«Примеры» диалектики

МЕНЮ


Искусственный интеллект
Поиск
Регистрация на сайте
Помощь проекту

ТЕМЫ


Новости ИИРазработка ИИВнедрение ИИРабота разума и сознаниеМодель мозгаРобототехника, БПЛАТрансгуманизмОбработка текстаТеория эволюцииДополненная реальностьЖелезоКиберугрозыНаучный мирИТ индустрияРазработка ПОТеория информацииМатематикаЦифровая экономика

Авторизация



RSS


RSS новости


2019-04-01 17:00

Философия ИИ

Мышление

Да-да, абсолютно любое мышление так или иначе определяется теми самыми «законами логики». Однако о предрассудке, будто только «логика научает мыслить», заметил ещё Гегель: «это похоже на то, как если бы сказали, что только благодаря изучению анатомии и физиологии мы впервые научаемся переваривать пищу и двигаться».

Более того, любое разделение мышления на «логичное» и «нелогичное», приводит к потере оснований для самих логических законов. Ведь логику, которая заведомо ставит часть мышления вне самой себя, всегда можно обвинить в том, что она сама алогична, поскольку она оказывается всего лишь одной из систем законов мышления, не претендующей на всеобщий охват. И нам потребуется ещё доказать, что она «лучше» других, а чтобы это сделать — придётся вновь подвести все виды этих «логик» под общее основание.

Таким образом, нам необходимо вывести общие законы мышления так же, как они выводятся для физики и других естественных наук - эти законы должны уметь объяснить мышление глупца и мышление гения так же, как законы механики объясняют полёт птицы и движение планет.

Найдя такой закон, мы сможем показать условия, при которых неразвитое мышление глупца переходит в мышление гения - то есть сможем ответить на вопрос о практическом развитии самого мышления.

Отличным примером ответа на этот важный вопрос является статья «Школа должна учить мыслить!». Начиная с банального «многознание уму не научает», статья приходит к неутешительному выводу: учиться мыслить нельзя ни по какой книжке, кроме как по реальной «книге истории», причём истории самого развития практического мышления (в статье используется материал истории математики). То есть единственный способ мыслить объективно - это воспроизвести в голове формы самой действительности, которые во всей чистоте проявляются в истории развитии науки.

Неслучайно поэтому автор в своей статье «Логика» большую часть уделяет именно истории развитии логики, понятой как наука о «формах реального действования человека, создающего и воспроизводящего предметно-человеческий мир, т. е. всеобщие схемы, по которым протекает движение вещей, включённых в практику человека» - то есть наиболее обобщённых законах движения самого материального мира, как мира природы, так и общества.

Естествознание

Конечно, подобное утверждение будет выглядеть несколько провокационно. Разве может быть что-то общее между законами естественных наук и наук гуманитарных (которые, видимо, изучают что-то сверхъестественное)? Давайте же поближе посмотрим на эти самые естественные науки.

Говоря о законах логики, мы уже отметили, что довольно смешно бы выглядели законы физики, которые объясняли бы разнонаправленное движение (например, вверх и вниз) или его разные виды (полёт птицы и движение планет) разными неоднородными законами. Но если обратиться к реальной истории развития физики (например, открыв статью Курта Левина «Конфликт между аристотелевским и галилеевским способами мышления в современной психологии»), мы увидим, что требование однородности законов для всех возможных случаев и связанное с ним требование отсутствия исключений из законов в экспериментальной практике, появилось только вместе с галилеевским переворотом в науке (за который были также ответственны Бэкон, Бруно и другие). До этого идея описывать одним физическим законом движение птицы и движения планет казалась просто дикой - ведь это настолько различные виды движений!

Причём этот переворот в науке, с одной стороны, опирался на наследие классической античной мысли (сама идея необходимости выведения единого закона для всего многообразия явлений очень характерна для того же Платона), а с другой стороны — порывал со всей теологической традицией схоластики, которая во многом была сама продуктом развития античной мысли Платона и Аристотеля.

Аристотель уже пришёл к пониманию сущности вещей как способу организации (соединения) их частей - то есть их структуры, однако этот способ организации он полагал чем-то сугубо внутренним для предмета и внеположенным всеобщей взаимосвязи всех предметов. Эта взаимосвязь вещей была представлена в философии Аристотеля формой всех форм - так называемый Ум (или божественный Ум) – перводвигатель, причина и начало всего, пантеистическое начало мира. Конечно, такое рассмотрение предмета приводило к мысли, что способ его организации, заданный некоторым первоначалом, уже закладывает изначально конечную цель его существования.

Галилей и Бэкон, напротив, сделали предметом рассмотрения прежде всего эту взаимосвязь отдельных вещей между собой и стали требовать рассмотрения предмета в такой взаимосвязи, которая не нуждается во внешнем источнике силы, то есть которая сама порождает те причины, благодаря которым она действует: «характер и направление физических векторов в динамике Аристотеля полностью детерминировались природой рассматриваемого объекта. Наоборот, в современной физике существование физического вектора всегда зависит от взаимосвязей нескольких физических факторов, особенно от отношений объекта с его окружением».

Одним из главных следствий этого переворота стал переход от телеологического рассмотрения явлений к каузальному - то есть причинно-обоснованному.

Требование физиков эпохи Возрождения рассматривать любую физическую действительность как взаимосвязь явлений (а не как обособленные предметы) привело к возможности указать на внутренние, а не внешние причины движения. В результате, во многом статистические закономерности Аристотеля (которые выражали некое среднее от всех возможных случаев) уступили место закономерностям, которые могли разложить любую физическую ситуацию на причинно-следственные связи.

Позже и другие науки, такие как биология, усвоили этот метод мышления.

Еще до Дарвина такие мыслители, как Бюффон и Спенсер обращали внимание на то, что всякое развитие живых организмов обусловлено внешней средой, однако при этом, как и Аристотель, видели в системе экологических ниш некоторый всемогущий божественный Разум, который своей рукой расставляет виды по отведённым им местам. Эта логика крайне похожа на современную социобиологию Доккинза-Уилсона.

Дарвин же, продолжая галилеевскую логику, утверждающую единство внутренних и внешних взаимосвязей, смог обратить внимание на некоторые противоречия этого процесса. Сами экологические ниши не существуют до возникновения живых организмов (флоры и фауны), а формируются ими в процессе своего развития - то есть нельзя рассматривать эту самую систему экологических ниш как нечто предзаданное и неизменное, а организмы — как нечто пассивное и движимое только средой.

Дарвин нашёл конкретные факты, которые не могли быть осмыслены в рамках простой теории адаптации, такие как неспособность некоторых отлично приспособленных видов быстро изменяться, или вытеснение архаическими и хуже приспособленными к конкретным условиям среды видами более прогрессивных и приспособленных.

Однако в дальнейшем цельная теория Дарвина, понимающая единство внутренних и внешних связей, вновь распалась на номогенез, который концентрировался на внутренней структуре организма, и панадапционизм, который весь фокус внимания переносил на внешнюю среду.

Современной попыткой возродить метод Галилея, Дарвина, Бэкона в биологии является работа школы так называемых «плюралистов». В статье «Пазухи свода собора святого Марка и парадигма Панглосса: критика адаптационистской программы» они раскрывают проблемы вульгарного взгляда на теорию Дарвина и предлагают альтернативу более сложного и всеобъемлющего взгляда на развитие природы.

Психология

Как можно было заметить, автор статьи «Конфликт между аристотелевским и галилеевским способами мышления в современной психологии» — психолог, пытающийся применить способ мышления, завоёванный естественными науками, к исследованию человеческой психики. И это не случайно: ведь сама психология была исторически связана с биологическими дисциплинами - после открытий Дарвина даже самые отъявленные виталисты не могли поспорить с тем, что сам человек является результатом развития природы. Сами основания психологии как «науки о душе» пошатнулись, и начались многочисленные попытки «биологизировать» психологию, избавив её от любых связей с идеей о душе.

Одной из таких попыток поставить исследование психики и поведения человека на твёрдый биологический фундамент была работа Карла Бюлера «Очерк духовного развития ребенка» (см. её предисловие). Все психологические функции и высшие способности человека (например, мышление в понятиях) Бюлер объявляет заложенными биологически, как бы предвосхищая популярную нынче психогенетику. Однако если мышление в понятиях есть чисто биологическое образование, действующее в рамках законов биологии, то следует также предположить, что данная способность является также присущей всем биологическим существам (только, конечно, в «меньшем масштабе»), то есть все биологические существа уже содержат в себе некое изначальное «психоидное» начало - то есть ту самую «душу». И сам Бюлер нехотя вынужден признать концепцию неовиталиста Г. Дриша вполне допустимой.

Как мы видим, неважно, описывает ли ученый «душу» в биологических или духовных терминах. Пока учёный не сможет раскрыть реального процесса появления и развития высших способностей человека - то есть объяснить и демистифицировать их, не пытаясь отбросить всю их сложность - древняя как сам мир «гипотеза о Душе» будет жить, лишь заменяя одни слова на другие в соответствии с научной модой.

Намётки такого материалистического понимания психики человека дал уже К. Маркс: «Сущность человека не есть абстракт, присущий отдельному индивиду. В своей действительности она есть совокупность всех общественных отношений». И действительно, в соответствии с тезисом о единстве внутренних и внешних связей, мы с неизбежностью приходим к тому, что действительный человек существует и воспроизводится только в обществе себе подобных. «Душа» человека — психика — не является врождённой, а формируется общественными (то есть, в первую очередь, производственными) отношениями в процессе освоения человеком предметов культуры.

Э. Ильенков, рассматривая вопрос о формировании личности, показывает, что непонимание этого факта возвращает учёных к дуалистическим идеям Декарта: бихевиористы, заимствуя часть его учения о «человеке как автомате», вынуждены для объяснения таких способностей человека, как целесообразная деятельность или свобода воли, придумывать мистические «рефлексы цели и свободы», открывая тем самым дорогу экзистенциалистам и их идеи о принципиальной непознаваемости внутреннего мира личности.

История

Поскольку мы увидели, что сам человек является общественным человеком, живущим и действующим в исторически сложившихся обстоятельствах, тогда, если мы хотим понять действия человека (то, что хочет понять психология), —нам необходимо понять само общество в его историческом развитии.

Стоит сказать, что также как в физике и биологии, в истории как науке само понятие о развитии появилось довольно поздно. Что средневековые богословские консервативные идеи о вечной гармонии, что противостоящие им просвещенческие идеи о вечном прогрессе не умели вскрыть движущие силы развития и выносили их в некий внешний субъект - Бога или Разум человека, также, как в физике Аристотеля, во внешний субъект выносилась причина движения. Причём абсолютно некритический взгляд на прогресс некоторых идеологов Просвещения приводил к его полной абсолютизации. Текущее состояние дел объявлялось лучше того, что было раньше просто потому, что оно более новое - соответственно, никакая критика сложившегося способа развития становилась невозможной. И в результате односторонний прогрессизм превращался в такой же догматический консерватизм, как и традиционалистские церковные воззрения - только культ Бога сменился культом Разума.

Первым же, кто попытался посмотреть на историю также, как естествоиспытатели Нового времени смотрели на природу - то есть как на естественный исторический процесс, который меньше всего зависит от произвола отдельных лиц (даже если это «великие личности» вроде королей и философов), стал Джамбаттиста Вико. Он обратил внимание на противоречия исторического развития и попытался что-то противопоставить логике линейного развития. В его «Новой науке» в теоретической форме схвачен реальный факт того, что любой прогресс общества покупается ценой утрат:

«С одной стороны, действительное освобождение мысли от тёмной доисторической бессмыслицы поэтических времен — времен Ахиллеса и Роланда, языческой и христианской мифологии. И наряду с этим движением вперёд — новая мифология механистического воззрения, нелепые выдумки взбесившегося рассудка, враждебного творческой энергии, свободной игре духовных способностей человека. Кабинетная тупость и спесь одичавшего индивидуального сознания, далёкого от чувственно практической жизни народа, породили метафизическое, одностороннее представление о прогрессивном развитии духовной культуры как монотонной функции, меняющейся в одном и том же направлении…
Чтобы понять отвлечённый и механистический характер этой теории прогресса, достаточно сопоставить оптимизм картезианцев со всеми бедствиями первоначального накопления, обнищанием крестьянства, роковым поворотом в условиях наёмного труда, новым подъёмом религиозного фанатизма, идущим рука об руку с успехами эмпирического естествознания, упадком искусства и свободной мысли эпохи Возрождения.»
http://spinoza.in/theory/iz-istorii-e-stetiki-i-obshhestvennoj-my-sli-dzhambattista-viko.html

И именно Вико, не скованный односторонним прогрессизмом или консерватизмом, оказывается способен усмотреть историческую правду за «тёмным простонародьем» и увидеть за ней реальную движущую силу истории - классовую борьбу:

«Если сравнить «Новую науку» с лучшими произведениями позднейшей просветительской литературы, то различие с самого начала бросается в глаза. Вико ближе к простым материальным отношениям общественной жизни, он смотрит на них глазами крестьянина, он умеет читать слова деревенские и лесные. Одним из главных предметов научной критики является для него тщеславие ученых. Мы не найдем у Вико гражданского пафоса и демократической морали просветителей. Он вообще не учит какому-нибудь общественному поведению, не убеждает в полезности хороших законов, а только следит за действительным развитием законодательства и всех человеческих и гражданских вещей. Но иногда сквозь запутанное, местами педантски-сухое изложение какого-нибудь отрезка истории блеснёт такое яркое пламя ненависти к угнетателям, такая глубокая уверенность в верховном праве народа как главной движущей силы истории, что весь гражданский пафос литературы XVII — XVIII столетий и вся её теория цивилизации покажутся бледной кабинетной выдумкой.»

Политика

Широко известно высказывание М. Покровского: «история есть политика, опрокинутая в прошлое». Но, как и все многие широко известные высказывания в оригинале оно звучало иначе: «История это есть политика прошлого; без которой нельзя понять политику настоящего». И раз уж мы научились относиться к истории как к естественной науке - то есть науке о естественных, действительных отношениях, то мы не можем отнестись иначе и к политике.

XX век стал не только веком достижений науки, но и веком «достижений» общественной мифологии. Одним из таких движений, делающим ставку на создание своей мифологии (так называемым «богостроительством»), стала группа большевиков во главе с Богдановым и Луначарским. Рассматривая исторически сложившиеся в процессе общественного производства формы общественного сознания лишь как искусственные порождения некоего коллективного сознания, богостроители приходили к тому, что единственным источником объективной силы логических форм является коллективность их использования и общественный консенсус. Естественно, если существующая культура человечества лишь «коллективное безумие» или какой-то навязанный миф, то можно легко противопоставить ему свою искусственно образованную «контркультуру».

Эта логика ещё сыграет свою трагическую роль в виде «пролеткульта» и всевозможных «культурных революций», а пока - годы первой русской революции, и Ленин, отложив все дела, занят философской борьбой с будущими богостроителями.

Статья Э. Ильенкова «Ленинская диалектика и метафизика позитивизма» показывает, как, опираясь на отдельные школы в физике, Богданов и ко, отрицая объективность логических форм и законов для мира природы, приходили и к отрицанию логических законов для наук общественных. Тем самым и классовая борьба, и другие общественные закономерности понимались лишь как «субъективные формы организации опыта или коллективные представления», а не как действительные законы истории, имеющие свою необходимость.

Искусство

Как и логические категории, искусство не является просто коллективной фантазией, а выражает в себе ступени освоения человеком чувственного познания мира. Конечно, такая объективная точка зрения не значит, что мы не можем или не должны критиковать те пути и дорожки, по которым зачастую происходит этот процесс.

Однако зачастую критика (даже самая смелая и радикальная) оказывается абсолютно некритичной по отношению к самой себе. Как говорил Белинский:

«Многие под критикою разумеют или осуждение рассматриваемого явления, или отделение в нём хорошего от худого: – самое пошлое понятие о критике! Нельзя ничего ни утверждать, ни отрицать на основании личного произвола, непосредственного чувства или индивидуального убеждения: суд принадлежит разуму, а не лицам, и лица должны судить во имя общечеловеческого разума, а не во имя своей особы»

Хороший урок такой объективной критики - критики с точки зрения всеобщих законов, а не личной неприязни - демонстрирует нам цикл статей М. Лифшица «О культуре и её пороках», «Почему я не модернист?», «Либерализм и демократия» и «Как можно и как нельзя дифференцировать современных художников».

Несмотря на всё своё неприятие модернизма как явления общественной жизни, Лифшиц видит в нём, в первую очередь, не злой умысел, а следствие объективных процессов:

«Было бы, конечно, ошибкой думать, что явления общественной патологии, более или менее широко известные под именем модернизма, подстроены торговцами и богатыми собирателями. Это не так. Модернизм имеет свои корни в самом развитии человеческого сознания. Как деловые, так и политические интересы имущего класса находят в определённом состоянии умов широкое поле для своих манипуляций, но в основе лежит нечто более существенное - болезнь духа, отражающая глубокие противоречия исторической жизни народов в период упадка прежней цивилизации и перехода к новым, ещё неизведанным формам общественного устройства».

И поэтому в своей критике он пытается найти реальные пути выхода для современного художника за пределы модернистской логики. Такой подход в корне отличается от субъективистского подхода его оппонента, отделяющего хорошего художника от плохого по признаку поддержки действий коммунистической партии, или каких-либо левых движений.

Сила такой критики проявилась в том, что сами художники-модернисты считают работу «Кризис безобразия» Лифшица лучшей работой о истории и теории модернизма и рекомендуют её для изучения этого течения.

Что в итоге?

Мы видим, что несмотря на то, что все эти дисциплины бесконечно многообразны и абсолютно не похожи друг на друга, все они связаны между собой. И начиная разбираться, например, в психологии мы с неизбежностью придём к социологии, а от неё — к эстетике как теории искусства. Даже между «естественными» и «гуманитарными» науками нет жёстких границ, и логика, появившаяся в процессе изучения природы, стала основной и для логики истории. И любой психолог с неизбежностью обязан разбираться как в социологии, так и в биологии, иначе вместо действительной науки он будет опираться в своей работе на абстрактные представления - как это зачастую и происходит.

Однако объективный исторический распад цельной картины мира, вызванный её сложностью и разделением общественного труда, приводит к тому, что отдельные дисциплины выглядят абсолютно разделёнными - так возникает желание связать их насильно путём внешней связи, возникает так называемая «онтология» - система знаний о мире в целом. И рождается она из-за неумения философа, ограниченного разделением общественного труда, увидеть реальные переходы между самими частями действительности. Такой теоретик «понимает гносеологию и логику как науки, замыкающиеся на изучении фактов сознания, «феноменов сознания как такового» (безразлично – индивидуального или «коллективно организованного») и принимающие во внимание внешний мир лишь постольку, поскольку он уже представлен в этом сознании»

Альтернатива этому — только понимание того, что «логические законы должны иметь силу как для движения в природе и человеческои? истории, так и для движения мышления»:

«Даже чисто логическую классификацию суждении? у Гегеля Энгельс рассматривает как обоснованную не только мышлением, но и законами природы. В этом и видит он отличительную черту диалектическои? логики. “...То, что у Гегеля является развитием мыслительнои? формы суждения как такового, выступает здесь перед нами как развитие наших, покоящихся на эмпирическои? основе, теоретических знании? о природе движения вообще. А ведь это показывает, что законы мышления и законы природы необходимо согласуются между собои?, если только они надлежащим образом познаны”»

Конечно, и данная статья во многом является «онтологией». И вы сами, если захотите, сможете составить кучу таких онтологий, однако все они будут лишь сторонами и отдельными выхваченными связями самой действительности (то есть примерами), которую изучает вся наука, созданная человечеством.


Источник: m.vk.com

Комментарии: