Переводим ли мы смысл, который вложил в текст его автор? Часть 4

В заключительной части настоящей статьи автор на основании предшествующего анализа делает выводы о значении понятия перевода в общем смысле и, в частности, применительно к Священному Писанию. В заключение он определяет конкретные задачи переводчиков, работающих над текстом Библии.

Человеческая ситуация

Известно, что люди, кем бы они ни являлись, имеют ограниченную перспективу при вынесении суждений. Наши знания об истине являются субъективными и косвенными, и даже хорошие люди могут ошибаться или видеть вещи иначе, чем мы. Это не означает, что абсолютной истины не существует, это значит лишь то, что наше понимание истины ограничено.

Перевод в любом случае зависит от интерпретации. Чтобы перевести оригинальный текст, нужно знать, что означает оригинал. Перевод без знания смысла является транслитерацией. Переводчик должен уметь понимать исходный текст и быть способным дублировать те же понятия и идеи в формах другого языка. Даже если переводчик освоил как изначальный язык, так и язык перевода, он признает две основные проблемы. Первая из них в том, что ни один переводчик, вероятно, не будет утверждать, что понимает всю глубину смысла исходного текста. Во-вторых, абсолютно невозможно выразить всю глубину смысла сложного текста на одном языке в формах другого языка. Таким образом, перевод — это суждения, приоритеты, разумный выбор, фокусировка на том, что переводчик считает центральным, важным, основным и точным, попытка выразить это на другом языке.

Перевод зависит от смысла, а понимание смысла зависит от субъективного восприятия каждого отдельного переводчика. Слова и другие языковые формы являются носителями, используемыми для общения, и смысл рождается в человеке в процессе взаимодействия с текстом. Но в то же время язык является корпоративным и конвенциональным, что дает людям возможность общаться друг с другом. Сама Библия является общей собственностью человечества.

Существуют разногласия относительно того, где найти смысл Писания и как его перевести. Находится ли истинный смысл Писания в головах и намерениях первоначальных авторов? Если это так, то это аргумент в пользу основной идеи школы авторского намерения. Или, возможно, первоначальные авторы не контролировали значения написанных ими текстов? Обратите внимание на то, что апостол Петр написал в своем послании (2-е Петра, 1:20-21): «Знай прежде всего то, что никакого пророчества в Писании нельзя разрешить самому собою. Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым».

В человеческом смысле апостолы и пророки были авторами писаний, которые впоследствии были канонизированы как Священное Писание. Всякий раз, когда в связи с переводом Библии используется фраза «первоначальный автор», речь идет о Моисее или Исаии, Иоанне или Павле и т. д. Возможно даже, что авторы не в полной мере осознавали всю значимость того, что Бог побуждал их говорить. Петр сказал в первом послании: «К сему-то спасению относились изыскания и исследования пророков, которые предсказывали о назначенной вам благодати, исследуя, на которое и на какое время указывал сущий в них Дух Христов, когда Он предвозвещал Христовы страдания и последующую за ними славу. Им открыто было, что не им самим, а нам служило то, что ныне проповедано вам благовествовавшими Духом Святым, посланным с небес, во что желают проникнуть Ангелы» (1-е Петра, 1:10-12).

Согласно описанию Петра, пророки сами ищут понимания смысла своих пророчеств. Если термин «первоначальные авторы» относится к пророкам и апостолам, то их труды имеют значение, выходящее за рамки их собственного понимания. Во время перевода Писания основным смыслом не обязательно является то, что задумывали записавшие его авторы, или их образ мышления. Сегодня для нас важно написанное ими, и нет иного способа восстановить то, что они задумывали, кроме как изучать их сочинения в свете любой имеющейся информации о контексте, в котором они писали.

Как же тогда мы должны переводить?

Определение смысла текста имеет важное значение для его перевода. Если признать, что смысл не всегда находится в одном месте, возникает вопрос, где его искать. Может ли переводчик попытаться определить замысел автора и назвать это истинным смыслом текста? В случае, если авторы до сих пор живы, эта идея может быть по крайней мере осуществимой: можно поговорить с автором, чтобы выяснить, что он имел в виду. Но в случае, когда мы имеем дело с авторами, жившими давным-давно, переводчик имеет доступ только к формам выражения их мыслей и намерений. Мы должны предположить, что намерения и мысли автора были сходны с тем, что он выразил. У нас есть текст, и мы его переводим. Было бы неуместно переводить мысли и намерения в отрыве от способа их выражения, даже если бы мы имели к ним доступ.

Именно тексты являются объектами перевода. Тем не менее необходимо принять решение о значении текста, с тем чтобы иметь возможность его перевести. Где находится смысл? В самом тексте? Текст — это всего лишь средство общения, и, строго говоря, значения существуют только в головах людей или даже Бога, если можно мыслить о Нем столь антропоморфно. Но с другой стороны, текст полон смысла, поскольку является проявлением человеческого языка, а язык — это общая социальная система традиционного словоупотребления и структур. Тексты имеют значение для социальной группы, которая разделяет язык, на котором они написаны.

Текст, в особенности текст без ограничений по сложности, не может обладать только одним смыслом. Текст может иметь разные смыслы на разных уровнях: смысл предложения больше, чем сумма слов, которые его составляют, а смысл текста больше, чем сумма предложений в его составе; но каждая из частей имеет смысл, как и весь текст целиком. Поскольку при переводе невозможно полностью передать весь смысл текста, переводчик должен решить, на каких смыслах наиболее важно сосредоточить внимание, например, на конкордансе и смыслах слов или на более высоком тематическом смысле.

Другой пример, показывающий, что смысл текста не является однозначным, заключается в том, что разные люди, смотря на текст с разных углов зрения, могут приписывать тексту различные смыслы. Текст может оставаться последовательным несмотря на то, что люди могут расходиться во мнениях о его смысле. Они могут прийти, а могут и не прийти к консенсусу касательно смысла текста. Поскольку смыслы в конечном счете присутствуют только в головах людей, потенциально текст может иметь столько значений, сколько существует людей, интерпретирующих его. Маловероятно, что среди честных переводчиков будет так много существенно разных интерпретаций. Но для разногласий всегда есть место.

Не все переводы одинаковы, потому что разные переводчики уделяют особое внимание разным смыслам — например, смыслам слов или же смыслам на уровне суждений, а также потому, что они по-разному интерпретируют переводимый текст. Прибавим к этому, что язык позволяет некоторую вариативность в выражении одной и той же идеи. У переводчика есть решения о смысле и о том, на каких смыслах следует сосредоточиться, а также о том, как выразить смыслы через лексику, синтаксис и дискурс.

Если смысл субъективен, а перевод неизбежно предполагает установление смысла текста, то где и как возможно его найти? Настоящая статья предлагает следующее решение: якорем для перевода должен быть сам переводимый текст. Это — константа. Перевод придает тексту иную форму, но важно то, что сам текст после перевода остается прежним. Предполагается, что смысл перевода такой же, как и смысл оригинального текста, он лишь изложен в другой форме. Это подобие двух текстов, которое трудно увязать с научной точкой зрения, позволяет рассматривать перевод как другой экземпляр одного и того же текста.

Две цитаты о герменевтических позициях выделяются своей схожестью. Эдершайм отметил, что в традиционной еврейской герменевтике, используемой библейскими писателями Матфеем и Павлом, «для вдохновенного писателя и даже для истинного иудея, читающего Ветхий Завет, не может стоять вопрос в отношении любого пророчества: “Что имел в виду пророк?”, но только: “Что означало пророчество?”»[1]. Основное внимание уделяется самому тексту, а не намерениям его составителя. Примерно в то же время, что и Эдершайм, Холмс написал о юридической практике: «Мы не спрашиваем, что имел в виду законодательный орган; мы спрашиваем только, что означают уставы»[2]. Эти заявления согласны с текстуалистским подходом, выдвинутым Скалией, в том смысле, что нечто, выдуманное отдельным лицом в частном порядке, не так значимо для закона, или, возможно, для перевода Библии, как то, что этот человек фактически выразил через язык в письменной форме, и то, что было принято как авторитетный документ.

Поскольку тексту может быть приписан целый ряд различных смыслов, задача переводчика состоит в том, чтобы отсортировать эти интерпретации и решить, какое значение выбрать для перевода. Отправной точкой может служить попытка понять, что значил текст в первоначальном контексте, исходя из той информации, которой мы сегодня располагаем о нем и об употреблении слов, грамматических конструкций и фигур речи во время написания текста.

Но, как отмечает Рикёр, запись устной речи отводит ее от первоначального контекста говорящего и слушающего и приводит к «отделению словесного значения текста от ментального намерения автора»[3], что делает письменный текст несколько отличающимся от разговорного. Написание текста и его удаление из от первоначального контекста приводит к тому, что Рикёр называет «избытком смысла», и «мы должны угадать смысл текста, потому что намерение автора находится вне досягаемости»[4]. Согласно Рикёру, письменный текст в этом случае начинает жить новой жизнью.

Переводчик должен учитывать не только то, что означает текст в первоначальном контексте, но и его потенциал, открывающийся для смысла в новом контексте. Переводчик должен определить потенциальный смысл текста и определить, как передать его новой аудитории в свете ее потребностей. Это огромная ответственность. Выполнение этой задачи зависит от интерпретации текста, но не ограничивается только ей, поскольку переводчик должен выбрать из потенциальных значений и интерпретаций именно те, которые необходимо донести до новой аудитории через перевод.

Используемая литература

Arichea, Daniel C. and Eugene A. Nida. A Handbook on Paul’s Letter to the Galatians. New York: UBS, 1976.

Barthes, Roland. “The Death of the Author.” Aspen, 5–6 (1967).

Bork, Robert H. The Tempting of America: The Political Seduction of the Law. New York: Free Press, 1990.

Derrida, Jacques. De la Grammatologie. Paris: Les , Editions de Minuit, 1967.

Edersheim, Alfred. The Life and Times of Jesus the Messiah. Grand Rapids: Eerdmans, 1883.

Gadamer, Hans-Georg. Truth and Method. New York: Seabury, 1975.

Hirsch, E.D. The Aims of Interpretation. Chicago: University of Chicago Press, 1976.

Ricoeur, Paul. Interpretation Theory: Discourse and the Surplus of Meaning. Fort Worth: Texas Christian University Press, 1976.

Sanneh, Lamin. Whose Religion is Christianity? Grand Rapids: Eerdmans, 2003.

Scalia, Antonin. A Matter of Interpretation: Federal Courts and the Law. Princeton, NJ: Princeton University Press, 1997.

Schleiermacher, Friedrich. “Ueber die verschiedenen Methoden des Uebersezens.” In Das Problem des ?bersetzens, edited by Hans Joachim Stцrig, 38-70. Darmstadt: Wissenschaftliche Buchgesellschaft, 1963[1813].

Vanhoozer, Kevin J. Is There Meaning in This Text? Grand Rapids: Zondervan, 1998.

Walls, Andrew F. “The Translation Principle in Christian History.” In The Missionary Movement in Christian History: Studies in the Transmission of Faith, edited by Andrew F. Walls, 26–42. Maryknoll, NY: Orbis Books, 1996.

Wimsatt, William K. and Monroe C. Beardsley. “The Intentional Fallacy.” Sewanee Review 54 (1946), 468–488.

Примечания

[1] Эдершайм. Жизнь и эпохи. С. 215.

[2] Harvard Law Review, 12:417 (1899).

[3] Рикёр. Теория интерпретации. С. 75.

[4] Ibid.

Источник: bogoslov.ru

Комментарии: