Лингвистический процесс

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2019-12-06 09:33

образование

Экспертиза по делу Егора Жукова — пример того, что бывает, когда наука теряет независимость

На суде по делу Егора Жукова слова «лингвистика» и «лингвистический» стали самыми употребительными. Все дело Егора от начала и до конца — о языке. Единственное, что предъявляет ему обвинение, — тексты. И анализ этих текстов — единственное, что доказывает его невиновность.

Тексты изучают лингвисты. Хотелось бы сказать — лингвистика стала наукой первостепенной важности. Но нет, как раз наоборот: лингвистика не пригодилась.

Ролики Егора Жукова исследовал эксперт. Эксперт-лингвист? Нет, просто — эксперт. А. П. Коршиков — кандидат математических наук, сотрудник Института криминалистики Центра специальной техники ФСБ России. Его экспертизу по делу Егора Жукова мы и наши коллеги подробно разбирали в двух рецензиях в «Новой газете».

3 декабря эксперт А. П. Коршиков был вызван в суд, где Н. Р. Добрушина и А. И. Левинзон, соавторы одной из рецензий, тоже присутствовали в надежде выступить на стороне защиты и высказать свое мнение об экспертизе. За два дня судья последовательно вынесла решение об отказе в участии четырех экспертов-лингвистов. Основная мотивировка отказа — некомпетентны. Приведем список людей, которые оказались некомпетентными лингвистами, в порядке их предъявления суду 3 и 4 декабря.

  • А. И. Левинзон, НИУ ВШЭ, Школа лингвистики, преподаватель риторики, корпусной лингвистики, русского языка и культуры речи, диплом с отличием филологического ф-та МГУ, специальность «филолог-преподаватель русского языка и литературы».
  • Н. Р. Добрушина, НИУ ВШЭ, Школа лингвистики, профессор, доктор филологических наук, главный научный сотрудник, диплом филологического ф-та МГУ, специальность «филолог-преподаватель русского языка и литературы».
  • Ю. А. Сафонова — кандидат филологических наук, работала экспертом при Минюсте, в центре при департаменте по противодействию коррупции Москвы, выступала в роли эксперта в Конституционном суде, автор методического пособия по психолого-лингвистической экспертизе текстов по делам, связанным с противодействием экстремизму, рекомендованным Минюстом.
  • И. Б. Левонтина — кандидат филологических наук, ведущий научный сотрудник Института русского языка им. В. В. Виноградова, соавтор нескольких словарей, занимается судебной лингвистикой и разработкой методик для экспертиз по преступлениям экстремистской направленности, выступает в судах.

Поскольку, как видно из этого перечня, защита исчерпала все мыслимые доказательства компетенций лингвистов (образование, профессиональный опыт, степени, должности, опыт научных исследований, опыт работы с семантикой русского языка, опыт работы с судебными экспертизами), остается признать, что в стране есть один компетентный специалист в области лингвистической экспертизы — А. П. Коршиков. Посмотрим, как работает этот эксперт.

Кандидат физико-математических наук А. П. Коршиков подходит к анализу значения слов с позиций математика, как будто слова — это переменные, которые могут принимать любое значение, не меняя при этом сути сказанного. Такой подход по сути своей противоречит базовым принципам семантики языка. Мы, лингвисты, стараемся выяснить, какое значение имеет слово в конкретном контексте. Контекст, согласно основам семантического анализа, является индикатором значения: например, в контексте глагола «выражать» слово «протест» указывает на речевое действие, а в контексте слова «подавать» — на официальный документ.

Изучение контекстов — начало любой работы по объяснению смысла слова и разбиения его на разные значения. Существуют специальные ресурсы, которые на основе автоматической обработки огромного массива словоупотреблений извлекают основные контексты, характерные для слова (в сочетаемостный «портрет» слова «протест», кстати, не входит ни одно устойчивое словосочетание, указывающее на насильственный характер). Автор экспертизы предлагает считать, что в любом контексте у слова есть все значения, которые мы в состоянии ему приписать. Если ничто не ограничивает этот круг, можно смело считать, что говорящий, используя слово, выпускает на волю всё множество значений и конкретных осмыслений, которые у него есть (в том числе и те, которые им приписывает эксперт). Так, употребив слово «учреждение», Егор имел в виду одновременно «избирательная комиссия» (добавим — «зоопарк», «музей меда» — почему бы нет); говоря о «ненасильственном протесте», он парадоксальным образом имел в виду одновременно и «насильственный протест» (а также «протест против опытов над животными», «протест против объединения колледжей в Нижневартовске» — список осмыслений, начатый экспертом А. П. Коршиковым, можно продолжать бесконечно).

Существительное «протест» было самым обсуждаемым 3 и 4 декабря. Ответ на вопрос, призывал ли подсудимый к насильственному протесту, — это ответ на вопрос об обвинении или оправдании.

Цитируя самые разные словарные описания, лингвисты в своих рецензиях указывали, что в слове «протест» ни в одном из его значений нет смыслового компонента «насилие». Основное значение слова «протест», согласно словарям и корпусным данным, — это «решительное возражение против чего-то». И это то значение, в котором использует слово «протест» в своих роликах Егор.

Фото: Влад Докшин / «Новая газета»

На наши доводы эксперт А. П. Коршиков отвечает так: лингвисты совершают грубую ошибку, опираясь на словари! Словари часто отражают «древний период прошлого» (записано со слуха на заседании суда). «Вы пользовались Национальным корпусом русского языка?» — спрашивает защитник. Действительно, если не словарями — значит, корпусами, электронными базами языковых данных. «Корпуса неполны, несбалансированны, в них недостаточно публицистики», — сообщает А. П. Коршиков.

Так каким образом он подтверждает свое мнение о том, что слово «протест» надо понимать как «протест с применением насилия»? Никаким.

В тексте экспертизы никаких доказательств суждениям А. П. Коршикова нет. Он не ссылается на словари, на Национальный корпус русского языка (это, кстати, гигантская база данных, в которой более трехсот миллионов словоформ и еще около ста миллионов — только публицистики), не ссылается на современные интернет-корпуса русского языка, например, на корпус RuTenTen (база данных современных онлайн-текстов, в которой более 14 миллиардов слов), не цитирует работы ученых. Следовательно, мы можем быть твердо уверены: экспертиза эксперта А. П. Коршикова не отвечает научным стандартам. Научный текст обязан быть доказательным. Эти доказательства должны быть приведены с точными ссылками, примерами, данными статистики. А что делать, если появилась идея (например, такая: «пересказать книгу о 198 способах мирного протеста — значит позвать слушателя совершить каждое из 198 действий»), а доказательства найти не удается? Увы, ничего. Если доказательства нет, идея не может найти себе места в экспертизе. Ее можно высказать в кругу друзей, за чаем, но не в заключении эксперта.

К заседанию суда А. П. Коршиков собрал значимые, по его мнению, аргументы. Он неоднократно просил судью разрешить показать «нарезку роликов», которые подтвердили бы его правоту (что за ролики, эксперт не объяснил, но речь шла не о роликах Егора Жукова, а о материалах телевизионных передач).

«Я ведь могу принести на заседание словарь, — сказал А. П. Коршиков. — А я принес ролики. Это то же самое, что словарь» (записано со слуха на заседании суда).

Судья не дала согласия смотреть ролики, но аргументацией для эксперта они в любом случае стать не могут. Лингвист не опирается на отдельные, случайным (или неслучайным!) образом собранные примеры. Чтобы доказать, что у слова есть некоторое значение, ему нужно учитывать, насколько часто такое значение встречается, в каких контекстах, в каком стиле речи, лингвисту приходится ставить эксперименты с носителями языка, исследовать сотни предложений — в общем, это сложнейшая процедура, результаты которой, собственно говоря, и представлены в словарях.

Эксперт А. П. Коршиков такими методами не владеет, более того, он и не считает, что ими нужно владеть. Он убежден, что его подготовки в качестве лингвиста-эксперта достаточно, чтобы написать экспертизу. Ход исследования он не комментирует: «Я не обязан его излагать. Это полностью компетенция эксперта» (записано со слуха на заседании суда).

Нет, обязан! Исследователь обязан сообщать, как он пришел к своему выводу. Если он не делает этого, его текст — не наука, это рассуждения дилетанта. Они могут быть вам симпатичны, но на их основании нельзя посадить человека в тюрьму.

Лишь один метод, использованный при составлении экспертизы, Коршиков сумел сформулировать:

«Я беру Уголовный кодекс, читаю название статей, смотрю: похоже или непохоже. И с точки зрения лингвистики сравниваю слова».

Этот метод, видимо, является собственным изобретением эксперта. Во всех методических указаниях по проведению лингвистических экспертиз прямо говорится о недопустимости смешивания юридической квалификации (то есть Уголовного кодекса) и лингвистических толкований.

Экспертиза по делу Егора Жукова — пример для известной басни: смотрите, что бывает, когда сапоги начинает тачать пирожник. Что бывает, когда наука теряет независимость. Когда экспертные выводы перестают быть результатом кропотливого исследовательского труда и становятся набором броских фраз, за которыми не стоят факты. Вроде бы — где наука и где наша повседневная жизнь. И вот сейчас они сходятся — в зале, где решаются судьбы.

Нина Добрушина, Анна Левинзон, Валентина Апресян, Анастасия Бонч-Осмоловская


Источник: novayagazeta.ru

Комментарии: