотез.

Различные форматы нарратива возникают из взаимодействия между индивидуальным познанием и социальной средой, когда рассуждающие люди используют нарратив для: (1) объяснения имеющихся фактов, (2) построения предполагаемых сценариев вероятного будущего, (3) эмоциональной оценки этих сценариев и выбора среди них предпочтительного.

Убеждающие повествования в таких нарративах устанавливают предпочтение и обеспечивают готовность к действию. Они играют важную роль в принятии решений, обеспечивая ЛПРам в объективно неопределенных условиях достаточную уверенность, чтобы действовать, несмотря на возможность серьезных потерь.

Иными словами, убеждающие повествования подменяют необходимые для принятия решений данные эмоциями, позволяющими ЛПРам почувствовать убежденность и действовать.

Убеждающие повествования—это обоюдоострый инструмент.

• В «хороших руках» убеждающие повествования направлены на повышение доверия и укрепление сотрудничества с общественностью. Они помогают прозрачному поиску альтернатив, обсуждению сомнений различных сторон и выработке консенсуса.
• В «плохих руках» убеждающие повествования являются инструментом пропаганды и/или воли диктатора, создающим в сознании граждан иллюзию “определенности”, путем навязывания им группового мышления, целенаправленно усугубляемого катализаторами различных когнитивных искажений.

Данная альтернативная парадигма принятия решений в контексте пандемии имеет практические перспективы для всех стран. Однако, наиболее широкое применение этот подход найдет в авторитарных странах с отстроенным механизмом пропаганды.

Впрочем, и в либеральных странах «первого мира» теория убеждающих повествований используется весьма успешно и широко. Пандемия COVID-19 продемонстрировала это. Сначала, когда лидеры и правительства разных стран убедили своих граждан, что «это просто очередной грипп». А потом, чтобы успокоить граждан своих стран в ходе форсированного выхода из карантина. Ибо к чему это приведет в разных ситуациях конкретных стран, никто не знает и ничего доказать не может. И единственный выход—принимать решения с помощью убеждающих повествований. Благо их теория и практика довольно сильно продвинулись за последние годы, а COVID-19 уже стал типовым кейсом убеждающих повествований.

Динамическая причинно-следственная модель

Карл Фристон—самый широко цитируемый нейробиолог мира, совершивший революцию в методах визуализации мозга и открывший миру изощренную математику, объясняющую, как работает мозг. Заняться эпидемиологией Фристона заставила пандемия COVID-19. Ибо пандемия идет уже несколько месяцев, и порождаемая ею радикальная неопределенность портит одну за другой сложные цивилизационные системы человечества. И никто ничего пока не смог этому противопоставить. А Фристон считает, что он может сломать хребет всей этой радикальной неопределенности с помощью собственной теории работы мозга.

Идея Фристона, на первый взгляд, проста, как устройство веника. Вдохновленные нейронным устройством мозга, люди построили искусственные нейросети, с помощью которых теперь решают множество трудных задач и делают множество полезных вещей. Вот бы теперь вдохновиться не только устройством мозга, но и тем, как он расправляется с неопределенностью.

По Фристону, главной функцией мозга является постоянное решение проблем неопределенности. Мозг непрерывно строит прогнозы окружающей человека реальности и подстраивает действия человека под эти прогнозы. От того, насколько мозг каждого из нас преуспеет в решении этой задачи, зависит жизнь отдельного человека и всего человечества.

Если бы мозг строил прогнозы и принимал решения в рамках классической парадигмы рациональности, ему бы не хватило его вычислительной мощности. Кроме того, для преодоления всех неопределенностей у мозга просто нет необходимой информации. По сути, мозг постоянно сталкивается с необходимостью принятия решений в ситуациях радикальной неопределенности. Но миллионы лет эволюции так организовали работу мозга Homo sapiens, что он научился с этим справляться. Он научился эффективно обобщать статистическое представление неопределенности путем выявления в ней причинно-следственных связей.

В своих предыдущих революционных работах Фристон построил математическую модель того, как мозг строит прогнозы и расправляется с неопределенностью. И вот теперь, приняв вызов радикальной неопределенности, порожденной пандемией COVID-19, Фристон на основе своих наработок построил «Динамическую причинно-следственную модель COVID-19», являющуюся расширением известной эпидемиологической модели SEIR.

Принципиальное отличие модели Фристона от SEIR и сотен других эпидемиологических моделей в том, что она выявляет причинно-следственные связи, а не просто подгоняет кривые графиков показателей хода эпидемии под имеющиеся данные. 

Это позволяет понять, какие из имеющихся данных являются наиболее прогностическими и добиться максимальной эффективного обобщения статистических представлений неопределенности.

Первые результаты применения Динамической причинно-следственной модели COVID-19 правильно спрогнозировали, что Лондон сможет сохранить уровень заболеваний ниже пропускной способности национальной службы здравоохранения, а также дали понять, насколько далеко от стадного иммунитета будет находиться Великобритания к концу первой волны пандемии. А сейчас уже идет работа с моделированием вариантов выхода из карантина 1й волны.

Если Фристон окажется прав, это будет принципиально новый универсальный подход к решению проблем неопределенности.

_________________________________________________________

Резюме «Большого откровения»

1. Не спрашивайте, когда это закончится,—никогда. 
   Происходящее—эта первая в истории Homo sapiens постпандемия. Она подобна волне на поверхности воды: у нее есть передний фронт, а заднего фронта нет. Постпандемия знаменует начало новой цивилизационной эпохи—«эпохи постнауки, постдоверия и постсвободы». Сколько продлится эта новая эпоха, и придет ли ей что-то на смену—неизвестно.
2. Наступление новой эпохи—следствие произошедшего скачкообразного усложнения мира, превратившегося в колоссальную гиперсеть. Нелинейная динамика составляющих ее сложных цивилизационных систем с периодической сменой динамических и хаотических стадий неизбежно будет порождать «джокеры»—резкие и непрогнозируемые смены состояний. В результате будут возникать ситуации «радикальной неопределенности», где выбор верных решений, находясь в рамках классической парадигмы рациональности, невозможен.
   ?? Поэтому нет смысла спрашивать, что важнее—жизни или экономика. Такой альтернативы для постпандемии нет, из-за образовавшейся гиперсвязанности основных цивилизационных систем.
   ?? Также нет смысла спрашивать, какая стратегия минимизации ущерба от COVID-19 верная. Универсальной верной стратегии минимизации ущерба для постпандемии нет. А выбор локальной верной стратегии невозможен в рамках классической парадигмы рациональности.
3. Альтернативные постнеклассические парадигмы рациональности для сложных систем, позволяющие принимать локально-оптимальные решения, уже существуют: «Концепция расширенного экспертного сообщества», «Теория убеждающих повествований» и «Динамическая причинно-следственная модель». Однако, все они не универсальны для разных обществ. А их практическое признание в качестве основы для принятия решений в ситуациях высокой социальной значимости потребует пересмотра в каждом из обществ принятых в них трактовок науки, доверия и свободы.

Смена парадигмы рациональности для принятия решений в проблемах высокой социальной значимости не означает, что цивилизация должна будет (и сможет) вообще отказаться от классической парадигмы. Ситуация аналогична позднесредневековому миру, описанному Умберто Эко в романе “Имя розы”, когда теология и увязанная с ней система научных знаний теряли свою вдохновляющую роль для развития науки. Теперь же, в результате превращения мира в гиперсеть, сопровождающегося колоссальным усложнением всех цивилизационных систем на фоне небывало возросшей ценности человеческой жизни, расширение классической парадигмы рациональности для принятия решений в проблемах высокой социальной значимости становится неизбежной необходимостью.

Смена парадигмы потребует времени. Но возможно, к концу десятилетия 2020-х это произойдет. И тогда, с высоты обретенного нового научного понимания реальности, появятся основания назвать произошедшее в 2020-х «Большим откровением».

___________________________________

Если понравился пост:- нажмите на “палец вверх”;- подпишитесь наобновления канала на платформе Яндекс Дзен;- оставьте комментарий.Еще больше материалов на моем Телеграм канале «Малоизвестное интересное». Подпишитесь

Источник: zen.yandex.ru

Комментарии: